Звучащее слово. Повесть

Чем свет уж на конях сидят,
Борзые прыгают на сворах.
Выходит барин на крыльцо…

Чтение стихов, а тем более поэмы, неблагодарное занятие. Мало кому это интересно. Чтобы достучаться до самого активного слушателя, надо приложить немало усилий. И не факт, что эти усилия будут правильно восприняты слушателями. Чаще оказывается наоборот. Как говорится, благими намерениями…

Денис читал поэму и видел, как расширяются порой, по ходу его чтения зрачки у некрасивой девочки – брюнетки слева, она старательно вслушивается в текст, но видимо не до конца понимает и от этого еще больше напрягается. Вот маленький мальчик, достигший возраста 15 лет, но так и недоразвившийся физически, оттопыривает подбородок, как бы поправляя несуществующий галстук, но никак не может его найти.

Другой малец у окна вымахал под метр девяносто, но ума набрать не успел и теперь отсиживает свой срок на уроке литературы, мечтая только об одной затяжке табачку, да покрепче. Пустые глаза, пустые мозги, да и все остальное похоже такое же пустое как мозги. Этого может заинтересовать, пожалуй, только середина поэмы, почти постельная сцена, когда Нулин крадется в спальню к хозяйке. Ему подавай только сальные подробности, чтобы можно было потом перекинуться во дворе парой слов со своими корешами, обсосать их по полной программе, вывернуть наизнанку весь смысл поэмы, оставив только то, что его интересует. Другие стихи или прозу он даже и не вспомнит. А ведь как хорошо написано, как красиво, живо, трепетно. Сколько легкости, едва ощутимой иронии! Но этого монстра в обличие человека расшевелить невозможно. А ведь это твоя задача, расшевелить вот этого самого монстра, иначе, какой же ты чтец, артист, если не можешь справиться с каким-то недоделанным уродцем из клана зрителей. Где же вы, глаза внимательные и умные? Куда вы спрятались? Почему же в этой жизни все наоборот, все доброе, светлое прячется очень глубоко, а монстры оказываются на поверхности, как то самое вонючее водоплавающее. Стоп! Денис мысленно остановил себя. Не раздражайся! Чего ты переполошился? Волнуешься? Боишься? Сколько раз читана-перечитана эта программа. И в школах и в техникумах. Давно опробована. Он не виноват, что ему неинтересно. Его так воспитали. Ему ничего никогда не говорили о красоте слова. Да его может быть и не будет никогда интересовать эта литература. Она может быть не для него. Успокойся. Уже скоро финал поэмы. А там будет стихотворение, которое ты прекрасно знаешь и прекрасно читаешь. А уже потом будет та злополучная повесть, которая так долго тебе не давалась, и сейчас каждый раз доставляет столько неприятных ощущений. Да, причина именно в этом, в ней, в этой повести. Но нельзя поддаваться панике. Прямо как в том анекдоте. Ничто не создает панику так сильно как плакат: «Только без паники!» Но там хорош последний стихотворный отрывок, сама импровизация: «Чертог сиял…» Какие слова! Зачем звонила Лера? Опять какие-то посторонние вопросы! Думай о программе! Не отвлекайся.

Настроение окончательно испортилось. Как он доработал программу, он не помнил точно. Как-то доработал. Только на улице, когда его обдуло немного ветром, он начал приходить в себя. Элегию ты отчитал сносно. В повести, конечно, налажал, ну ладно, терпимо. Давно не читал, повторить не успел, перенервничал. Да еще Лера звонила. Кстати, Лера. Чего она хотела? Он достал мобильник, набрал номер.

– Привет.

– Ну, как все прошло?

– На букву «х», не подумай, что хорошо.

– Что, совсем так плохо?

– Ладно, не копай, не капай. Ты где?

– Я сейчас в «Республике». Тебе какой йогурт взять, черничный или вишню?

– Лучше персиковый.

– Здесь нет персикового. А, нет. Есть абрикосовый. Будешь?

– Хорошо.

– Ты во сколько придешь?

– Часов в восемь. Пока.

– А можно…

– Ну, что опять?

– Ну, ты же заработал сегодня?

