Пригород. Город

– Короче, есть один вопрос. Ты такие штуки любишь. С подковыркой.

И я рассказал о фотографии и об ощущениях. Вот так, просто взял и выложил. Слил недавно накопившееся напряжение.

На том конце озадачено замолчали.

– Антох?

– Да, я тут. Понимаешь, я философией увлекаюсь, даже чересчур, не спорю. Люблю мозги канифолить, но тут психология. Если честно, ты меня напугал. Я в тупике. Говоря же коротко, в двух словах, то мы имеем сон наоборот.

– Чего?!

– Ну, вот видишь. Я же не шарю в этом.

– Короче, Склифосовский.

– Хм, – рассеянно выдохнул Антон. – На той фотографии ты и твоя жена. Не перебивай. Как оказался снимок в почтовом ящике? Его там и не было. Просто ты нашел его в столе, а сознание сыграло с тобой шутку. Если так можно выразиться. Оно подменило воспоминание, отстранило его от тебя, превратив в подобие сна. Реальность, облаченная в одежды смутных видений. А чтобы еще понятней стало, ответь себе на вопрос: почему ты воспринимаешь людей на фотке как чужих? С другой стороны, тебе они кажутся знакомыми. Почему? Ответ: бегство от прошлого. А вот что было в прошлом, ты должен вспомнить сам.

– А тюльпаны?

– Серег, ты… – Я насторожился. Голос Антона дрогнул неуверенностью, и в последнем слове прозвучала нота испуга.

– Да? – тихо сказал я в трубку.

– Всё прячется в прошлом.

– Мне не нравится, как ты разъясняешь. Чувствую себя учеником, который ничего не понимает в предмете. Ты больше намудрил, чем внес ясности. И еще. Мое отстраненное переживание реальности…

– Кризис среднего возраста. Экзистенция.

– Вот опять увиливаешь. Не можешь прямо сказать, что в моем прошлом, ведь ты его хорошо знаешь.

– Серег, давай закроем тему.

– Давай, – разочаровано произнес я.

Мы попрощались.

Экзистенция! Какая к черту… Минутку.

Я вспомнил, что он определял экзистенцию, как… Осколки прошлого собрались в осмысленную картину. Антон нарисовал странный образ. Экзистенция – это сфера. Мыльный пузырь. Условно. И вот, на его поверхности возникает вздутие. Маленький пупырышек. Это и есть наш мир. А затем он исчезает – становится частью пузыря, но появляется в другом месте. И так до бесконечности. Миллиарды раз. Этих бугорков много. То тут, то там. Наподобие пульсаций. Выходило, что мы всего лишь озноб экзистенции, мимолетное торжество разума в море неопределенности, тонкая пленка стабильности над океаном хаоса. Мы – мир, который растворяется через мгновение. Антон любит пудрить мозги.

Я пришел домой ни с чем. В полной прострации. Воспоминание об интеллектуальных завихрениях друга легло мертвым грузом. Лучше бы я его не спрашивал.

4

Вечером заглянул сын, рассказывал о своей жизни с Кристиной. Я и Нина его в основном слушали. Улыбались. А он говорил с юмором.

Он счастлив. Хотелось бы так думать. Я забылся в семейном кругу. Фотография и экзистенция отошли на второй план, растворились. Всё в минувшем дне оказалось нереальным и надуманным. Только сейчас, в этот вечер на кухне текла настоящая жизнь, прорисовываясь в неспешных беседах, в решениях обычных проблем, в словах, брошенных случайно, но таких необходимых.

Сын задержался. Он уехал поздно. Уже стемнело, и мы легли спать. Дремля, я услышал, как мой телефон одиноко прогудел – SMS от Антона. На экране светилось только одно слово: «Экзистенция». «Философ хренов», – беззлобно выругался я и удалил послание.

Ночью приснилась фотография. Сидя за столом, я разрезал конверт. Все, как наяву, только молодые люди ожили на снимке. Я заметил, что легкий ветерок играет волосами девушки, мужчина смущенно смотрит на меня. Наверно, он готов убежать из этого сада, но время навечно пригвоздило его. Ему придется всегда стоять рядом с девушкой, которая держит в руках букет. И тут изображение, такое реальное и подвижное, застыло и распалось на множество частей. Краем сознания я понял, это были пожухлые лепестки тюльпанов.

5

Утром Нина ушла раньше, а я сел за стол и вынул фотографию с конвертом. Внимательно рассматривая, ждал, что снимок превратится в тысячи увядших лепестков и от странного послания не останется и следа. Опять всплыло ощущение нереальности происходящего. «Экзистенция», – хмыкнул я, вспомнив вчерашнее SMS.

