Один день гениальности

– Куда ушел? – машинально спросил Остроухов, еще не до конца осмыслив невероятную новость: Колька Люлькин – начальник отдела.

– В управление перевели. – Люлькин отодвинул накрахмаленную манжету и взглянул на часы.

– Вы опоздали сегодня на девятнадцать минут, – констатировал и. о. начальника отдела. – Надеюсь, подобные случаи будут происходить не слишком часто.

Повернувшись, бывший Колька Люлькин не спеша направился к своему кабинету.

– Николай Игнатьевич, – несмело окликнул его Остроухов.

Люлькин слегка обернулся.

– Я, собственно, Николай Игнатьевич, заявление принес. Рассчитываться собираюсь. Если можно – хотелось бы прямо с сегодняшнего дня. Познакомился, понимаете, там, в доме отдыха с одним мужичком, он меня в свою организацию и сманил.

Люлькин внимательно посмотрел на Остроухова.

– Ну, что ж, сказал он задумчиво, – лично у меня возражений нет. – Думаю, и директор не будет против. А знаешь что, старик, – голос и. о. начальника отдела неожиданно потеплел, – все равно Комар раньше одиннадцати не прилетит. Пойдем-ка мы с тобой, Эдька, по такому случаю пивка выпьем!

Каждому – свое

Прочитав очередной опус, присланный в редакцию, Колиткин обхватил голову руками и тоскливо замычал. Помычав некоторое время, он брезгливо отодвинул от себя листки с аккуратно напечатанной на лазерном принтере белибердой, которую ее автор искренне считал радикальным и вполне реальным планом вывода несчастной поруганной Родины из тяжелейшего экономического и глубочайшего нравственного кризисов.

Черт знает что, – думал литсотрудник, нервно затягиваясь омерзительным, зато приемлемым для семейного бюджета “Беломором”. – Пишут все, кому не лень… Ну и читали бы свои творения на именинах у сослуживцев, так ведь нет! Всенародное признание им, понимаешь, подавай!”

Измученный работник умственного труда со злостью раздавил в пепельнице недокуренную папиросу, словно раздавливая мечты своих безвестных корреспондентов о всенародном признании.

Интенсивно помассировав нижнюю часть мочки левого уха, в соответствии с рекомендациями древнекитайской медицины, Колиткин вполне успокоился. В очередной раз убедившись в мудрости древних китайцев и в непреходящей ценности их учения, он выдвинул ящик стола и достал оттуда лист бумаги, на котором рукой дилетанта был нарисован эскиз вечного двигателя второго рода с необходимыми пояснениями.

Колиткин любовно посмотрел на плод нескольких недель мучительных раздумий, затем, решившись, вложил листок вместе с сопроводительным письмом в заранее приготовленный конверт с адресом весьма серьезного научного учреждения.

Заклеив конверт, он с облегчением вздохнул, положил его в стопку писем, готовых к отправке, и мечтательно посмотрел в окно.

Этот странный кусакин

Заходит на прошлой неделе в мой кабинет Кусакин. Хитро так улыбается и обещает:

– Сейчас ты упадешь!

– С чего бы это мне падать? – спокойно отвечаю я. – Пять тысяч в спортлото ты не выиграл, Вельветкина с тобой в кафе-мороженое не пошла, и вообще, я, знаешь ли, принципиально никогда не падаю.

– Нет, все-таки упадешь! – весело настаивает Кусакин.

Я равнодушно пожимаю плечами.

Заключаем пари: упаду я или нет.

Кусакин подходит ближе и делает резкое движение ногой. В следующее мгновение стремянка, на которой я стоял, вкручивая лампочку, проектируется на поверхность пола в натуральную величину. А я – нет.

Мой остроумный сослуживец разочарованно смотрит на меня, спокойно висящего под потолком.

Держась одной рукой за люстру, я достаю из кармана носовой платок и спокойно протираю очки.