– Говори уже… Опять «Синий бархат»? Сластена! Ладно, покупай. Целую.

Денис двигался теперь не торопясь. На работу можно не спешить. Шеф сегодня уехал в командировку. Вместо него Ирина Борисовна. Она своя в доску! Фу, откуда такие пошлости! От кого нахватался? Надо продышаться. Проветрить мозги. Мозги, мозги… Достал же меня сегодня этот мальчишка. Не только на концерте, но и после. Ему, видите ли, понравилось. И ведь подошел уже на крыльце, как раз в тот момент, когда Денис был меньше всего готов к какому либо разговору. Что же он такое спросил? Читаю ли я «Кавказского пленника» Толстого. И когда Денис ответил, что нет, юноша спросил вновь: «А Хаджи-Мурата»? «Интересуешься Толстым»? Ответил, что да, интересуется. И ушел. Странный парень. Одни вопросы и никаких ответов.

Кутаясь в меховой воротник дубленки, Денис прошел двести метров до ближайшего кафе, заказал кофе с коньяком и песочное пирожное. Здесь в тишине, без суеты можно было проанализировать прошедший концерт, разложить по полочкам все ошибки и удачные моменты. Кафе было в цокольном этаже и называлось «Арома». Для каждого столика разгорожены были отдельные деревянные кабинки, в отдалении виднелись полки с книгами и периодикой. Можно было при желании что-то взять почитать, пока сидишь в ожидании обеда или просто провести приятно вечер, никому не мешая. Было уютно и сравнительно недорого. Он очень любил сюда приходить с двумя-тремя друзьями после лекций, обсуждать просмотренный вместе фильм или спектакль, прочитанную книгу. Сейчас он взял с полки «Литературку», и машинально ее просматривая, наткнулся на статью о Владимире Орлове, его 70-летнем юбилее и романе «Альтист Данилов». Статья была довольно подробная, биографическая и натолкнула Дениса на мысли, которые раньше не приходили нему в голову. Интересуясь всю жизнь классической русской или зарубежной литературой, он читал современную постольку-поскольку. И не задавался вопросами и стремлением ее узнать. Теперь же он ощутил какой-то интеллектуальный голод, желание познать то, от чего долгое время по доброй воле оставался в стороне. Как случилось, что он никогда не только не читал роман «Альтист Данилов», но даже имени Владимира Орлова не слыхал? Привлекли его теперь даже просто названия его произведений, такие, например, как «Камергерский переулок». Что это за фантастический нефантаст, который опирается на русский фольклор, и пишет о человеке-демоне Данилове? Там в статье назывались еще несколько произведений других авторов, которые были напечатаны в том же номере журнала, где был впервые опубликован «Альтист». Денис понял, что с этих перечисленных романов он начнет для себя освоение современной литературы, пусть и с некоторым опозданием на всего каких-нибудь тридцать лет. Не надеясь найти что-то из названных в статье книг, он подошел к полке и вгляделся в названия стоящих на полке изданий.

Книги были разные по тематике и интересам, но подобраны со вкусом, со знанием предмета. Кто же их подбирал? И для кого? Денис заметил, что в последнее время он стал задаваться вопросами, которые не имели быстрых непосредственных ответов здесь и сейчас. Поэмы Пушкина, Повести Льва Николаевича Толстого. Или сборник стихов Рильке. Совсем загадочный и закрытый автор. Вот, например, сборник «Проза новой России», первый том. Несколько авторов, начиная с первой буквы алфавита: Аксенов, Астафьев, Бакланов и т. д. Денис открыл оглавление. Названия ничего не проясняли. Все было новым и читателю Денису неведомым. Надо было начать читать. Он открыл первое, что открылось, долистал до начала рассказа. Им оказался рассказ Бакланова «В месте светлом, в месте злачном, в месте покойном». Захватило сразу, с первой страницы. Захотелось сделать после третьей, еще не дочитав до конца. Герои, а их как минимум двое, мужчина и женщина. И не любовная история. Точнее не она в центре внимания. А загадочный герой, о котором думает женщина. Но мучил вопрос: кто должен читать это произведение со сцены, мужчина или женщина? Рассказ как бы от лица женщины. (Рассказ ведется от третьего лица, передаются мысли и поступки этой женщины, авторского «я» там нет. Поэтому и «как бы» от лица женщины.) Но все ее внимание обращено на мужчину, который ничего не объясняет, мало говорит, но по-настоящему, по-мужски действует. И она погружается в эту любовь с головой. Если взяться самому сделать этот рассказ, то возникает следующий вопрос, а для кого и где читать это произведение? Просто так освоить текст, выучить его и благополучно бросить не хотелось. А найти зрителя на такой материал достаточно сложно. Да и времени на это может уйти очень много. Если же дать идею женщине, то какой? В окружении Дениса на сегодня не было исполнительницы, которая смогла бы взять этот материал.

