Красный паук, или Семь секунд вечности

«…Такого еще никогда не было на Земле! – читал тоном ведущего программы „Время“ майор Валенда, – восемнадцатого июля 1999 года, в семнадцать часов тридцать две минуты и тридцать секунд по ю ти си, в возрасте сорока одного года скоропостижно скончался гражданин Зорин Андрей Иванович, рожденный в городе Уральске в 1958 году. Момент смерти А.И. Зорина полностью совпал с моментом его рождения. Это уникальный случай в истории Homo Sapiens, зарегистрирован, как рекорд Гиннеса».

– Да, Павел Васильевич, эту телеграмму изучали и долго обсуждали, но сошлись на том, что это, конечно, полный бред. Причем здесь рекорд Гиннеса?!! – удивилась и на этот раз Зырянова. – В свое время Борисов написал мне на обороте этой телеграммы: «Абсурд».

– Да, я видел эту резолюцию. Я предлагаю воспользоваться этой информацией, как неким индикатором, с помощью которого можно подтвердить факт реальности открытия Кондратьева.

– Уточните, – придвинулась ближе к столу полковник Зырянова.

– Наталья Павловна, все просто, – уверенно захватывал инициативу Валенда. – Ближайшее воскресенье как раз восемнадцатое июля. И этот момент, указанный в телеграмме, как момент смерти Зорина, странным образом совпадает с еще одним событием – американский лунный корабль «Ахиллес-11» якобы вышел на орбиту искусственного спутника Луны. И именно в этом году отмечается тридцатилетие первой экспедиции с людьми на Луну. Американской экспедиции.

– Продолжайте.

– Так вот, завтра утром мои одноклассники собираются на базу на озеро для празднования дня рождения Андрея Зорина. Кстати, в свое время этот маленький санаторий из пяти корпусов за хорошим забором принадлежал НКВД. Я думаю, что мне необходимо принять участие в праздничном мероприятии, чтобы на месте проверить предсказания телеграммы, – на одном дыхании произнес Валенда.

– Если я вас правильно поняла, Павел Васильевич, то возможная смерть вашего друга в воскресенье восемнадцатого июля в семнадцать часов тридцать две минуты тридцать секунд по ют и си будет доказательством реальности открытия Кондратьева?

– Да, все правильно, – несколько обмяк Валенда. – Смерть Зорина будет неопровержимым доказательством того, что Кондратьев совершил феноменальное открытие! И я буду первый, кто засвидетельствует этот факт. При условии, что эта смерть действительно произойдет.

– Да, Павел Васильевич, – помрачнела психологически устойчивая Зырянова. – Оригинальный ход. Пожалуй, верх цинизма! Значит, вы сядете рядом с Зориным, по секундомеру будете отслеживать изменения его здоровья! – повысила голос Наталья Павловна, – и чтобы убедиться, умер ваш школьный товарищ или не умер, заранее пригласите врача для констатации? Так что ли?

– Да, именно так, товарищ полковник, – окаменел за столом Валенда, сжав пальцы в замок. – Я понимаю ваши чувства, но эти мои – в высшей степени циничные – действия и мысли продиктованы только стремлением выполнить поставленную задачу с наибольшей пользой для родины.

– Хорошо, – взяла себя в руки Наталья Павловна, – давайте к делу. Откуда такая уверенность, что это именно тот Зорин? Что, мало на Руси Зориных?

– Слишком много совпадений, товарищ полковник. Дело в том, что Уральск – городок небольшой, и тамошних Зориных я знаю почти всех. Подлинность телеграммы из апреля сорок четвертого у меня не вызывает сомнений и это подтверждается заключением ряда уважаемых экспертов. И, повторяю, ближайшее воскресенье и есть восемнадцатое июля, Зорину как раз исполняется сорок один год. Все сходится.

– Да, вроде все правильно.

– Вот и я о том же, – подхватил Валенда. – Я только, действительно, изумлен, откуда Кондратьев мог получить эти сведения в сорок четвертом году – за четырнадцать лет до рождения Андрея Зорина? И в то время, когда родители Зорина еще знакомы не были!

– Выходит, благодаря своему открытию, – осторожно предположила полковник Зырянова, – может, вы и правы, но все уж больно притянуто за уши…

– У меня есть еще один, но опять очень личный аргумент.

– Говорите, Павел Васильевич, вы сегодня решили меня окончательно доконать. Что ж, добивайте.

– Мы, товарищ полковник, все выросли в одном дворе: я, Лукьянов, Зорин и еще несколько человек. Так вот, у нас была одна страшилка, гласящая, что если кто-нибудь прикоснется к красному паучку, то умрет!

– Так, так, продолжайте, майор Валенда, – заулыбалась Наталья Павловна. – Где тут у меня диктофончик? «Красный паучок», говорите?

– Можете думать обо мне все, что угодно, – увлеченно продолжал Валенда, – но однажды весной этот наш Зорин всем назло взял и раздавил красного паука. На глазах у всех! Нам тогда лет по пять-шесть было.

– И вы в это верите? Ну, и помощника я себе подобрала. Господи, хорошо, что нас не слышит генерал Борисов!

– Да, почему-то верю, товарищ полковник, – выдохнул майор ФСБ Валенда.

