Конь бледный

Когда ты годами находишься в положении преследуемого, когда твоя психика днями, ночами, неделями и месяцами подвергается стрессу, когда ты ходишь по лезвию ножа, не зная, вернешься ли к родному порогу, – немудрено, если в сознании происходит некая профессиональная деформация. Разведчик должен принимать решение на месте, ведь от этого частенько зависит не только его жизнь, но и жизнь тех, ради кого он, как змея, ползает по джунглям или лежит закопанный с головой в горячий песок пустыни. Если тебя случайно кто-то обнаружил – ну просто даже пастух, перегонявший стадо баранов от одного пастбища к другому, или охотник, наткнувшийся на тебя в джунглях, – судьба этого несчастного предрешена.

Жестокость? Необходимость. Вот только потом снятся глаза этого пастуха, умоляюще протянувшего трясущуюся руку. И глаза мальчишки, неуверенно улыбнувшегося перед тем, как оборвалась его жизнь. Не сразу начинают сниться. Через год, пять лет, десять – у всех по-разному. И тогда ты понимаешь – пора уходить.

Вот только куда ты уйдешь от самого себя? Куда убежишь, привязанный, будто стальной цепью? Если только на тот свет. Но и это трудно. Человек, который привык побеждать, привык выживать в любых, самых нечеловеческих условиях, не может просто так взять и пустить себе пулю в лоб! Это мерзко. Это слабость, а слабость постыдна. Так учили его те, кто сделал из простого мальчишки Коли Зимина майора Зимина – разведчика, убийцу, боевую машину, специалиста по выживанию, лазутчика и диверсанта.

Николай подошел к полке, на которой выстроились пыльные книги, достал из початой пачки бумаг два листа, положил на письменный стол, стоящий возле окна. Нашел авторучку, с минуту чиркал ей по квадратику маленького желтого листка, пытаясь добыть из нее подсохший гель, наконец ручка все-таки расписалась, оставив на почерканной бумаге синие линии. И тогда Николай вывел на листе:

«Завещание.

Я, Николай Ильич Зимин…»

Остановился, подумал, поднялся, сходил, достал военный билет, снова сел за стол. Еще секунды три подумал, снова поднялся – подошел к сумочке, которую несла в руках Нина, открыл ее, заглянул. Нашел паспорт, подошел к столу и, не садясь, переписал все данные на листок. Вернул паспорт на место и продолжил писать, задумываясь на секунду, морща лоб, на котором пролегли ранние, глубокие морщины. Год за три – это не только выслуга лет по службе, это еще старение психики, да чего греха таить – и организма тоже. До сорока в разведке еще никто не дотягивал – или переходили на более щадящую службу, или увольнялись, или… гибли. Последних было гораздо больше.

На завещание ушло времени немного, все движимое и недвижимое – племяннице. Написанное собственноручно да с личной печатью офицера – вполне законное завещание, оспорить которое не сможет никто. Если это делать по закону, конечно. Квартира почти в центре – стоит немалых денег, на счету в банке – около трех миллионов, тратить некуда было, накопил. Машины не завел, одежду дорогую не покупал, женщин, которые высасывают финансы, как пылесос, – не имел. Вернее – имел, недолго, вот они его поиметь никак не успевали. Времени не хватало. Или, вернее, хватало – чтобы понять, что с таким, как Зимин, связываться бесполезно. Неперспективный мужчина. Женщины – они чуют по ветру не хуже зверей, сразу определяют, нужна им эта «дичь» или нет.

Второе завещание писал уже с листка, не задумываясь. Дописав, достал офицерскую печать, которой пломбировал свой сейф в рабочем кабинете, подушечку с чернилами – оказалось, что она высохла, пришлось побрызгать на нее из бутылки водки, початой еще полгода назад. Приложил печать, вдавливая ее в ладонь, подумал, намазал подушечку большого пальца правой руки – тоже приложил. На всякий случай, чтобы наверняка!

Затем уложил завещания в файлы, один экземпляр спрятал в бумаги письменного стола, другой заложил за ковер, на котором стоял стол. Все! Теперь нормально. Даже если с ним что-то случится – Нюська бедствовать не будет. Девка она головастая. Выкрутится – денег ей хватит на несколько лет безбедной жизни. Ну а если профукает – значит, такая ее судьба. Он, Николай, сделал все, что мог. И большего от него требовать не стоит.

