Монах. Боль победы

– Только не рыдай, ладно?! – рассмеялся Андрей. – Если любовь кончилась, это не означает, что не может быть дружбы и привязанности. Я же сказал, что не оставлю тебя и мою дочку… Дочку… – Андрей будто покатал на языке это слово и смущенное улыбнулся. – Никак не могу привыкнуть, что я стал отцом. И скоро стану им снова.

– Как, кстати, у Антаны дела? Скоро?

– Скоро. Ждем со дня на день. А ты переходила, да?

– Ага. Переходила. Предлагали мне попить порошков, чтобы выгнать ребенка пораньше, – я отказалось. Бред это все. Когда надо ребенку, тогда он и выйдет. Как Бог решит. Ее не тошнит?

– Кого? А! Анту? Нет. Отлично себя чувствует.

– Эх, мужчины, мужчины… я тебе про ребенка – а ты уже мыслями весь в деле, – рассмеялась Олра. – Да, наверное, это правильно. Для нас нет ничего важнее детей, а вы должны думать, как нам всем выжить. Отец тоже такой был. Наверное, потому я тебя и полюбила, что ты очень похож на моего отца. – Олра вздохнула и добавила: – Ладно. О любви потом. Слушай, а о церкви ты думал? Вот у кого денег море. Все жертвуют церквям. У них капиталы немереные. Объяви, что церковь как часть государства должна заботиться о его сохранности. Иначе… в общем… вижу, ты уже и это продумал. С тобой неинтересно, ты все знаешь! – рассмеялась Олра. – Хочешь посмотреть на малышку?

– Хочу! А можно?

– Глупый! Тебе все можно! Я твоя! Малышка твоя! Мы твои близкие! О чем ты говоришь?! Сейчас.

Она дернула за шнурок у кровати, где-то далеко раздался удар гонга. Дверь распахнулась, и в комнату заглянул озабоченный мажордом.

– Что… что, господин… госпожа! Ой, радость-то какая! Госпожа здорова! А эти идиоты лекари…

– Тебя как звать? – спросил Андрей у старика.

– Аким.

– Аким, открой дверь пошире и встань рядом, не загораживай проход… ага, вот так!

Андрей наклонился, поднял три лекарские сумки, взяв их в охапку, и со всей силы вышвырнул в коридор. Сумки с гулом пролетели мимо испуганного мажордома и, похоже, в кого-то попали, потому что в коридоре пискнули и заскреблись.

– Чтобы этих тварей, именующих себя лекарями, и на пороге больше не было! Увижу – убью! И ни медяка им! Все. Неси сюда малышку, я хочу на нее посмотреть.

– Сейчас, сейчас! – просиял старик. – Она наелась молока кормилицы, спит, такая красивая, такая славная!

Он исчез, и через пять минут в комнату вплыла здоровенная бабища, одна из самых больших женщин, которых Андрей видел в своей жизни. Ее груди напоминали арбузы, а ручищи были как у борца-тяжеловеса или штангиста. Этими руками она нежно прижимала к себе маленький кулек, терявшийся на ее телесах. «Штангистка» улыбнулась Андрею и прогудела как тихая сирена, если такие бывают:

– Здравствуйте, господин советник! Какая славная у вас малышка! Крупненькая! Здоровенькая! Поздравляю! Она красавица – вся в вас. И в маму. Наелась молочка и спи-ит… Хотите посмотреть на ручки-ножки? У нее все в порядке – и рученьки, и ноженьки. Я все проверила. Никаких безобразий. Славный ребенок. Молока у меня много, будет кушать и расти, кушать и расти… у-у-у… моя сладкая!

Андрей наклонился над кульком и всмотрелся в лицо дочери – честно сказать, никакой похожести ни на кого он не увидел. Младенец как младенец – глазки закрыты, сопит носиком… красненькая.

– А чего она красная такая? – озабоченно спросил он. – Чего не розовая? И пятнышки какие-то… не болеет? – Он проверил ауру – нет, та сияла ровным светом, ни красных прожилок, ни черноты. На всякий случай Андрей добавил ей здоровья от себя, аура засветилась сильнее, а красные пятна вроде как побледнели.

– Хо-хо-хо! – как Санта-Клаус, заухала женщина-гора. – Ой, не могу! Простите, господин советник, не удержалась. Все мужики про это спрашивают. С чего ей быть розовой, когда она только что вылезла из… в общем, нормально это. Потом кожа очистится и будет розовенькая и красивенькая. Вас протащи через… хм… вы и не так пятнами покроетесь… хо-хо-хо… Подержите-ка ее. Не бойтесь, не бойтесь, она не стеклянная! Чувствуете, какая тепленькая, приятная? Ваша дочь, запомните, как вы взяли ее на руки в первый раз. Все когда-то в первый раз… – вздохнула она и приняла назад сверток с младенцем.

Андрей повернулся к Олре, хотел что-то сказать, и тут из коридора раздался озабоченный голос Зорана:

– Господин советник, господин советник! Посыльный! Срочно! Императрица рожает! Быстрее, вас требует!