Глава 10

Весна 1963 года. Южный Урал

Весна 1963 года на Южном Урале выдалась затяжной и холодной. Хмурый апрель никак не мог справиться со снегом, который, казалось, и не собирался стаивать: нешуточные снегопады и даже метели не оставляли весне ни малейшего шанса распорядиться своим законным временем. А появившиеся перелетные птицы с юга были явно обескуражены местными условиями обитания и наполняли холодный воздух удивленным гомоном по этому поводу.

Только в самом конце апреля на высоких открытых местах стали появляться проталины, покрытые прошлогодней листвой, поползли бесшумные ручейки. Но уже к началу мая солнце палило нещадно, нагревая головы и плечи горожан, словно пытаясь наверстать упущенное, и заструились пахучие весенние волны, перемешивая запахи пыли и асфальта с терпкими ароматами молодой крапивы и тополиной смолы.

Птицы от радости трещали вовсю, почки на деревьях изготовились к главному действию и уже показали крошечные зеленые «язычки» и в чисто вымытом голубоглазом майском пространстве повисла настороженная нежно-бирюзовая пелена.

Шестеро дошколят: пять мальчиков и одна девочка, в теплых, замечательно пахнувших на солнце драповых пальто и в шапочках с завязками, елозя по изумрудной майской траве с желтыми цветами, усердно рыли землю на солнцепеке в новом сквере.

Театральная площадь имела форму прямоугольника, образованного ровным строем пятиэтажек. Дворец культуры – краса и гордость города, располагался с южной стороны, а новенький сквер находился напротив театра. Осенью сквер огородили бетонным забором, посадили по периметру тонкие деревца, засыпали дорожки гравием, а в центре сквера запланировали фонтан и скамейки. По бокам стали устраивать клумбы различных форм; на некоторых уже чернели подготовленные грядки, но большая часть клумб заросла травой. Именно в таких запущенных местах и было удобнее всего устраивать «секретики». Сквер разбили на месте бывших картофельных полей, и поэтому земля была мягкая. Копать было легко.

– «Секретик» сделать просто, – пискляво рассуждал самый маленький по росту – Женька Тимошкин, аккуратно вытирая себе нос грязным кулаком, – нужно выкопать ямку. Потом положить на дно камешки. А сверху накрыть стеклом.

Женька достал грязной рукой осколок бутылки из кармана серого, драпового пальто:

– Во, зеленое.

– Ага, зеленое, – согласился с ним недавно переехавший Игнат Подгорный, отличающийся от всех остальных не только странным именем, но и угрюмым взглядом исподлобья в сочетании со взрослым упрямством в достижении цели. Двор никак не мог справиться с нетипичным для данных широт именем: пробовали давать Игнату различные клички, например, «Гранат», но последний сразу набрасывался с кулаками на «экспериментатора», требуя произнесения своего имени правильно.

Старая компания его опасалась, но не прогоняла. Даже Павел Валенда относился к Игнату с некоторым подобострастием, хотя и был на две головы выше. В свои пять лет Игнат имел независимый характер и стойкую привычку бродить по окрестностям двора в одиночку и неожиданно появляться в скоплении одногодок. И сейчас он гордо стоял поодаль, молча наблюдая за действиями малышни.

– Не порежься, – предупредила Женьку Тимошкина его двоюродная сестра Юля, рывшая ямку неподалеку от брата, устроившись на корточках, а не на коленках.

– Надо оконное стекло искать, – проговорил со знанием дела Юра Лукьянов, с удовольствием вдыхая аромат теплой земли и отгребая ее в сторону сцепленными руками. – Оно плоское.

– Эх, старость не радость, – прокряхтел баском длинный Валенда, приподнимаясь. Он стал сразу же усердно чистить брючки на коленках. – А сегодня утром Колька Страшный опять показывал фокусы у первого подъезда.

– Чё показывал? – шмыгал носом любопытный Андрей Зорин, рассматривая свои уже грязные на коленках чулки, колоколом нависшие над ботинками.

– Хлеб делал, – поведал Валенда, окончивший чистку брючек спереди и теперь вытирающий грязные руки о полы своего клетчатого пальто сзади. – Сделал настоящий кусочек хлеба из травы: Колька так делал: взял, сорвал колосок от травы, потер руками и вытащил кусочек хлеба. И все ребята смеялись от радости.

– А ты, Валенда, балда, – сказала аккуратная и умная Юлька с розовыми бантами и в новых ботиночках. – Зачем ты отдал Кольке свой бутерброд с маслом и сахаром?

– А он мне за бутерброд показал ещё один фокус про морковку! – настаивал упрямый Павел, – вот так взял, потер руками и раз – маленькая красная морковка! Я ее съел!

– Точно: балда, – поддержал девочку Юра Лукьянов, продолжавший углублять свой «секретик» с помощью щепки. – Юлька права. У нас у бабушки в кладовке этой морковки – знаешь, сколько! Пришел бы к нам и поел! Ой! – вдруг вскрикнул Юра. – Какой-то булыжник!

Через три минуты совместными усилиями на свет был извлечен черный камень.

– Это уголь, – сказала умная Юлька. – Антрацит. Мне папа рассказывал.

– Чего? – загалдели остальные. – Юрка, дай потрогать?

Великодушный Лукьянов разрешил всем желающим пощупать прохладный камушек. А любопытный Тимошкин стал даже нюхать кусок угля и потом принялся чихать.

– Давай его выбросим, – предложил Игнат, разглядывая находку. – Зачем он тебе?

– Нет, – Лукьянов аккуратно завернул кусок каменного угля в лопух. – Я его буду беречь. Может, потом пригодится…

В этот момент заверещал Зорин: