Девушка исчезла за калиткой, а я осторожно, помня предупреждение о любительнице кусать гостей – собачке, – просочился во двор. Так-то я собачек не боюсь и, скорее всего, успею принять меры и разбить башку агрессивной псине, угрожающей моей жизни, но начинать общение с того, что ты прибьешь собаку хозяев, будет как-то не очень этично. Ну, мне так кажется.
Собачка?! Цербер! Я люблю больших собак, большие машины, большой бутерброд. Но эта собака была не просто большой – это монстр! Кавказская овчарка весом килограммов в сто! Какие там питбули?! Какие там американские бойцовые собаки?! Эта может жрать их, как таблетки! И не дай бог порвется цепь, на которой она сидит, – справлюсь, да, но потом придется восстанавливаться после глубоких разрывов и отрывов. Не хочется, однако!
Собака смотрела на меня молча, почти молча: кроме клекота в могучей бочкообразой груди – никаких звуков. Только хриплое, полное сдерживаемой ярости и ненависти клекочущее рычание.
Попробуйте, супостаты, пройти мимо этого чудовища! Не удивлюсь, если узнаю, что его спускают на ночь… С такой охраной и автомата не надо!
Не знаю, что меня дернуло, но я вдруг сделал несколько шагов вперед, подойдя почти к самой границе пространства, по которому передвигалась овчарка, и вперился взглядом в ее глаза. В маленькие бесцветные глазки, в них билось адово пламя. В глаза убийцы на четырех ногах.
И собака сдалась. Рычание затихло, псина вдруг села на задние лапы и тихо, едва слышно заскулила. Огромная «гончая Ада» сидела передо мной, как щенок, ожидающий ласки!
Я – Альфа. А значит – все, кто не Альфа, имеют шанс попасть под воздействие моей личности. С людьми это сложнее – все-таки они более высокоорганизованные существа, притом индивидуалисты. Собаки – стайные животные. И если приходит вожак стаи, альфа-самец, они или кидаются в драку, или подчиняются. Этот кобель – подчинился.
Я подошел ближе, совсем вплотную, и погладил огромную лобастую башку. Пахло горячей псиной, из собачьей пасти несло какой-то тухлятиной (только что покушала собачка, точно!), а серый лохматый хвост шевельнулся и сделал несколько движений туда-сюда, явно поощряя ласку Вожака.
– Ай! – раздался вскрик. Я поднял голову и увидел женщину лет пятидесяти, которая схватилась руками за щеки в немой сцене удивления. – Отойди от него, скорее! Порвет! Он злой!
– Да не порву я никого, – я ухмыльнулся своей шутке, – добрый я! Совсем не злой!
– Я про собаку говорю! – не приняла или не поняла шутку женщина. – На днях соседский пес зашел, так он его разорвал! Все боятся! Я сама иногда боюсь – мимо проходишь, когда он кость грызет, так как зарычит – у меня аж ноги трясутся! Если бы не муж, я бы его давно в горы отдала, в отару! Пусть там бегает! Волков дерет! Зачем дома такой огромный?! Так ты к кому пришел? Дочка говорит, меня искал.
Я еще раз погладил голову пса и, шагнув к женщине, представился:
– Анатолий меня зовут. Карпов. Поговорить с вами хочу. Вы же работали фельдшером в семидесятые годы, так? На машине «Скорой помощи»?
Женщина явно насторожилась, брови ее сошлись вместе, и она внимательно осмотрела меня сверху донизу:
– Работала. И что?
– Вы возили в больницу ребенка, грудного ребенка, что нашли на обочине после аварии. Ну, тогда, когда сгорела машина! Бензовоз, «КрАЗ», ее раздавил, а потом и загорелся. Вы выезжали на место. Вспомнили?
– Зачем тебе это? Ты кто вообще такой? – женщина внезапно рассердилась, и мне было совершенно непонятно почему. – Уходи! Ничего тебе не скажу! Вон отсюда! Сейчас мужа позову, он тебе покажет! И сына! Он в милиции работает! Уходи отсюда!
Я не был ошеломлен напором, хотя и не ожидал чего-то подобного. Мама популярно мне рассказала, что было во время ее визита к фельдшеру. Ее встретили примерно так же, притом что мать тогда служила в милиции, ходила в форме, а люди Кавказа вообще-то уважают власть.
– Подождите! Я не желаю вам ничего плохого! Я тот самый мальчик, которого вы отвезли в больницу! Просто расскажите мне, что видели, и все! Больше ничего не требуется!
Женщина замолчала, пристально посмотрела мне в глаза, пожала плечами:
– Да что я видела-то? Ну да, мальчик лежал на обочине. Да, мы отвезли его в больницу. Здоровый, ухоженный мальчик. Никаких примет не было. Все! Больше ничего! Уходи, пожалуйста, нам нельзя говорить ни с кем, кто придет…
Женщина осеклась и махнула на меня рукой:
– Уходи!