Денис услышал громкие голоса входящих в кафе и спорящих на ходу людей. Он присел за свой столик. Его кофе давно остыл, но Денис сделал глоток и посмотрел в сторону входа. Девушка лет двадцати с хрупкими чертами лица, в черном кожаном плаще со светло-коричневым шарфом и в такой же беретке, держала под руку молодого человека, который тут же, как вошли, пропустил ее вперед и следовал теперь за ней. Он был высокого роста. Крупные руки его резко контрастировали с тонкими руками девушки. Казалось, он был только что вылеплен и еще не оформлен. Лицо его было мясистым и никак не вязалось с изящной фигурой девушки. Они сели за угловой столик. Парень заказал кофе для девушки и пива для себя. Она что-то категорически возразила, но он не слушал ее, что-то или кого-то искал глазами в зале кафе. Наконец, принесли их заказ. Девушка сняла перчатки, в которых была до сих пор, и бросила их в лицо кавалеру. Тот лишь отмахнулся от нее, отпил немного пива, позвал официантку. Выслушав клиента, официантка подошла к полке с книгами, выбрала какой-то том, подала девушке и ушла.

Денис искоса поглядывал на парочку, которая за короткое время сумела завладеть его вниманием. Неожиданно Денис подумал, какие они разные эти пары, герои рассказа Бакланова и эта совершенно ошеломляющая своим несоответствием пара посетителей. Его интересовал вопрос, что за книгу велел подать парень, и почему именно эту книгу. Спрашивать официантку он не хотел, да и времени для сидения у него уже не осталось. Ему пора было отправляться. Но он впитывал глазами, запоминал этот короткий яркий эпизод, случившийся здесь, откладывая его в свою копилку образов.

Такие образы могли пригодиться ему в работе над литературными произведениями. И он собирал их как писатель, что-то записывая, что-то фотографируя. Вчера, например, он видел низкорослую старушку, в старом истертом пальто, сапогах «прощай молодость» и махеровой косынке, которая, подходя к остановке, разговаривала по мобильному телефону. Или парень в троллейбусе, долго объясняющий кондуктору, куда ему надо проехать и выясняющий, доедет ли он до нужного места. Или мужчина, требовательно зовущий в минимаркете продавщицу словами: «Быстрее подойдите», и нарочито медленно объясняющий, каких и сколько конфет ему надо. Денис запоминал эти картинки, пытаясь представить себе, кто эти люди, чем они живут, почему они такие скандальные или наоборот, почему они такие забитые, что не могут объяснить самого элементарного, для себя необходимого. У каждого была своя жизнь, свои обстоятельства, накладывающие отпечаток на поведение человека. И чаще всего человек действовал бессознательно, оказываясь в плену собственных заблуждений или пороков. И становился требовательным к другим, не замечая за собой каких-то просчетов и недостатков.

Уже выйдя из кафе, Денис вспомнил собственное намерение проанализировать состоявшийся совсем недавно концерт, которое он не исполнил, и усмехнулся своей рассеянности и забывчивости. Коньяк в крови еще подогревал, и казалось, что ветер стал не таким холодным как утром. А снега все не было. Лысая земля под ногами блестела льдом и торопила путников к теплу жилого помещения. Работа звала в свои объятия, но идти туда не хотелось. Хотелось плюхнуться сейчас в ванну, закрыть глаза хотя бы на полчаса и ни о чем не думать.