Пошарил в столе, в потайном ящике, сделанном на заказ, – достал документы на квартиру, положил на полку. Оттуда же извлек нож-финку в потертых, старых ножнах. Этот нож он купил еще десять лет назад – отличная сталь, настоящий пуукко. Финны в советско-финскую войну очень ловко метали такие ножи, почему красноармейцам и предписывалось при встрече с финским бойцом слегка приседать – нож обычно шел прямиком в горло, а присев, ты получаешь его в каску, которую он пробить не может.

Николай виртуозно метал ножи – разведчику иначе и нельзя. Если не можешь вогнать клинок с десяти метров в затылок часовому либо тому, кого нужно убрать без лишнего шума, – что толку с того, что можешь незамеченным пролежать на открытом пространстве двое суток подряд? Диверсант, разведчик должен уметь владеть всеми видами оружия, но особенно теми, которые предполагают мгновенную и абсолютно бесшумную смерть противника.

«Рыцари плаща и кинжала» – не зря так всегда называли шпионов-лазутчиков. Меняются времена, меняются государственные строи, но лазутчики остаются всегда – будь это легендарные ниндзя, «морские котики» или разведка спецназа ГРУ – без тех, кто ползает, крадется и всегда возвращается с добытой информацией, не обойдется ни одна армия, ни одно правительство на свете.

Нож положил во внутренний карман джинсовой жилетки, висевшей на спинке стула. Больше никакого оружия у него не было – если не считать метательных ножей, выстроившихся в центре мишени. Он и финку бы не взял, но решил – пусть будет. Пригодится.

В отличие от представлений обычного гражданина, обывателя, далекого от действительности, окружающей боевого офицера, никакого огнестрельного оружия Николай дома не держал. Даже охотничьих ружей. Когда-то он очень любил пострелять, с удовольствием брал в руки новые модели огнестрелов, наслаждаясь их красивыми формами, хищным видом, радуясь способности того или иного ствола выбросить содержимое патрона с невероятной, почти космической скоростью. Теперь, по прошествии более десяти лет, он уже не любил оружие. И никогда не любил убивать.

И это только в плохом кино у офицера спецназа дома хранится арсенал всевозможного, часто самого современного оружия – на самом деле каждый шаг бойца, находящего на задании, контролируется теми, кому положено это делать. После выполнения задания сдается все оружие, все снаряжение, и тайно протащить «беретту» или какой-нибудь «дезерт-игл» совершенно невозможно. Да и не нужно. Не война ведь, зачем здесь оружие? В мирное-то время?

Николай поиграл желваками на впалых щеках, достал из жилетки коробочку с кольцом, браслет с изумрудами, положил их на стол. Тоже Нюське. Стоят эти штуки очень даже прилично.

Как протащил? Так не оружие ведь – почитай, трофей. Начальство не поощряло мародерство, но ведь это и не мародерство, забрать у духа или игиловца – разве это грабеж? Пачку-другую баксов, колечко, цепочку – тем более что часть трофеев перепадала и командирам… чтобы глаза закрывали. Нормальная практика, должен же человек как-то жить? Зарплата хорошая, да, но домик за городом на нее не выстроишь, а каждый день ходить между жизнью и смертью – как-то ведь должно компенсироваться?

В общем – оружие нельзя, а вот такие приятные мелочи можно. Только вот не так уж и часто они попадаются. Большинство из бородачей просто голодранцы, наживаются их командиры, эти же регулярно отправляются к гуриям на тот свет, не успев и как следует пограбить. Впрочем, а кого грабить-то? Кого можно было грабить – давно разграбили или же они сбежали от войны. Чудо, что попался такой вот «денежный мешок» – пачка баксов, около двадцати тысяч, побрякушки. Другое колечко отдал полковнику Семину – типа, для жены! Надо было видеть, как загорелись у него глаза – жадноват полковник-то… да и вообще мудак. Не настоящий офицер – кабинетник. И кто его поставил командовать разведкой? Впрочем, это теперь без разницы – кто поставил. Его, Николая, теперь это не касается. Совсем не касается.