– Ставь, – говорю, – стремянку на место. Тоже мне Юрий Никулин!

– А вот это уж – дудки! – смеется Кусакин. – Повиси немного. Может быть, все-таки упадешь.

И уходит. А я остаюсь висеть на люстре.

Прибегает дня через три главный бухгалтер.

– Иди, – говорит, – тринадцатую зарплату получать. Из-за тебя ведомость закрыть не можем.

Жалко мне его стало, я и спрыгнул. Спрыгнул, заметьте, а не упал!

А Кусакин теперь нахально утверждает, что пари он выиграл, а не я.

Странный он все-таки человек, этот Кусакин!

Мероприятие

Когда заседание, посвященное подведению годовых итогов работы двух городских банно-прачечных комбинатов, подходило к концу, кто-то из присутствующих предложил:

– А что, если нам, товарищи, провести стирку дружбы? Про плавки дружбы слыхали? – пояснил свою мысль товарищ. – А мы чем хуже металлургов?!

Участники заседания одобрительно зашумели. Предложение понравилось.

Сразу же наметили кандидатуру клиента для проведения мероприятия – начальника городского управления коммунального хозяйства товарища Удалова Василия Прохоровича.

Присутствующий здесь же, на собрании, Василий Прохорович из соображений скромности долго отнекивался, однако под натиском превосходящих сил подчиненных в конце концов сдался.

Тут же был составлен план проведения предстоящего мероприятия. Комбинат № 1 должен был обеспечить стирку белья, а комбинат № 2 – глажку. В качестве непосредственных исполнителей выбрали по пять передовиков производства от каждого предприятия.

В назначенный день и час трудящиеся обоих комбинатов собрались в актовом зале комбината № 1. С кратким сообщением о предстоящем мероприятии выступил секретарь парткома управления коммунхоза товарищ Сазанов. От имени участвующих в стирке дружбы выступила гладильщица комбината № 2 Валентина Кривошейкина, которая поблагодарила за оказанное доверие и пообещала, что работа будет выполнена на уровне выше мировых стандартов.

После окончания торжественной части мероприятие началось.

Стирка дружбы была проведена в рекордно короткий срок – 56 минут 38 секунд, считая от момента, когда лучшая приемщица белья комбината № 1 Лариса Воробьева взяла в руку карандаш, чтобы выписать квитанцию, и заканчивая моментом, когда лучшая приемщица комбината № 2 Евдокия Гудзь, обворожительно улыбаясь, вручила перевязанный нежно-голубой ленточкой благоухающий пакет с бельем владельцу.

Мероприятие удалось на славу. Слегка омрачило его лишь то обстоятельство, что граждане, которые в этот день собирались сдать в стирку или получить из стирки свое белье, вернулись домой несколько раздосадованными: оба комбината не работали. На входных дверях пунктов приема белья висели таблички: “Закрыто. Идет стирка дружбы”.

Расчет нагревательной обмотки (из баек мэнээса застойных времен)

Когда обмотка моей старенькой лабораторной электропечи, выделив напоследок значительное количество джоулей, приказала долго жить, передо мною со всей остротой встал вопрос расчета новой обмотки.

Казалось бы, дело нехитрое: задаться требуемой мощностью печи и, ориентируясь на характеристики имеющейся в моем распоряжении проволоки, рассчитать ее необходимую длину. Однако по зрелом размышлении я понял, что все не так просто. В конце концов: человек – для вещи или вещь – для человека?

Поразмыслив, я задался не мощностью печи, а временем ее нагрева до нужной температуры. Стоит ли объяснять, что теперь расчет оказался гораздо более сложным. Мне пришлось вычислить теплоемкость отдельных частей печи, учесть теплопроводность четырех различных материалов, ориентировочно прикинуть теплопотери в окружающую среду.

Я был вынужден основательно влезть в забытую начисто, сразу после экзамена на третьем курсе, теорию теплопередачи.