Грань

Ну и святое место для ночного сторожа – старый диван. Я не обладал от природы чувствительным обонянием, но запах пота, что концентрировался в нем из года в год, отдавал достаточно глубокой историей. Чудом сохранившаяся бумажная наклейка на задней стенке давно не раскладываемого дивана гордо информировала: «Бобруйскдрев. Комплект мягкой мебели «Беларусь» 1972 год». Вот вам и бесконечная история. Уверен, что следующим переездом для этого дивана мог быть переезд только на свалку. Но благодаря мне диван канул в лету вместе со школой.

В противовес удобному насколько это возможно дивану перед столом с мониторами расположилось ужасно негостеприимное кресло. Возможно, это только мое переломанное тело начинало безмолвно стонать после нескольких минут проведенных в нем, но почему-то я считаю, что это не так. Думаю, что его не любил никто из моих предшественников. Не ведаю, сколько их было. Работало ли до меня два или три охранника. Не спросил. Видел только одного.

Когда я оформлялся, зашел в кабинет старик и попросил ключи от помещения. Он спросил их у директора, но так как ключи уже были вверены мне, то тот попросил меня открыть бывшему охраннику и заодно, раз уж так сложилось, опросить о тонкостях работы.

Старик не был охоч до разговора. Не знаю от природы ли, или я был ему не приятен. Возможно, что уволили его в этой работы без его желания, и старик соответственно не жаждал беседы. Насколько я помню разговор начался с моей протянутой руки, на которую старик посмотрел с неким… презрением что-ли? Ну или с сожалением. Старик пожал мою руку медленно, долго ее не отпускал. В его глазах я прочитал желание сказать мне что-то важное, но он не сделал этого.

– Семеныч. Сергей Семеныч, – произнес старик вместо всего того, что хотел.

– Дима, – ответил я.

Старик, молча, рассматривал стены, будто не был здесь долгое время, но я знал, что только вчера прошла его последняя смена в качестве моего предшественника, ночного сторожа. Он будто прощаясь, перекинул несколько журналов с одного края настенной полки на другой, открыл поочередно шкафчики стола, немного пошевелил рукой различную мелочь, находившуюся в них. Я думал, что ему нужен был ключ, чтобы забрать свои вещи, что случайно оставил, собираясь вчера, но в тот момент я ощутил, что это не так.

– Не хотите уходить? – спросил я.

Сергей Семенович не ответил и не обернулся. Он смотрел на мониторы, будто выискивая что-то.

– Есть что мне рассказать о ночной работе?

Он обернулся. Не могу поклясться, что он грустил в тот момент, но скорее на это было похоже.

– Внимательно следи за камерами, – загадочно произнес старик.

Я кивнул.

– Хорошо. Что-то особое я там могу увидеть?

Старик почесал подбородок. Еще одно подтверждение, что сомнения говорит или нет, борются в нем.

– Тут не все как обычно.

Я нелепо улыбнулся.

– Не обычно? Про что вы?

– Увидишь, если будешь смотреть.

Он протянул руку, достал с полки толстую тетрадь большого формата в твердом синем переплете.

– Не забывай записываться сам и записывать все что происходит.

Семенович повернулся и вышел из комнаты.

– До свидания, что ли? – крикнул я в спину, но тот ничего не ответил.

6.

Никогда после того самого счастливого момента, когда я покинул стены своей родной школы я больше не возвращался. И на самом деле я даже не помню этого дня. Занимаясь хоккеем, мне приходилось много времени проводить на тренировках, сборах, выездах на соревнования. Времени на образование не было, да и не приветствовалось оно.

– Вам что косинусы помогут на льду? Или история КПСС за вас в ворота встанет? – тренер умел быть корректным, – Будь моя воля, я б вам коньки приклеил, чтобы и днем и ночью не расставались, чтобы как босиком в них бегали.

В итоге последние два года обучения я в школе появился с общей сложности меньше месяца за год. Оценки и аттестат мне нарисовали. Я даже не знаю где и когда его потерял. Вероятно, родители его еще хранят. Да и бог с ним.

К чему я это все?

Я не был в школе и даже не представлял, как тут все действует и как все устроено. А на самом деле этот муравейник заслуживает только высокой оценки организации свое работы. У меня нашлось предостаточно времени, чтобы рассмотреть в подробностях на камерах видеонаблюдения.

Хаос, что создают мечущиеся на переменах ученики только на первый взгляд кажется таковым. На третью ночь я начал замечать логику и смысл в этих перемещениях. Я ни в коем случае не имею ввиду, действия по перемещению из класса в класс на следующий урок. Это само собой. Я говорю у многочисленных группах, что находят время, чтобы озадачится более насущными проблемами, чем изучение предметов. Я начал этим группам давать названия.

Один вид таких компаний я назвал «любовники». Эти подростки обживали закутки лестничных пролетов на переменах, где собравшись толпой, обжимались с девчонками. Среди этих компаний наблюдались как постоянные завсегдатаи, так и те, кто потусив некоторое время, больше там не появлялся. Проходящие мимо учителя, завидев, что компания шумит больше чем это полагается или заприметив наиболее осмелевших целующихся, разгоняли по классам, но они снова собирались и принимались за старое.

Следующую, наиболее многочисленную компанию, а скорее даже не компанию, а просто множество беснующихся учеников начальной школы, которые и не знают – то, скорее всего, большую часть присутствующих, я назвал «отара». Простите меня все родители, но по-иному это назвать просто невозможно. Я могу предположить, что этот метод проведения времени на перемене поддерживается и учителями начальной школы, так как они тоже на камерах. Нет, они не бегают среди этой броуновской вакханалии, а беседуют с коллегами, но, несомненно, наблюдают. Я рад, что камера не записывает звук. Там явное превышение уровня шума. И все-таки предположу, что этот выплеск энергии необходим для более спокойного поведения на уроках. Думаю, что не ошибаюсь в этих наблюдениях.

Обжоры. Именно так я назвал учеников, которые все перемены проводят в столовой. Они не все время едят, но постоянно высматривают тех, кто не доел. Они свое дело знают. Школьные столовые не отличаются умопомрачительной гаммой вкусов предлагаемых блюд, и немалая часть тарелок с практически не тронутой едой отправляется на стол для грязной посуды. Вот тут то и вступают в игру те самые обжоры. Не представляйте их подростками с большим весом. Они в основном имеют обычное телосложение, несмотря на повышенное питание, ведь в основной своей массе дети много двигаются и успевают сжигать калории. Я иногда им даже завидовал, когда не успевал приготовить что-либо на ужин, и брал с собой всего – лишь пару бутербродов.

Странные личности одетые полностью в черное, в немногочисленном составе тусовались только в одном месте. Недалеко от пожарного выхода. Как я понял это подростки, слушающие тяжелую музыку. К ним не редко подходили учителя и вели беседы в достаточно, как мне казалось, грубой манере. Вероятнее всего, темой лекций становился внешний вид подростков, но как я видел, разговоры ни к чему не приводили, и неформалы все так же изо дня в день приходили с длинными волосами, ирокезами, черными кожаными куртками и снова выслушивали о правилах внешнего вида в школе. Мне даже стало их несколько жаль, но думаю им плевать как на лекции, так и на мою жалость. В конце концов, они не обязаны ни перед кем оправдываться за то, что их внешний вид отличается от общепринятого. Ничего пошлого или оскорбляющего взгляды других в облике не наблюдалось, да и с другой стороны, их самих, привыкших так одеваться, мог в той же мере оскорблять внешний вид окружающих.

И наконец, самая большая компания «задроты». Не я придумал такое имя нарицательное. Общество до меня потрудилось. По всем свободным местам, где только можно было расположиться стояли группы подростков разношерстного разного возраста и залипали с телефоны. После звонка они шли в класс, не отрываясь от экранов. Глядя на них, я вспоминал свои школьные годы и утверждался во мнении, что отсутствие смартфонов, несомненно, относится к плюсам моего детства.

Вот, наверное, и все что можно было сказать о жизни школы на переменах.

Шумно. Организованно. Масштабно. С приключениями. Думаю, что будь возможность, я бы вернулся в школу.

Мне приходилось довольствоваться просмотром записей с камер видеонаблюдения. Они помогали мне скрасить время в процессе моей охранной деятельности. Помимо любви к чтению книг, которое я планировал в себе развить, благодаря выдавшейся возможности, и которое так и не развилось. Помимо неторопливых обходов, которые и не были по большому счету необходимы при наличии такого количества камер, помимо легких разминок, которые рекомендовал врач. Записи камер были в общем списке.

В столе я нашел книгу записей, о которой говорил Семеныч, не сильно болтливый старик охранник. Ее я обнаружил много позже своей первой смены. Тогда, когда однообразие школьной жизни на переменах смотреть наскучило, когда мысль, о том, что любителем Достоевского, Ахматовой и Кинга мне не стать, когда понимание, что на рабочем месте можно и сладко поспать еще не пришло, я достал из нижнего ящика стола толстую книгу записей. Она не относилась к обязательным атрибутам. Журнал учета рабочих смен с рапортами о заступлении на вахту и сдаче ее дневной смене был отдельным экземпляром. Он мирно лежал на столе и открывался два раза в день, чтобы расписаться в графах «Смену сдал», «Смену принял». Совсем другая толстая тетрадь для учета, исписанная на добрую половину, была скорее способом переговоров между сменами. О ней стоит поговорить отдельно.

7.

Синяя обложка, стертая по всему периметру, с отбитыми углами имела весьма потрепанный вид. Поверхность полностью заклеена скотчем, что не позволяло писать на ней ручкой, скорее была уже необходимостью, чтобы она совсем не развалилась. По корешку из-под скотча проглядывала предыдущая попытка восстановить жесткость обложки с помощью проклейки бинтом, промоченным в клее ПВА. Толщина книги говорила, что она склеена из нескольких книг учета, или, во всяком случае, я никогда не встречал такой толщины.

Я помню, как долго крутил ее в руках. Не понимаю, с чего вдруг возникло изначально мимолетное чувство опасности. Оно быстро сформировалось в устойчивую уверенность в отсутствии какой–либо необходимости с моей стороны открывать эту книгу. Ни внешний ее вид, ни предполагаемое содержание не должно было вызывать этого ощущения беды. Обычный журнал учета, используемый для записей.

В итоге я снова убрал ее в ящик стола, но как вы догадались, любопытство взяло свое, и книга снова оказалась передо мной. Думаю, что так поступил бы каждый. На ней не было запрещающих надписей, поэтому я не залез в чью – либо тайну.

Первая запись была сделана в далеком 1991 году. 14 мая, если сейчас правильно помню, хотя это совершенно никакого значения не имеет. Просто дата. Мне тогда было всего каких-то 9 лет. Я уже играл в хоккей, но пока не планировал связывать свою жизнь с ним. Как иронично. Тогда я еще не планировал, а сейчас уже не планирую. Тогда я еще не сломался. И все казалось прекрасным.

Записи в книге учета кратко описывали происшествия в течение дня. Две – три строки без пропусков, мелким, ровным, убористым почерком. В основном дата, такой-то охранник, без происшествий. Первые три четыре месяца ничего не менялось. Изредка в текст вкрадывались короткие изменения.

«Отключили свет с … по…»

«Сработала пожарная сигнализация»

«Задержался такой-то и время его ухода»

Менялись фамилии ночных охранников, года. Но в основном характер записей не менялся до определенного момента. Первая запись, разительно отличавшаяся по содержанию, появилась спустя пару лет от начала ведения журнала.

«Коллеги, сдается мне, что помимо нас эти записи никакого отношения к официальным, не имеют. Никто и никогда их не будет читать. Для этого есть основной журнал, который мы ведем, а этот… Думается мне, что Баринов А.Н. был или еще тем юмористом или, помешанным на систематическом ведении дневника. Кто-то из вас не задавался таким вопросом? Или это только мне пришло в голову? Серый И.С.»