Пакаль. Война или мир

– Да ты… да как ты… – от негодования жрец не мог найти слов.

Всё, что он хотел высказать Павлу ранее, моментально вылетело у него из головы.

– Не переживай, дорогой друг, – примирительно проговорил Павел, – принимай всё, как есть.

Жрец беспокойно мерил комнату широкими шагами, мотаясь от одной стенки к другой. Руки его беспорядочно взмахивали. Колыхались длинные чёрные перья шлема. Позванивали нефритовые пластины широкого ожерелья. Нервно подрагивала пятнистая шкура на плечах рогжока.

Ах То-Киль остановился перед уютно устроившимся возле столика Пакалем и вперил в правителя тяжёлый взгляд. Губы его беззвучно шевелились. Глаза яростно сверкали.

– Что это ты задумал? – наконец, смог выговорить представитель древней высокоразвитой цивилизации, – Чтобы я…

– А не ты ли только что говорил, что именно вы – древние боги местных племён подарили им научные знания, письменность… и много чего ещё.

– Это совсем не то, что ты мне сейчас предлагаешь…

– Не то? А как вы некогда обучали примитивных охотников и собирателей?

– Но…

– Какие ещё «но»? неужели вы хотите остановиться на уже достигнутом? Неужели вы настолько… э… опустились, чтобы забросить свою великую миссию просвещения? Или вам просто хочется ощущать себя всевластными богами и требовать только слепого поклонения?

– Что-то ты совсем не то говоришь, – смутился Ах То-Киль.

– Ты просто хочешь оставаться для жителей богом Грома, хочешь, чтобы они сами ничего не умели и надеялись только на тебя?

Верховный Жрец важно сложил руки на груди.

– Я понял тебя, владыка К’инич-Ханааб, – проговорил он хмуро, – но я сам не могу этого решить.

– Почему?

– Мне нужно посоветоваться с остальными повелителями Шибальбы…

– Так, в чём проблема-то, – снисходительно перебил Павел, – Иди и советуйся.

– Ты должен пойти со мной, – уверенно заявил Ах То-Киль.

6

За окном ярко светило мартовское солнце. От несколько просевших и приникших к земле грязных сугробов робко проявлялись крохотные ручейки. Они осторожно перебегали улицу, отворачиваясь от невесть откуда взявшихся камешков. Мимо, не обращая на бегущую воду внимания, торопились прохожие. Взлетали брызги из-под ног особо спешащих.

На столике перед собеседниками исходили ароматом присыпанные сахарной пудрой пончики. Торжественно стояли картонные стаканчики с горячим кофе. Максим осторожно отхлебнул горячий напиток и поспешно откусил маслянистый бок пончика.

Виктор пристально взглянул на приятеля.

– Ну, давай, начинай…

– Что начинать? – Ходорченко поставил горячую посудину, растерянно охнув и подув на пальцы.

– Что за друг, которого ты никак не решишься полностью назвать другом, научил тебя столь необычному стилю фехтования?

– Это длинная история, – с трудом выговорил Максим, осторожно притрагиваясь к стаканчику.

Рука медленно прокрутила картонку.

– И я не знаю, – продолжил юноша, – сможешь ли ты поверить в её истинность.

– Попрошу без предисловий, – поморщился Виктор, – не можешь – не рассказывай.

Он откинулся на спинку стула. Двумя пальцами ухватил стаканчик и шумно отхлебнул.

Максим с тяжёлым вздохом вгрызся в пончик, мимоходом вспомнив, что бабушка его когда-то пекла совершенно другие пончики, в виде шариков с повидлом внутри. Но не говорить же об этом с неожиданно обретённым приятелем. Можно ли и его назвать другом? Можно ли во всём ему довериться? Юноша скосил взгляд на хмурого Виктора. Третьяков рассеянно крутил стаканчик по столешнице, забыв о остывающем тёмно-коричневом, почти чёрном, напитке.

Пауза в разговоре неуклонно затягивалась.

Первым не выдержал Виктор.

– Попробую начать я, – размеренно произнёс он, – Когда-то, в юности, я почти профессионально занимался фехтованием. Но, в один прекрасный день всё резко изменилось…

– У меня примерно такая же история, – прервал рассказ товарища Максим, – долгое время я рос как сын богатого родителя, которому якобы всё позволено… – он замолчал, – и тогда…

– Иногда вдруг захочется

Взметнуть клинок к небесам,

Чтоб солнце сверкнуло отточено

Навстречу моим мечтам:

– Чтоб не таилось ничтожество

За спинами пап и мам,

И за свои деяния,

Чтоб каждый ответил сам…

– Чтобы, эфес сжимая,

Каждый встал, защищая честь.

– И чтобы подлость и наглость любая

Забыла, что она есть! – неожиданно продекламировал Виктор.

Максим досадливо поморщился.

– Не такое уж я и ничтожество, – обиженно буркнул он, – просто некоторое время считал, что мне все что-то должны. И тогда мне встретились два человека, которые и преподнесли мне кое-какую науку. Один из них – старый, хромой учитель истории, Василий Сергеевич его звали, показал, что внешность может оказаться обманчивой. Он, шутя расправился со мной и одним моим приятелем, – Максим посмотрел на Виктора и поспешно отпил кофе, – кстати, ты его видел совсем недавно. Это с ним у меня произошла та стычка недалеко от Универа.