Прислушался – рыдания стихли, журчала вода. Николай сдвинул брови, хотел встать – мало ли, что она там делает?! Не дай бог… Но вода перестала журчать, зашуршало полотенце, зашлепали босые ноги. Успокоился.

Задумался – правильное ли решение он принимает? А как же Нюська? С ней что будет? И тут же усмехнулся – Нюська, на минуточку, уже взрослая женщина! Небось и любовник есть, неизвестно какой по счету! В европах – там этому быстро учатся!

Впрочем – и в России тоже. Запад, он, как запах дохлятины, – пропитывает все, чего коснется. После девяностых молодые-ранние быстро выучили урок, преподанный им западной демократией. Это сейчас пошел возврат к истокам, к здоровому образу жизни – во дворах появились турники, брусья, на которых здоровые, чистые, не пахнущие табаком и пивом парни и девчонки крутят сальто. Это сейчас пропагандируют любовь до гроба, во главу угла ставят семейные ценности, а тогда… тогда – свободная любовь, отрицание извечных духовных ценностей, все, как там, в Лондонах-Парижах, в Нью-Йорках-Лос-Анджелесах. Спохватились наконец-то… только не поздно ли?

В общем – не пропадет Нюська. Не такой она породы! Зиминского рода, крепкого!

И тут же скривился – эх, Валька, Валька! Ну как ты могла?! Почему не дождалась?! И снова прошибла мысль – не сама! Точно – не сама! Не могла Железная Валька, как он ее в шутку называл, дезертировать, бросить их с Нюськой одних! Убили ее, точно.

– У природы нет плохой погоды… – ожил Валькин телефон, и Николай построжел лицом: снова они?! Точно! Они. Ведь сказал же – завтра!

– Слушаю… – Бесстрастный голос Николая впитался в трубку, и оттуда послышался резкий, какой-то скрежещущий голос девицы:

– Это кто? Мне нужна Федосова Валентина!

– Я ее брат.

– Брат? А куда делась должница?! Вы знаете, что она должна около тридцати миллионов рублей?! Вы вообще там башкой думаете?

– Думаем, – спокойно ответил Николай, вцепившись руками в крышку стола. Ему хотелось удавить наглую суку. Нет, не удавить – просто порвать ее на части! Вырвать руку, а потом этой рукой забить гадину до смерти!

Он даже представил эту картину и с минуту сидел, тяжело дыша, прогоняя красную пелену от глаз. Накатило. Опять накатило! Проклятая контузия…

– Да вы понимаете… С вами будем говорить не так… Вы пожалеете…

Наглая девица распиналась, заводясь от своих слов, но Николай ничего не отвечал, окаменев, похожий на статую мыслителя, высеченную скульптором Роденом. Наконец, он справился с собой и, перебивая разошедшуюся девицу, веско сказал:

– Вам что, разве не сказали? Я завтра, во второй половине дня, приезжаю в ваш офис, чтобы расплатиться за долг моей сестры. Что тут неясно? С какой стати вы названиваете мне ночь-заполночь?

– Мне ничего не сообщили… – слегка растерянно ответила девица и тут же нашлась. – Это ваша вина, что вам названивают по ночам! Вы испортили жизнь и себе, и племяннице! Кажется, ее Нина зовут? Видишь, мы все знаем! Так что давай-ка, не увиливай, оплачивай долг, а то непоздоровится всей вашей родне! Не только вам, уродам!

– Слышишь, ты… – Николай скрипнул зубами и снова сдержался, выпустив воздух шумно, будто прокололи шину. – Завтра в семнадцать ноль-ноль я буду в вашем офисе с деньгами! А сейчас – пошла на..!

Он отключил телефон и с минуту смотрел на него, ожидая – зазвонит или нет. Когда плеча коснулась рука – он не вздрогнул, шаги Нины Николай услышал давно, но, занятый беседой, не хотел отвлекаться.

