Превенция

Я откинулся на сидение и, наклонив голову набок, уставился на пасмурное небо.

– Дождь что ли пойдёт… – вслух говорил водитель. – Да нет, не должен пойти, ещё выглянет солнышко сегодня.

– А я окно в комнате не закрыл. Чуть прикрыл, чтобы не дуло, пока сплю, а закрыть перед уходом забыл. У меня там книги на столе…

Сегодняшняя поездка начиналась особенно скучно, настолько, что в какой-то момент я желал вернуться к той бесполезной работе, в которой варился всю бессонную ночь. Наконец, мы подъехали к дому Кати; в отличие от моего, он был построен намного позже, имел красивый буро-рыжий цвет, да и окружающая его инфраструктура была куда приятнее глазу, нежели та, что жутко обрамляла мой мрачный район.

Серёга припарковался напротив подъезда, мы вылезли, не спеша подошли к дверям и набрали на домофоне номер квартиры. Она ответила спустя пару секунд и открыла нам дверь. Квартира Кати располагалась на седьмом этаже, слева от лифта. Хозяйка – высокая остроносая брюнетка – встретила нас в домашнем халате и тапочках, что меня немного смутило, так как, приглашая гостей к себе, я всегда считал своим долгом одеться подобающе, поэтому столь вольный стиль Кати не давал мне покоя на протяжении всего нашего пребывания у неё.

– Проходите в гостиную, – сказала она, махнув рукой в сторону большой комнаты, а сама скрылась за дверями кухни.

– Гостиную… – качнул головой Серёга, входя в комнату, – понял? Гостиную!

– А что не так? – удивился я.

– Не люблю, когда зал гостиной называют.

– Тоже мне зал, – послышался хозяйский голос сзади. – Залы в замках, а у меня тут места меньше чем в келье[4 - Ке?лья, или ке?ллия – жилище монаха, обычно отдельная комната в монастыре.].

Катя вошла в комнату с чашкой чая в руках и направилась к белому письменному столу, что незаметно стоял в углу комнаты, спрятавшись от нас за плотными листьями папоротника, развалившегося в своём бледном горшке на красивой железной подставке. Серёга плюхнулся на диван, закинув ногу на ногу, и вальяжно положил руку на подлокотник, я же присел против него на кресло. Хозяйка взяла со стола небольшой лист бумаги, сложенный пополам, и протянула Серёге, тот с неподдельным интересом схватил его, словно долгожданный подарок, развернул и принялся рассматривать.

– Отец только это нашёл, – сказала Катя. – Больше просить не буду, и так все чёрные из отдела в курсе, что я копаю.

– Семёновка, – задумчиво проговорил Серёга, подняв на неё глаза. – Это, собственно, где?

– Шестьдесят километров за город, – ответила она. – Ты меня не слушаешь?

– Слушаю. – Он вновь опустил взгляд в листок.

– Вы с Андреем будете встречаться сегодня?

– С чего это?

– Да брось, я же знаю, что ему уже обо всём известно, вы же… прокажённого хотите потревожить, они там каждого на карандаше держат.

– Ну, может быть. Мы вообще не планировали, но он сам намекнул, что нужно переговорить.

– Узнайте, будут ли они что-то предпринимать.

– Предпринимать? – удивлённо переспросил я.

– Касательно Смольникова, – ответила Катя, указав на лист, что сейчас так придирчиво изучал Серёга. – Мы начали старое ворошить, теперь я боюсь, что и они за него возьмутся.

– Это не мы начали, это он свои книги продавать начал, – вмешался в разговор Серёга.

– Когда, сто лет тому назад? Скажу тебе честно, – говорила она с каким-то сожалением в голосе, – я вообще вас не понимаю. Ну издал он книгу без одной главы, значит, изъяли вовремя, зачем он вам сейчас-то понадобился? Тем более время такое, все постмодернисты, нонконформисты… все гонятся за какой-то дешёвой концептуальностью. Сейчас какой-нибудь новый Смольников нарочно выпустит книгу со странным оглавлением, и что, тоже расследование начнёшь?