Антон непроизвольно вторгся в сознание. В голове воскресло минувшее. Когда-то друг разглагольствовал о времени: «Знаешь, Сальвадор Дали написал картину „Ласточкин хвост“. Ему задали вопрос: „А что в ней?“ „О, – ответил художник, – это очень важная вещь – хвост. Он – символ ускользающего времени“. Конечно, старика Дали можно понять. Силы на исходе, мысли уже не так резвы. Но почему именно хвост ласточки? С чего вдруг? А художник просто цеплялся за прошлое. Память кусала. Постарел, значит, Сальвадор».

Я отогнал воспоминание. Вернув фотографию в конверт, подумал: «А если серьезно, что в этом снимке? Почему он привлек внимание? Какая деталь зацепила глаз?» Сознание не улавливало. Я вновь извлек снимок. Посмотрел на него. И тут, будто плотину прорвало. Я еще не был готов мириться с посетившей меня мыслью, а она уже стучалась во все уголки мозга, царапалась, скреблась, выла, а я не отвечал, понимая, что деваться некуда. Я сам этого желал: разрешить загадку, и, наконец, прошлое воскресло, затрепетало живым огнем. Пальцы задрожали. Медленно встав, я вышел из квартиры. В левой руке сжал снимок и конверт.

Ласточкин хвост…

Экзистенция…

Я лишь на мгновение обманулся, когда Антон говорил о ней. Может, действительно, в одном из параллельных миров, или вне их, обитает первородный хаос, а мы лишь тонкая пленка стабильности на его поверхности. Неважно. Дело в другом. Прошлое исчезает. Стирается из памяти. И как я мог забыть о нем? Да, меня осенило. Тюльпаны. Конечно, они. Цветы, которые я рассмотрел не сразу, вот важная деталь. И эта моя фотография. Я случайно ее нашел в столе. И историю с конвертом я выдумал. Зачем? Логических объяснений не было. И почему Нина ничего не сказала? Испугалась? Не хотела расстраивать меня? Или тоже бежала от прошлого? Как и я пряталась от него, насколько хватало сил, пока разум не споткнулся о букет тюльпанов.

Стало тяжело дышать. Голова закружилась.

Я остановился перед мусорным баком. Посмотрел на конверт. Пробежал его глазами и выбросил. Пришла очередь фотографии. Я глянул на снимок. Молодой человек и девушка смотрят в объектив. Это я с Ниной, только моложе. Изображение нечеткое. Наверно, таким и представляется прошлое: размытым и неясным. Она держит букет тюльпанов. Наш первый сын погиб под колесами грузовика. Мне тяжело вспоминать об этом. Ласточкин хвост царапнул душу. Сын катался с приятелем на велосипеде. Они попали под грузовик. Как? Деталей не помню – стерлись. Приятель ничего – выкарабкался, а сын умер. На похоронах оказалось много красных тюльпанов. Почему они? Не знаю. Все как в тумане. Но с тех пор Нина не любит эти цветы.

Я перевел дыхание. Стало легче.

Человеку свойственно забывать. Даже самые трагические вещи постепенно меркнут со временем. Но почему я пытался воскресить прошлое? Воскресить сына? Но его не вернешь. Теперь, надеюсь, победил минувшее. Больше я к нему не вернусь.

Гарпунщик

Вокзал

Здание вокзала находилось чуть левее. Меня отделяли от него три железнодорожных линии. Полюбовавшись на новое строение, я направился к нему.

Вокзал построили недавно. На фоне покосившихся деревянных домишек, оно сияло белизной, будто жемчужина среди грязи. Здание, казалось, надменно поглядывало вокруг. На его белом фасаде висело электронное табло, ниже были два круглых окна. С торцов вокзала я заметил пристройки. Назначение той, что справа, мог только предполагать. Это, возможно, складское помещение. А вот слева – вход. Почему он не находился с фасада? Непонятная экономия. Между вокзалом и железной дорогой достаточно места.

Я зашел в здание. Фойе оказалось маленькое, но уютное. Пол выложен разноцветной мозаикой, в центр стояла громоздкая колонна, визуально делившая помещение на две зоны: билетная, где кассы, и зона ожидания. Я прошел в зону ожидания. По ее периметру располагались крашеные в темно-серый цвет скамьи. На стенах: расписание, информация о тарифах, реклама РЖД. На громоздкой колонне были электронные часы, светившиеся зелеными цифрами. Я глянул на них и подошел к кассе.

– До Каликино, пожалуйста, – сказал я, наклонившись к окошечку.

– Туда и обратно?

– Нет. Только туда.

Кассир забрал деньги. Послышалось скрежетание печатающего аппарата. И вот тут меня и нагнала мысль, которая и удивила, и испугала. «Стоп, стоп, стоп, – засуетилась она, – голос кассира я знаю». К сожалению, его нельзя было разглядеть – не окошко, а узкая щель в толщину ладони. Перегородка же оказалась зеркальной, так что никого рассмотреть за ней я не смог.

Сознание закопошилось. Стойкий привкус дежавю, и имя незнакомца готово было сорваться с языка.

Я решил задать еще вопрос, чтобы вновь услышать голос. Может, показалось.

– Когда придет электричка, не подскажете?