– Опять они?! – Голос Нины дрожал, и Николай подумал, что Нина сейчас расплачется. Но девушка сдержалась и села на диван, целомудренно прикрыв колени полами халата. Совершенно автоматически прикрыла, и Николаю это понравилось – не совсем, видать, развратила племяшку проклятая Европа, стесняется сидеть перед мужиком с голыми бедрами по пояс, даже если этот мужик родной дядька, который знает ее как облупленную. Приличия должны быть!

Николай молча посмотрел на нее, задумался – стоит оно того или нет? Ломать свою жизнь, считай – спускать в канализацию? Ведь не простят. Несмотря на то что он орденоносец, заслуженный офицер с безупречной биографией. Ведомство тут же от него отступится – зачем им преступник? Одно дело – убить ради государства, по приказу. И совсем другое – по собственной инициативе. А в том, что придется убивать, – Николай не сомневался. И надеялся, что придется. Кто-то должен ответить за смерть Валюхи! Должен! Иначе нет в мире справедливости!

– У тебя есть телефон следователя? – спокойно спросил Николай, не обращая внимания на то, как прыгали губы Нины. – Запиши мне его. И я должен тебе кое-что рассказать…

Он около получаса разговаривал с Ниной – показал ей, где лежит завещание, сказал пин-код банковской карты, мол – так, на всякий случай! Если с ним что-то случится. Нина тут же все поняла – умненькая девочка. Начала плакать, ругаться – даже матом. Он пригрозил нашлепать ей по губам, а потом вымыть их мылом – если не перестанет так выражаться. Тогда Нина успокоилась и еще с полчаса убеждала, что следствие разберется, что не надо делать ничего «такого» – чего именно, она не знала, но… скорее всего представила, как дядя Коля приходит в офис коллекторов и бьет им морды, а потом его сажают за «хулиганку», увольняют со службы. Глупенькая!

Николай заверил ее, что ничего такого и в помине не будет, он не собирается в тюрьму за избиение каких-то уродов. Просто поговорит с ними, попытается выяснить – откуда ноги растут у ситуации. И передаст все сведения следователю.

Врал, конечно. Уж чего-чего, а следователю передавать он ничего не собирался. Более того – решил, что нужно держаться от правоохранительных органов как можно дальше. Вначале он хотел встретиться с теми, кто ведет дело, поговорить, прочитать записку Вали, но потом передумал. Нет уж… нужно заходить с другого конца. Менты ничего никогда не решают без больших бабок смазки либо без приказа сверху. По крайней мере – по таким делам. Рейдеры умеют налаживать контакты с правоохранителями, потому и живут долгие годы безбедно и в свое удовольствие. Деньги – они решают все. И будут решать, пока существуют денежные мешки и преступления, которые можно заклеить зелеными купюрами.

На одной чаше весов – безупречная служба, ордена, ну и… все. Все. На другой – а что на другой? Что он сделает, когда найдет убийц Валюхи? Мамы Вали, как он ее называл в детстве!

Ах, суки, вы суки! Должны, обязательно должны ответить! И не на том свете – на этом! Иначе не будет ему покоя – нигде. Кончилась служба. Отслужил Родине. Хватит.

Теперь служу себе. И Вале.

* * *

Он ушел рано утром, когда Нина еще спала, свернувшись калачиком на диване. Николай постоял рядом – неслышный, безмолвный, как тень. Увидит ли ее еще когда-нибудь? Кто знает… Даже если ему удастся уйти от погони, придется скрываться долгие годы, до тех пор, пока не уляжется шум и не закончится срок преследования. Как будет жить эти годы – он не задумывался. Проживет как-нибудь. Выживал и не в таких условиях. Растворится в толпе, окрасится в ее фон, станет одним из них: мимикрия – это способность, вырабатываемая у любого разведчика.

Исчезнуть можно. Сменить документы, уехать далеко-далеко – на перекладных, без билета, как туристы-автостопщики. Деньги? Деньги всегда можно достать. Например, ограбить магазин, если понадобится. Что ему обычные районные менты? Ему, волкодаву, который бился в одиночку против десятков бородачей, обстрелянных, тренированных, не боящихся смерти!

Только вот не хочется убивать этих ментов. В чем они виновны? Честно исполняющие свой служебный долг… Разменять свою жизнь на десяток-другой служак, которых дома ждут дети, жены? Плохо это.