– Дурак! – швыряя в него щетку, крикнула Людмила. – И не подходи больше ко мне! И своей Милой называть больше не смей! Никогда, слышишь?
Она достала из сумки сигарету, незаметно вышла за пределы раскопа и, воспользовавшись тем, что академик с найденной Стасом бусиной тут же поспешил к Валентину, часто и нервно закурила.
Александр стряхнул со своей белой футболки крошки земли и снова уставился на Лену.
– Так… – довольно потирая ладони, прошептала Юля. – Половина дела сделана. И надо же – сама собой, даже без моего участия! Теперь надо дождаться решения второй половины – удаления из карьеры нашей деревенской красавицы…
И на это, судя по предвкушению, так и написанному на ее лице, были свои, немалые основания…
– Ничего себе любовь! – с восхищением покрутил головой Александр.
Неизвестно, сколько бы продолжалось голодное ожидание студентов, если бы не Валентин. Он подошел к готовому, казалось, до вечера ждать возвращения ушедших за находками людей академику и решительно заявил:
– Владимир Всеволодович! Обедать давно пора!
– Разве?..
Академик взглянул на солнце, потом на свои часы и с упреком заметил стоявшему рядом завхозу:
– Что же вы мне сразу об этом не напомнили?
– А это не входит в круг моих обязанностей! – напомнил тот. – Мое дело, чтобы все вовремя было сварено, инструмент роздан и получен! И главное, чтоб на всех хватало спальных мешков!
– Ну да, у каждого – свое главное… Давай, собирай ребят на обед! – шепнул Валентину академик и, помявшись, показал завхозу просительными глазами на сгрудившихся у канатов людей: – Только неудобно как-то выходит: мы сядем есть, а они так и будут стоять и смотреть на нас? В Древней Руси – гостеприимство всегда было незыблемым правилом!
– Не знаю, что там и как было в вашей Руси, а у меня – буфет… то есть я хотел сказать – бюджет! – отрезал завхоз. Он, кряхтя, пролез под канаты и с самым независимым видом принялся расхаживать вдоль дороги.
– М-да! – неодобрительно покачал головой, глядя ему вслед, Владимир Всеволодович и с виноватым лицом обратился к зрителям: – Вы уж простите, мы сейчас тут быстренько перекусим и продолжим нашу беседу…
– Да не переживай ты так, Всеволодыч! – послышалось в ответ.
– Что мы, не понимаем – какие у студентов харчи?
– Сказал бы, так мы бы сами принесли им чего-нибудь сытненького!
– А продолжить разговор было бы очень полезно – интересно все же, как жили наши предки! Так сказать, какими были мы – до нас!
– Непременно, непременно обо всем поговорим! – пообещал Владимир Всеволодович и, еще раз извинившись, направился к обеденному столу. Здесь он встал рядом со студентами, и раздалось громкое дружное пение молитвы «Отче наш».
– Надо же… – подивились в толпе. – Порядки, как в монастыре!
– Не то что у тех студентов, что, помните, приезжали убирать картошку?
– Да, те тут порядком накуролесили…
– А у этих, смотри, как все чинно-благородно!
– И начальник у них вон какой уважительный! А ты ему – Всеволодыч!
– А как же еще?
– Владимир Всеволодович! Или товарищ академик! Так что ты ему больше не «дыч», и тем более не «тычь»! Смотри, как он со своими студентами управляется!
– Да, любо-дорого посмотреть… Вон как по-благородному себя ведут за столом…
– Одно слово – историки!
И тут вдруг началось то, что заставило говоривших замолчать и в полном недоумении переглянуться.
Студенты, дождавшись, когда, по строго заведенному им самим правилу, Владимир Всеволодович первым поднесет ложку ко рту, накинулись на суп, и все как один начали отплевываться и кричать:
– Тьфу! Тьфу!
– Отрава!
– Разве это суп?!
– Его же есть невозможно!!!
Владимир Всеволодович, единственный, сделавший полный глоток, вытер носовым платком выступившие на глазах слезы и примирительно сказал:
– Ну, подумаешь… Немного пересолено! В таких случаях на Руси обычно говорили – повар влюбился!
– Ничего себе любовь! – с восхищением покрутил головой Александр и уставился на оглянувшуюся, всю раскрасневшуюся от пламени костра Лену.
– А еще была поговорка: недосол на столе, а пересол на спине! – оборвала его Юля и, прячась за спины других, закричала: – Гнать такого повара! Гнать!!
– Как это… гнать?.. – опешила вконец растерявшаяся Лена.
Она подбежала к столу, взяла у Стаса ложку, зачерпнула из его миски суп, глотнула и сразу осевшим голосом прошептала:
– Ничего не понимаю… Я же ведь сама его пробовала! И, честное слово, все было в порядке…
– Да мы верим, верим!
Владимир Всеволодович встал из-за стола, подошел к костру, наклонился и показал всем кусок не до конца сгоревшей коробки из-под соли.
– Я же говорю – тут дело пахнет любовью! Которая, как известно, во все времена неразрывно была связана с ненавистью и коварством! – усмехнулся он. – От нас, археологов, не укрывается то, что спрятано под спудом тысячелетий, а уж то, что произошло в сегодняшний день…
Студенты, перебивая друг друга, с возмущением принялись выяснять, кто бы это мог сделать; завхоз, призывая в свидетели Перуна и всех других известных ему, по долгу службы, языческих божеств, стал громко подсчитывать, во что сегодняшний обед выльется выделенному ему бюджету, но Владимир Всеволодович поднял руку, призывая всех к тишине:
– Будем великодушными, друзья мои, в конце концов соль – не цикута и тем более не византийский яд! Напомню лишь содеявшему это, что сеющий зло никогда не пожнет добра и роющий другому яму обязательно угодит в нее сам. Не в этой жизни, так после…
Юля еще больше спряталась за сидевших с ней рослых ребят, но Владимир Всеволодович даже не глядел в ее сторону.
– Сейчас нам важно придумать, как исправить сложившееся положение! – озабоченно проговорил он. – И тут мы можем, как говорили древние римляне, убить в одном лесу двух вепрей, а наши предки – одним ударом двух зайцев!
Академик оглядел студентов, ответил на робкий вопрос второкурсника, что римляне так говорили потому, что, как известно, в одном лесу никогда не уживаются два вепря, и продолжил развивать свою мысль вслух: