Жизнь и творчество Винсента Ван Гога. Выдающиеся художники мира

Иногда в письмах к Тео наш герой писал о необходимости усердия в достижении поставленных целей, тем самым в том числе оправдывая время, потраченное на подготовку к предстоящим экзаменам: «Человек не может получить всё сразу, и многие, кто достиг в чём-то большого успеха, прошли долгую, сложную подготовку, ставшую камнем, на котором был построен их дом» (137).

Разве Винсент не прав? Действительно, успеха можно добиться за пять минут, если, конечно, готовиться к нему всю жизнь. Прославленному художнику не хватило даже всей жизни, ибо признание пришло после смерти. Людям искусства, художникам и музыкантам, писателям и скульпторам, требуется терпение и ещё раз терпение. Нельзя ждать сиюминутного результата, как не ждал его Ван Гог.

В своих религиозных раздумьях пасторский сын приходит к выводу, что человек от природы порочен и далёк от идеала, в лучшем случае – вор. И только вера и благословение возвышают заблудших. Не будь Божьего слова, человек остался бы чёрств и в нём возобладали бы животные инстинкты.

Возникающие на жизненном пути трудности Винсент принимает с благодарностью: «Тот, кто живёт честно и, испытав настоящие трудности и разочарования, остаётся не сломлен, более ценен, чем тот, кому везёт и кто не знает ничего, кроме относительной удачи» (143).

Винсент восхищается такими произведениями французского историка и публициста Жюля Мишле (1798—1874), как «Ласточка», «Жаворонок», «Соловей», «Осенние надежды», «Я вижу некую даму», «Люблю этот маленький город», ибо они написаны «от самого сердца, в простоте и нищенстве духа». Ещё в произведениях Мишле его пленит немногословность, наделённая особым смыслом.

В одном из своих писем Ван Гог возвышенно отзывается о чувстве, которое часто по неведомым правилам вспыхивает между мужчиной и женщиной: «Любовь – лучшая и благороднейшая вещь в человеческом сердце, в особенности когда она проверяется жизнью, как золото проверяется огнём, счастлив и уверен в себе тот, кто много любил, пусть он колебался и сомневался, но если он сохранил божественное пламя и вернулся к тому, каким был в начале, то и не умрёт навек» (143).

В этом же письме Винсент переходит от любви между людьми к любви к чему-то иному: «Если человек постоянно любит то, что заслуживает любви, и не растрачивает свою любовь на совершенно незначительные, ничтожные и бездушные вещи, он постепенно становится более проницательным и сильным. Чем раньше человек станет искусным в той или иной должности и специальности и выберет относительно самостоятельный образ мыслей и действий, чем больше будет придерживаться чётких правил, тем скорее он приобретёт сильный характер и избежит духовной ограниченности».

Согласитесь, Винсент довольно умело связал возвышенное чувство любви с умением в делах, и всё потому, что для голландцев нематериальное и материальное равноценно. Не зря другой нидерландский художник Пит Мондриан (1872—1944) в своих абстрактных картинах изображал единство духовного и материального начал мира.

Вера в Бога сделала Ван Гога счастливым и умиротворённым, о чём он неоднократно признавался в своих письмах. Служение Богу и познание Библии – вот жизненная цель и осознанная необходимость Винсента.

В начале февраля 1878 года в Амстердам с проверкой приезжает Дорус. Потуги Винсента никак его не вдохновили – строгий отец посчитал того неспособным на успешную сдачу экзаменов и дальнейшее обучение в университете. Он просит родственников усилить контроль над непутёвым сыном. В ответ Ван Гог через две недели после отъезда отца впервые выставляет свой рисунок на обозрение. Чуть позже он сознается, что специально повесил работу в подвале воскресной школы, чтобы оставить хоть какой-нибудь след о себе.

Усиленная подготовка к экзаменам не привела к должным результатам: Ван Гог не поступил на теологический факультет университета. Через несколько лет он напишет Тео: «Я считал тогда, что они слишком поторопились осуществлять этот проект, а я соглашаться на него; к счастью, он не был доведён до цели – я сам, добровольно, подготовил свою неудачу и устроил так, чтобы стыд за неё обрушился на одного меня и ни на кого больше. Ты должен понять, что я, уже знавший несколько иностранных языков, вполне мог одолеть эту несчастную латынь и прочее, но я заявил, что отступаю перед трудностями. Это было не чем иным, как уловкой: я в тот момент предпочитал не говорить моим покровителям, что считаю университет, вернее, факультет теологии непристойным притоном, рассадником фарисейства». Из письма следует, что Винсент сознательно не прошёл все испытания, и такое непредсказуемое поведение вполне в его духе.

Тем не менее он не порывает с религией, и в феврале 1878 года в качестве миссионера начинает преподавать в воскресной школе, которая находилась на цокольном этаже миссионерской церкви Зионскапел. Протекцию ему составил некий Адлер, который действовал от Британского общества по распространению Евангелия среди евреев.

Чрезвычайно увлечённый миссионерством, Винсент пытался наставить на путь истинный всех своих родных, знакомых и соседей. Отец был категорически против такой активности сына, так как полагал, что сначала нужно получить теологическое образование, а уж потом приступать к проповедничеству. И уж тем более не нужно связывать свою судьбу с ортодоксальными церквями, от имени одной из которых действовал Адлер. На стороне отца оказались Тео и Анна: они тоже были против нового занятия Винсента.

Наконец в июле неудавшийся проповедник возвращается к родителям уже в Эттен. В очередной раз Теодорусу приходится искать местечко под солнцем своему старшему сыну, которому в марте 1878 года исполнилось двадцать пять лет. Даже по современным меркам это возраст, когда люди должны твёрдо стоять на ногах. Но лодка жизни Винсента была крайне неустойчивая, как и её гребец.

Глава 8. Жизнь среди углекопов в Боринаже. Боринаж и Брюссель (13 ноября 1878 – 2 апреля 1881)

На семейном совете решили, что Винсенту стоит попытать счастья в Бельгии, ведь там требования к проповедникам значительно ниже, чем в Нидерландах. Теодорус с сыном и преподобным Томасом Слейд-Джонсом отбывают в Брюссель. В одной из протестантских школ города Ван Гог проходит собеседование, надеясь поступить в колледж евангелистов.

Вернувшись домой, Винсент старается вести себя очень спокойно, избегая конфликтов с родителями. Много времени он проводил с младшим братом Кором, которому исполнилось одиннадцать лет.

Летом вместе с Дорусом Винсент съездил в родной Зюндерт, где прошло всё его детство. Воспоминания из далёкого прошлого окончательно утихомирили нашего героя. Между отцом и сыном наступила долгожданная идиллия.

Через некоторое время Ван Гог уезжает в евангелическую школу Брюсселя. Ему предстоит трёхмесячный испытательный срок.

Сама школа, занимавшая всего одну комнату, существовала чуть более года, и её посещали пять учеников. Единственным учителем был одноногий Дирк Бойм, иногда давали уроки протестанты-единомышленники.

Винсент довольно рьяно бросился изучать историю, латынь и Библию. Через некоторое время он стал понимать, что учёба даже в такой школе совершенно не для него: «Чувствуя приближение очередной неудачи, Винсент вновь погрузился в депрессию и самобичевание. Запершись в своей комнате в Лакене, в северной части города, он отказывался от пищи и спал на полу. А совершая долгие прогулки вдоль канала Шарлеруа, одевался слишком легко, несмотря на холодную осень. По свидетельству его соучеников, в школе он пренебрегал рабочим столом, предпочитая держать тетрадь на коленях, наподобие средневекового писца. Как и в Амстердаме, Винсент любил блуждать по кладбищам и городским окраинам, где „ощущаешь какое-то особое звенящее чувство тоски по дому, с примесью горькой меланхолии“»[32 - Найфи С., Уайт-Смит Г. Ван Гог. Жизнь. – Т. 1. – С. 246.].

Незаметно прошёл испытательный срок, и Винсент вновь оказался не у дел. В поступлении в колледж ему было отказано, хотя из уважения к Дорусу позволили свободно посещать занятия. Но пасторский сын прекрасно понимал, что это провал. Ему не позволили проходить обучение даже в совсем маленькой школе. Что тогда ждёт его в будущем? Где брать силы, чтобы справиться со всеми неудачами? Эти мысли не давали Ван Гогу покоя, он перестал есть и спать.

Спасение пришло откуда его не ждали. Наш герой вспомнил слова про «свет, который зарождается в темноте». В письме Тео Винсент вспоминает, что ещё в Англии пытался устроиться проповедником на шахту, но ему отказали, так как на то время ему не исполнилось двадцати пяти лет. В одной из книг по географии будущий художник узнал об углекопах Боринажа: «Борены (обитатели Боринажа, области к западу от Монса) занимаются только добычей угля, и ничем другим. Это впечатляющее зрелище – угольные шахты, которые уходят под землю на 300 метров и куда каждодневно спускается рабочий люд, достойный нашего уважения и нашей симпатии. Угольщик Боринажа – своеобразный тип; для него не существует дня, он радуется солнцу только по воскресеньям. Он упорно трудится при слабом, бледном свете лампы, в узком проходе, согнувшись пополам, порой вынужденный ползти, чтобы извлечь из чрева земли минеральное вещество, о пользе которого всем нам известно, он трудится, наконец, окружённый тысячью опасностей, которые никогда не отступают, – но у бельгийского горняка превосходной характер, он привычен к такой жизни, и, оказываясь в колодце шахты с небольшой лампой на шляпе, чтобы находить путь во тьме, он полагается на Господа, который видит его труды и оберегает его вместе с женой и детьми. Его одежда – шляпа из варёной кожи, куртка и холщовые штаны» (148).

Винсент писал Тео, что поездка в Боринаж, этот угольный край, придаст ему силы. Крестьяне и рабочие были для Ван Гога примером для подражания. Их простота и искренность увлекала юношу. На новом месте он желал поближе познакомиться с людьми, зарабатывающими себе на пропитание тяжёлым и честным трудом. Также Винсента вдохновляла жизнь апостола Павла: перед тем как стать проповедником, он провёл около трёх лет в Аравии.

Пейзажи Боринажа не были изысканными. Повсюду Винсента встречали терриконы – чёрные кучи отработанной породы. Местные мужчины, видимо, не отмывались от угля никогда и выглядели как негры. Многие из них проработали десятки лет на шахте и уже не могли разогнуть спину: на рабочем месте приходилось трудиться в самых неудобных позах.

Ранним утром разношёрстная мужская толпа, как тёмная жижа, текла в шахту. С собой они брали то, что трудно было назвать обедом, но за неимением другого приходилось довольствоваться малым. Вечером уставшие и грязные углекопы разбредались по своим хижинам. Кто-то по дороге заходил в пивную и выпивал кружку-две самого дешёвого пива. Дома их не ждал сытный ужин, им приходилось довольствоваться жидкой похлёбкой.

Несмотря на то что в течение 1850—1880 годов средняя заработная плата рабочих увеличилась практически в два раза, они могли побаловать себя мясом только по праздникам[33 - Мак Г. Нидерланды. Каприз истории.]. Основной пищей нидерландских трудяг были чёрный хлеб и картофель. Последний готовили в самых разнообразных видах, но, как правило, просто варили: для жарки требовалось сало или масло.

Для обогрева жилья жёны углекопов собирали уголь на отработанных кучах. В самую лютую стужу им приходилось выходить за своей скромной добычей.

Эмиль Золя в своём остросоциальном романе «Жерминаль» на примере шахтёрского городка Монсу описал неприглядную жизнь французских углекопов тех времён. Вот цитата из книги: «Все прекрасно знали, что, если углекоп хотел добиться продления кредита, ему стоило только послать к лавочнику дочь или жену, – безразлично, были они красивы или безобразны, лишь бы не строптивы». Не думаю, что в Боринаже ростовщики и лавочники сильно отличались от их французских коллег-живодёров.

Бельгийский художник Константин Менье (1831—1905) родился в Боринаже и много картин посвятил углекопам. В одной из его лучших работ, «Возвращение шахтёров» (1905), рабочие представлены во всей своей суровости. На их лицах нет улыбок, как нет ничего другого, что могло бы порадовать. Изнурённые тяжёлым неблагодарным трудом, но несломленные и гордые, они влачатся по домам, держа кирки в уставших руках. На заднем плане картины чёрный дым из трубы закрывает небо, на котором нет и проблеска света.

Особое внимание шахтёрскому труду уделял русский художник Николай Касаткин (1859—1930). Так, в 1882 году он впервые посещает Донбасс, где изучает быт углекопов. В своей картине «Сбор угля бедными на угольной шахте» (1894) Касаткин изобразил мрачную будничную жизнь женщин и детей шахтёров. В письме Льву Толстому он делится впечатлениями о бельгийских копях: «Бельгия – страна холмов и заводов, жутко по ней ехать, когда видишь на угольной горе чёрных изнурённых женщин и детей и тележки, бегающие по канату, как живые. Там можно поставить памятник человеку, который ничего не изобрёл»[34 - Мастера искусства об искусстве: избранные отрывки из писем, дневников, речей и трактатов: в 7 т. – Т. 5, кн. 1. – С. 144.].

Обладая некоторыми познаниями в религии и снабжённый рекомендацией отца, Винсент довольно быстро нашёл работу в местном приходе Пти-Вама, небольшом поселении, зажатом между шахтами «Маркасс» и «Фрамери». Он с пламенной горячностью начал проповедовать библейские сюжеты местным ребятишкам. Вместе с учениками Ван Гог пел песни и гимны, показывал детям свои рисунки, а по вечерам устраивал совместное чтение Библии.

Того жалованья, которое назначили Винсенту, еле-еле хватало на пропитание, зато комнату для проживания в доме пекаря ему предоставили бесплатно. Манерой одеваться Ван Гог постепенно начал походить на шахтёров: не совсем опрятная и часто грязная одежда стала для него повседневностью.

Весной 1879 года пасторский сын на шесть часов спускается в шахту «Маркасс», чем он не позабыл поделиться с Тео: «Спуск в шахту – это жутковатый опыт, для этого используется нечто вроде корзины или клетки, словно ведро в колодце, но этот колодец 500—700 метров глубиной, и когда снизу смотришь вверх, обнаруживаешь, что дневной свет уменьшился до размеров звезды в небе. Ты испытываешь такое чувство, будто впервые попал на морской корабль, только ещё хуже, но, к счастью, это длится недолго. Шахтёры просто привыкают к этому, но всё же сохраняют непреодолимое чувство страха и ужаса, которое неотступно сопровождает их и для которого есть основания и причины. Но когда ты уже внизу, страдания остаются позади и твои старания щедро вознаграждаются тем, что ты там видишь» (151).

Провожатым выступил некий мужчина, проработавший там тридцать три года. Он, никуда не спеша, подробно объяснял своему спутнику, как устроена шахта. Рабочие непосредственно добывают породу в забое, который представляет собой небольшую ячейку. В них углекоп трудится стоя, а иногда лёжа – всё зависит от условий. В «Маркассе» пять уровней, из которых три верхних истощены, и за углём приходится спускаться всё ниже и ниже.

Винсент восторгается забоями и печалится, что художники не торопятся изображать их на картинах: «…это было бы чем-то новым и неслыханным или, вернее, невиданным» (151). Далее в письме он представляет сюжет такого полотна: вот вереница забоев, свод которых удерживается деревянными балками; в каждом забое трудится углекоп, облачённый в одежду из грубого холста; тусклый свет маленькой лампы пробивается из абсолютной темноты.

Ещё Ван Гог пишет о старых и ослепших клячах, которые таскают вагонетки с углём. И тут мне на память приходит лошадка из «Жерминаля» Эмиля Золя. В затопленной шахте она носилась с обезумевшими глазами, ища спасения. Но всё напрасно: вода поглотила несчастное животное, не оставив ей никакого шанса.

Самих углекопов Винсент описывает как необразованных, невежественных, но смышлёных и расторопных в работе. Как и Менье, Ван Гог подчёркивает их угрюмость. Также пасторский сын подмечает, что они не любят общаться с посторонними людьми. Их круг – это углекопы, и они живут своим узким миром.

17 апреля 1879 года на шахте «Аграп», находящейся всего в трёх километрах от Пти-Вама, произошёл взрыв газа. Метан, высвобождаемый из угольных пластов, всегда представлял опасность. Достаточно одной искры, и накопившийся газ превращается в смертельную огненную волну, которая, сметая всё на своём пути, мчится по туннелям шахты.

В результате катастрофы погиб сто двадцать один человек, многие остались инвалидами. Винсент не мог остаться в стороне от человеческого горя, постигшего множество семей его деревни. Все свои силы он бросил на уход за пострадавшими. Ежедневно он совершал обход, помогая потерпевшим менять повязки на обожжённых местах. Лекарств и перевязочного материала категорически не хватало, приходилось использовать всевозможные подручные средства.

Некоторые семьи лишились единственного кормильца. Женщины и дети оказались в тягчайшей ситуации – они прекрасно понимали, что их в этой жизни уже не ждёт ничего хорошего. Винсент изо всех сил старался помочь нуждающимся: раздавал своё небольшое жалованье, для обогрева хижин собирал уголь.

Но главное, чем мог помочь бедствующим Ван Гог, – это ободряющее слово истины. В трудных ситуациях слово становилось спасительной ниточкой. Не обладая выдающимися ораторскими качествами, но действуя от чистого сердца, Винсент вселял страдающим надежду. Наконец его познания в религии действительно приносили пользу людям.

Сам он вёл чрезвычайно скромный образ жизни, перебравшись из дома пекаря в заброшенную хижину. Часть своей одежды он раздал нуждающимся или же пустил на повязки, спал на соломе, как странник, питался чем придётся, иногда голодая целыми днями. Но Винсент был счастлив, принося пользу самым простым людям, оказавшимся в беде.