– Да хотя бы скажите, кто еще может что-то пояснить! – взмолился я. – Ну хоть кто-то! Кто в милиции работал в то время, кто был на месте!
– Не знаю ничего! Никого не знаю! – Женщина поджала губы и снова махнула на меня рукой: – Уходи! Ну что мне, сына позвать? Чтобы он тебя выгнал?!
– Позовите, – пожал плечами я. – Вдруг он подскажет, кто может еще что-то рассказать, кто работал в милиции в то время.
Женщина молча смотрела на меня. Я не отводил взгляда. Видно было, что она на что-то решается. Потом женщина помотала головой и тихо бросила:
– Через три дома от нас, там, где зеленая водяная колонка, живет Ахмед Сатоев. Вот к нему зайди. Только он тоже ничего не скажет. Почему? У него спросишь.
Женщина повернулась и пошла в дом, а я несолоно хлебавши поплелся на выход со двора. Впрочем, разве несолоно? Вполне себе приличный результат – цепочка-то потянулась! И правда, а почему я расспрашиваю только медработника? Милиция-то раньше приехала! Может, сотрудники милиции что-то видели? Или знают?
Дом Сатоева был, конечно, пониже и пожиже, чем тот дом, в котором я только что был, но вполне крепок, ухожен и построен по всем кавказским канонам – как и предыдущий. Те же ворота с узором, почему-то сразу наводящие на мысль о кладбищенских воротах, тот же накрытый навесом двор, пышные виноградные лозы, бетонированный пол под навесом. Только кавказской овчарки нет. То ли не любит хозяин собак, то ли не завел после смерти предыдущей – проволока, по которой та бегала, и цепь с будкой имеются. Здоровая такая будка, не под болонку, точно.
Хозяину дома лет под шестьдесят. Если он работал в то время в милиции, тогда, наверное, в звании не меньше капитана – что и выяснилось буквально после первых же минут разговора.
– Пойдем! Чай пить будем! – Хозяин дома, крепкий, жилистый мужик, повел меня за собой. Через пять минут я уже сидел за столиком в саду, в тени виноградных плетей, а замотанная в платок молодая женщина (то ли жена, то ли дочь, то ли невестка) разливала по кружкам чай и гремела на кухне чашками и плошками. Буквально через пять минут она выставила на стол сковороду, в которой оранжевыми островками среди белого моря торчали яичные желтки. Я знал, что это жареная на сметане яичница, на Кавказе любят такое блюдо. Я не был голоден – всего час назад поел в кафе, – но, чтобы не обидеть хозяина, согласился съесть пару кусочков. А потом мы пили чай. Хозяин предлагал выпить водки, он явно был любитель этого дела, но я отказался, сославшись, что приехал за рулем и никогда не сажусь за руль пьяным. Что хозяин воспринял очень одобрительно.
Кстати, всегда удивлялся хитрости человеческой. Вот угощавший меня хозяин: он считает, что пить вино Коран запрещает, а водку пить – не запрещает! Ведь водка-то не вино! Про водку в Коране ничего не сказано! Ну чем не хитрость? Даже Аллаха обмануть хотят, чего уж говорить о людях?
– Да, правильно не пьешь. Пьяный за рулем – преступник! – одобрительно бросил хозяин дома и утвердительно покивал. – Вот, говорят, и шофер на «КрАЗе» был пьяный. Выскочил на трассу – и раздавил твоих родителей, да! Проклятый… Я тогда дежурил в ГАИ, выезжал на аварии. Звонят с ноль-два, мол, высылайте на трассу; позвонили с заправки, что чуть дальше на перекрестке – авария страшная! Я и еду! А там все уже горит! Кипит – аж подойти нельзя! Потом смотрели – от «Жигулей» почти ничего и не осталось. И как ты уцелел – только Аллаху ведомо. Пламя тебя на тронуло, до тебя не дошло. Ну вот и все. Больше и сказать ничего не могу. Я на пенсии уже давно, по выслуге лет. Как только выслужил, тут же меня и отправили.
– А к вам не приходили насчет этой аварии? Ну… кто-нибудь? Мол, не рассказывать никому?
– Приходили. Я обещал не рассказывать, да. Только сколько времени-то прошло? Двадцать лет почти! Того и государства уже нет! Развалили, подлецы! Да и плевал я на них! Что они мне сделают? Я пенсионер, а пенсию у меня никто не отнимет! Заработал!
– А что скажете насчет «Скорой помощи»? – внезапно спросил я, прервав поток обличений на тех, кто развалил государство. – Насчет врачей? Ну вот фельдшерица, соседка ваша, что о ней скажете? Она меня к вам и отправила, а сама ни слова не сказала. Прогоняла меня! Говорит – запретили ей про меня рассказывать!