Андрей ошеломленно обернулся к секретарю, хотел бежать, но Олра поймала его за рукав, приподнялась, нагнула за шею и поцеловала в губы, шепнув:

– Может, в последний раз. Прости уж за смелость. Удачи вам с Антой.

Женщина откинулась на подушки, следя за убегающим любимым, и горько вздохнула по ушедшему. Потом посмотрела на новорожденную, и ее лицо озарилось счастьем – вот она, дочь!

И все остальное показалось таким не важным, мелким, незначительным…

Глава 4

Секретарь подал графу Гегайло футляр, запечатанный печатью императрицы. Граф, полный мужчина лет сорока, с глазами навыкате и широким сальным лбом, посмотрел на этот футляр, будто в нем могла лежать ядовитая змея.

– Что это? Откуда? – воззрился он на секретаря Жасиора, человека лет тридцати, шестого сына мелкого чиновника управы. – Ты где это взял?

– У гонца, господин граф. – Секретарь, работавший у графа второй год, поклонился, усмехаясь в усы. Забавно было посмотреть, как у хозяина, наглого и самодовольного типа, трясутся поджилки при виде имперской печати.

– Какого гонца, болван?! – вспылил граф, стукнув кулаком по столу. – Ты можешь объяснить как следует?! Какого демона ты паясничаешь?

– Простите, господин граф! – еще ниже согнулся секретарь. – И мысли не было паясничать! Приехал гонец, передал привратнику грамоту, сказал, что это письмо императрицы, и все – ускакал! Я не знаю, что это такое. Оно запечатано личной печатью императрицы. Это все, что мне известно!

– Распечатывай! – приказал граф, глодая ножку фазана, запеченного под сильванским соусом с яблоками. – Читай, только почетче, я стал что-то плохо слышать.

«Жир тебя душит, гадина ты эдакая! – подумал секретарь. – А жалованье зажимаешь, гнида обжорская!»

Жасиор сломал печать и достал из футляра свернутый в трубочку листок бумаги. Она была ослепительно-белой – говорили, что советник императрицы наладил производство такой бумаги, отличающейся от привычной коричневатой, похожей на кожу. Эта приятно похрустывала и была на порядок выше качеством, чем прежняя.

– Читай, читай быстрее! – потребовал граф и даже отложил на время фазанье крылышко, которое собирался положить в рот.

– «Господин граф! – нараспев начал секретарь. – Я, Императрица Антана, приветствую Вас, своего верного подданного. В это непростое время, я уверена, каждый человек в империи думает о том, как помочь родной стране преодолеть трудности, связанные с тем, что мятежники пытаются начать братоубийственную войну. Как известно, победить в войне без армии невозможно, а на нее нужны средства. А где взять средства, если некоторые подданные забывают вовремя заплатить налоги? Уверена, что Вы просто забыли выплатить свой долг казне размером в семьсот восемьдесят тысяч золотых. Кроме того, как верноподданный, уверена, Вы не откажете казне в небольшом займе размером в десять миллионов золотых…»

– Сколько?! – прервал секретаря граф, вытаращив свои рачьи глаза так, что они чуть не выпали на стол.

– Десять миллионов золотых, – равнодушно повторил Жасиор и продолжил: – «Как мне известно, Вы располагаете такой суммой. Только лишь недавно Вы забрали из имперского банка двенадцать миллионов золотых, мотивируя это желанием прикупить новое поместье и земли. Уверена, Вы поможете империи в такое непростое время и ссудите короне деньги под полпроцента годовых. Жду Вашего письма с датой и временем передачи денег в казначейство, с учетом задолженности по налогам. Императрица Балрона Антана». Дата, подпись.

– Это что такое?! Это грабеж! – яростно крикнул граф, и не успел затихнуть его крик, как в дверях появился мажордом.

– Господин граф! К вам граф Хаденор! Что ему сказать, вы его примете?

– Болван! Конечно! Веди его сюда!

Минут десять граф Гегайло яростно расхаживал из угла в угол, плюясь и ругаясь всеми черными словами, какие знал, потом уселся и стал ждать гостя, сцепив руки в замок так, что его толстые, как сосиски, пальцы побелели.

Граф Хаденор, высокий, импозантный мужчина лет пятидесяти, появился в дверях, держа в руках футляр, похожий на тот, что получил Гегайло. Он был хмур, сосредоточен и молчалив более обыкновенного. Без лишних слов и околичностей он кивнул на стол, где лежало такое же письмо, и спросил:

– Граф, что вы думаете по этому поводу? Сколько она вам выставила?

– Десять. А вам?

– Тринадцать.

– Ну да, вы же побогаче меня. А забрали из банка, наверное, пятнадцать? – усмехнулся толстяк. – Всегда считал, что держать деньги в банке – все равно что размахивать ими на перекрестке дорог: смотрите, сколько у меня есть!

– А зачем тогда клали на счет? – пожал плечами Хаденор.