В свободное время Винсент часто думал о родителях и Тео. Его тяготила мысль о постоянных семейных спорах, и он не хотел никому омрачать жизнь, сознаваясь в этом брату: «А если без шуток, я искренне полагаю, что было бы лучше, если бы отношения между нами были доверительными. Если мне дадут понять, что я являюсь обузой или причиняю беспокойство тебе или всем дома, что я ни на что не гожусь, если я буду постоянно чувствовать себя незваным или лишним гостем, которому лучше вовсе не приезжать, и при этом буду стараться всё больше держаться в стороне от всех – когда я думаю, что всё на самом деле будет так, а не иначе, мной овладевает горестное чувство и меня одолевает отчаяние.

Мне сложно справиться с этими думами и ещё сложнее жить с мыслью о том, как много я принёс раздора, горя и печали нам с тобой и нашему дому» (154). В этих строках явно прослеживается меланхолия, которая, как червь, точила душу бедного художника всю его короткую жизнь.

Когда его ближайшие родственники, Тео и Дорус, навещали Винсента, они поражались аскетичности его образа жизни. Отец надеялся, что сын одумается и перестанет впадать в безумные крайности в своём служении людям. Проповедник должен быть примером для окружающих, но никак не юродивым, ходящим босиком, спящим на соломе и одевающимся в мешковину. Всё это входило в противоречие со взглядами Теодоруса, и он пытался объясниться с сыном. Винсент делал вид, что понял свои ошибки, но после отъезда отца принимался за своё.

Такое неистовое служение людям можно объяснить отношением Ван Гога к образу Христа: «Для Ван Гога Иисус Христос был персонификацией его собственного воззрения на мир. Это воззрение базировалось на кажущихся на первый взгляд противоречивыми постулатах о том, что страдание всегда желанно, а печаль лучше радости; эти парадоксальные идеи нашли отражение в его живописи»[35 - Вальтер Инго Ф., Мецгер Р. Винсент Ван Гог. Полное собрание живописи / пер. с англ. С. И. Козловой, Е. Л. Козловой, Е. Ю. Суржаниновой, И. Д. Голыбиной. – Арт-родник, 2010. – С. 46.]. Как ни странно, но в дальнейшем Ван Гог нечасто писал картины на религиозные сюжеты. Исключениями являются «Пьета» (по Делакруа) и «Полуфигура ангела» (по Рембрандту), «Воскрешение Лазаря» (по Рембрандту), «Милосердный самаритянин» (по Делакруа). Первые две работы написаны в сентябре 1889 года, две последующие – в мае 1890 года, когда художник лечился в клинике Сен-Реми.

Если Иван Никитин (1680—1742), один из первых петровских пенсионеров[36 - Пенсионер – художник, которому за особые заслуги назначали жалованье и отправляли на обучение в Европу.], был бит плетьми и отправлен на каторгу в Сибирь за хранение пасквиля на Феофана Прокоповича, то Ван Гог сам избрал путь такой же тяжкий, как у каторжника.

Самопожертвование для голландцев не было чем-то исключительным. Для ликвидации порывов плотин требовались усилия многих тысяч людей. История Нидерландов хранит тёплые воспоминания о коронованном брате Наполеона, который во время одной из таких катастроф бросился на помощь пострадавшим: «Через несколько часов после взрыва он уже ходил по развалинам. С военной оперативностью и целеустремлённостью он несколько дней практично и эффективно руководил спасательными работами. Он предоставил свой дворец для жертв катастрофы и пожертвовал солидные суммы из личных средств на восстановительные работы»[37 - Мак Г. Нидерланды. Каприз истории.].

То, что делает честь монарху, а художника награждает бессмертием, недопустимо для простого служителя культа. В представлении местного церковного руководства проповедник не должен юродствовать и впадать в безумное самопожертвование. И уже в июле 1879 года евангелический комитет принял решение об увольнении Ван Гога, дав ему три месяца на поиск новой работы. В изданном по этому поводу документе написано следующее: «Каждый, кто поставлен во главе конгрегации, должен обладать талантом произносить речи. Отсутствие данного качества делает абсолютно невозможным выполнение основной задачи проповедника»[38 - Найфи С., Уайт-Смит Г. Ван Гог. Жизнь. – Т. 1. – С. 264.]. Эти слова – очередное лукавство церкви: Винсента уволили вовсе не за то, что он не умел произносить речи, – причиной стало его самоотречение ради людей. Не зря немецкий философ Фридрих Ницше (1844—1900) так презрительно отзывался о церкви.