– Может, и запретили. Мне-то тоже запретили! Но только мне плевать, а ей – нет. У нее сын в милиции работает. А знаешь, как у нас сложно в милицию попасть? Сколько надо денег отдать? В советское время все-таки было легче. Можно было даже просто так – взять и устроиться в милицию! Без взятки! Без подарков! Главное, чтобы армию отслужил, а оттуда уже и можно. А теперь что устроили? На работу простым постовым милиционером попробуй устройся – такую взятку спрашивают, аж глаза на лоб лезут! Сына хотел устроить, так они столько запросили – это просто совести нет! Сталина на них нет! И Берия!
Я оставил без внимания ностальгически-сталинистские высказывания и вернул беседу в нужное русло:
– Ну так что насчет фельдшерицы? Что она скрывает?
– Видно, есть что ей скрывать! – прищурился бывший гаишник, явно недолюбливающий семейку бывшей фельдшерицы. Хотя бы за то, что она нашла денег на взятку, а он, гаишник, пусть и бывший, – нет! Несправедливо, однако! – Странно с ней все… – пожевал губами мужчина. – Нищие ведь были. А потом как-то и разжились. Клад нашли? Сына устроила в милицию, дом построили. На какие деньги? Откуда?
– Может, что-то еще вспомните? Откуда ехали на «Жигулях», к примеру! Может, что-то странное в это время случалось в округе?
Хозяин дома задумался, потом брови его поднялись:
– Знаешь, а ведь было. Я потом разговаривал с одним человеком, вместе тогда мы работали в райотделе, старший участковый он был. Так вот, рассказал он, что выезжал на происшествие. Двух мужчин нашли – без сознания. В лесу. И странные они были люди – в несовременной одежде, вроде как вырядились для кино. И оружия у них была куча – да только все старинное. И такое, какого у нас на Кавказе не куют. А он разбирается в оружии – коллекционирует. Он тоже уже на пенсии, и бояться ему нечего. Поговори с ним, может, он чего тебе расскажет. Асланбек Миржоев. Я тебе адрес его дам, он на другом конце города живет. Вот с ним и поговоришь, может, что и расскажет. Еще чаю налить? Давай еще! Посиди, отдохни – успеешь к Асланбеку. Все равно он после обеда спит – терпеть не может, когда его будят. Посиди, чаю попей, о международном положении поговорим. Вот ведь что Америка делает! Секир башка ей надо! И в землю зарыть! Лучше – живьем.
Еле вырвался. Пенсионеру было скучно, не с кем поговорить (ну не с женщинами же обсуждать политику!). Я это понял и решил чуть-чуть подыграть злому дедку, о чем потом сильно пожалел – никак не мог закончить беседу и вырваться. Но уйти без разговора было бы невежливо, это обидело бы хозяина, дед этого не заслужил, а как не уйти – время-то идет, дела надо делать, а не обсуждать «мерзких америкашек» и гнусную Европу.
Наконец, отбившись от дополнительного угощения в виде второй порции яичницы, которая явно была фирменным блюдом в этом доме, я все-таки покинул гостеприимного хозяина и отправился на другой конец города, к Асланбеку Миржоеву.
Да, это не Москва. И даже не Саратов. До другого конца города – меньше получаса. Ни пробок, ни заторов. Пенсионер рассказал, как проехать, – гаишник, ну что еще скажешь, умеет выстраивать маршрут! Даже нарисовал, так что я выскочил к дому бывшего участкового вообще без проблем, даже искать особо не пришлось. Опять же – был ориентир, эдакая круглая башенка на крыше дома. Зачем он эту башенку приделал, не знаю. Единственное, что приходит в голову, – для установки пулемета. С этой башни, больше похожей на сторожевую вышку, можно видеть все подходы к дому – даже через соседские участки. Очень удобно простреливать всю эту территорию.
Кстати, тут есть некая тенденция: чуть человек приподнялся, занял «хлебную» должность – строит дом. В пятиэтажках живут только совсем нищие. По крайней мере, мне так показалось. Кавказ!
Асланбек был полной противоположностью бывшему гаишнику – внешне. Полный, бочкообразный, задыхающийся на жаре, в отличие от гаишника – сухого, кряжистого, жилистого. Но насчет гостеприимства – никаких отличий. Узнал, что направил меня к нему старый знакомый, можно сказать товарищ, и, не слушая моих возражений, потащил за стол. Кавказ, однако! Дагестанец не может отпустить гостя без стола! Пусть даже и незваного гостя. Опять же – скучно. На пенсии – какие дела? Только телевизор, но там ведь все врут, лучше услышать от человека, который только что приехал из России!
Пришлось полчаса проговорить ни о чем, прежде чем перейти к настоящему делу. Поговорили о политике, поругали продажных политиков, портящих страну, поговорили о разгуле бандитизма в контексте того, что прежняя власть никогда бы этого не допустила. Расспросил меня, чем занимаюсь, и, когда узнал, что я окончил юридический и хочу устроиться в милицию, уважительно зацокал языком и поощрительно похлопал по плечу, мол, молодец! Спрашивать, сколько стоит у нас устроиться в милицию, он не стал. Хотя явно хотелось. Кавказ, тут по-другому и не бывает! Не подмажешь – не поедешь. Интересно же, как это все делается у других!