Он вернулся на работу. Сидел у компа, пялился в надоевший экран, уже ничего не понимая в потоке цифр, графиков и диаграмм. В середине дня позвонила Алиса, его принцесса, томно вздохнула, мурлыкнула что-то неразборчиво, спросила, может ли он сегодня прийти к ней, обрадовалась, когда он обещал и назвал время, и отключилась. Этот звонок его вздернул, добавил огня в крови. Он сразу вспомнил романс на стихи Пушкина «В крови горит огонь желанья…» Романс исключительный, красивый по мелодии и по смыслу, по напору страсти, по желанию обладания. И вместе с романсом вспоминал ее слова, их было не много, ее интонации, удивлялся сам себе, что краснеет при мысли о близости с этой… юной особой. Он пытался подобрать эпитет, чтобы хоть как-то ее назвать (девушка? девочка? крошка? звучит несколько плоско), но ничего не приходило на ум кроме ее имени Алиса. И еще прозвища, которое он дал ей в первую их встречу – Лиса. А-лиса. Лиса Алиса. Он недолго думал, как он будет называть ее сокращенным именем. Само пришло. Без напряга. Лиса, причем с ударением на первом слоге. Так он ее и звал теперь. Уже полтора года как звал. Конечно, он называл ее и котенком и солнышком, и подбирал еще много красивых ласковых эпитетов. И она не отказывалась. Откликалась с удовольствием. Ей это нравилось. Вот и сейчас она будет ждать его, пока он закончит работу, пока доедет до нее и, наконец-то, обнимет ее. А он не будет торопиться. Надышится вольным ветром перемен, продует легкие, и нырнет в пучину страсти. С разбега головой вниз. Как с обрыва.

Откуда в башке столько штампов?

Он позвонил в дверь, увидел, как она прислонилась к глазку, и только после этого открыла. Она была в его рубашке, из-под которой видны были ее голые ноги. Даже тапочки остались где-то в комнате на ковре. Он обнял ее правой рукой за плечи, а левую положил по-хозяйски на ее поясницу, и почувствовал, что на ней кроме его рубашки больше ничего нет.

– Ты не замерзнешь, котенок?

– Нет, я все приготовила и сидела под пледом. Ждала тебя.

Он попытался заглянуть в комнату.

– А поцеловать?! – она сморщила кривую рожицу.

Он чмокнул ее в теплую щеку, пощекотал усами ее нос, заглянул ей в глаза, ловя хитрые искорки страсти, и только после этого поцеловал в губы. Его рука сама стала перемещаться ниже поясницы, но тут она оттолкнулась от него острыми кулачками, вывернулась из его объятий.

– Не сейчас. Сначала ужин, а потом все остальное.

– Постой, не убегай. Это тебе! – Он достал из рюкзака и протянул ей празднично завернутый подарок.

– Что там? Ой, что-то мягкое! Это заяц? Да?

– Догадливая!

– Ой, как здорово. Девчонки обзавидуются. Ну, давай, раздевайся, проходи. Мой руки и за стол!

– Ладно.

Пока она искала ножницы, разрезала упаковку и разворачивала подарок, он успел снять пальто, разуться и вошел в комнату в тот момент, когда она во все глаза разглядывала подарок. Посреди комнаты стоял накрытый на две персоны стол с двумя свечками, по центру его возвышалась ваза с фруктами, от которой веером расходились тарелки с закусками: нарезка колбасы двух видов, селедка под шубой, корнишоны с маслинами на одной маленькой тарелочке, соленая капустка с клюквой, свежий сладкий перец, желтый и красный, и помидора сорта черри с веточкой. Среди всего этого великолепия возвышались шампанское и бутылка водки.

– По какому случаю праздник? – спросил он невинным голосом.

– Хулиган, и он еще спрашивает! – она бросилась к нему в объятия. – Люблю, люблю, люблю.

– Я тоже тебя люблю, мое солнышко!

– Ты всех называешь солнышками?

– Нет. Только избранных.

– Знаешь, мне так хорошо с тобой. – Она прижалась щекой к его груди и на минуту замерла. Он гладил ее мягкие кудряшки, чувствовал их теплый аромат домашнего уюта. – Не хочу тебя отпускать. Так. Все. Проходи. Садись.

– Тебе водочки? Или все-таки начнем с шампанского?