– Начну.

– Признайся, ты перед старшими выслужиться хочешь? Или просто встретил похожий случай с пропавшей главой, как тогда в институте, оттого и загорелся?

– Цель не важна, наслаждаюсь процессом. Ничего личного, ты просто представь, – отвечал он, складывая лист в несколько раз и пряча его в карман своей кожаной куртки, – сидит этот Смольников сейчас в своей Семёновке, пишет новый роман с концептуальным названием, скажем, «Похлёбка души», и соединяет в своих деепричастных оборотах то, что никогда не должно было соединиться. А потом читает его какой-нибудь доярке в сарае, доходит до самого пикантного момента, а доярка раз – и кони двинула! А всё почему? Потому что мы вовремя не вмешались и превентивные меры не осуществили, – чеканил он, тыкая указательным пальцем в подлокотник. – Если мы не будем по первому сигналу решать проблему, то какой от нас толк?

– Андрей так же начинал, – обиделась она, – пока эти превентивные меры не стали осуществляться чересчур настойчиво… и вы тоже туда метите? Чего тянуть-то, признайте Смольникова вдвойне прокажённым и задушите, пока спит, возни меньше.

– Ну, раз ты сказала, – улыбнулся Серёга. – Мы считаем своим долгом своевременно пополнять справочник свежими предупреждениями – превенция, так сказать. А с этим душегубом нас не сравнивай даже.

– Мне вообще кажется, что вам попросту нечем заняться, вот и маетесь от безделья.

– Вот вычислим, что за связку этот гений использовал, и посмотрим, что ты скажешь. К тому же Вите интересно, что происходило в четырнадцатой главе, – он посмотрел на меня и, улыбнувшись, кивнул.

– Когда ты его в последний раз открывал? Пополнять он собрался… – Катя отвела взгляд, развернулась и подошла к окну. – Во сколько с Андреем встреча?

– Сейчас позвоним и разберёмся, – лениво говорил мой друг, доставая мобильник из кармана. – А читать ваше старьё невозможно, я вообще свой справочник издам, распишу состыковок – читайте на здоровье, – рассмеялся он, глядя на Катю, та закатила глаза.

– Есть не хотите? – поинтересовалась она.

– Было бы неплохо перекусить, – улыбнулся я.

Время было около обеда, голодный желудок напоминал о себе чуть слышным урчанием, а запах кофе в машине окончательно развязал ему руки и теперь этот прожорливый джентльмен требовал немедленного утоления голода. Предложение хозяйки, очевидно, высказанное из вежливости, сыграло мне на руку. Катя пожарила яичницу с помидорами и зелёным луком, запах которой носился по всей квартире, медленно сводя меня с ума. Серёга тем временем закончил телефонный разговор и сообщил, что встреча в силе, случится через два часа на берегу реки в знакомой нам беседке.

– Тебе какой чай сделать? – спросила Катя, заглянув в комнату. – Чёрный или зелёный?

– Зелёный, пожалуйста, – улыбнулся я.

– Сделать… – передразнил её Серёга, что сейчас сидел на диване, глядя в одну точку на потолке. – Сделать чай… что за глупость, кто так говорит.

– А как надо? – по-настоящему рассмеялся я, поражённый придирками моего друга.

– Навести! Сделать чай, – рассуждал он, жестикулируя кистью правой руки в воздухе, – это когда она берёт дорогие чайные листья, заваривает их в маленьком чайничке, раскрашенном под гжель, а потом разливает в крохотные чашечки и вы с ней по глоточку, как на церемонии, выпиваете. А на кухне сейчас в огромную кружку положат дешёвый чайный пакетик, зальют кипятком и зажмут насыпать сахара – это называется навести.

– Как крошечную гостиную залом называть, так – пожалуйста, а чай извольте не сделать, а навести, – рассмеялась Катя, что стояла в дверном проходе. Она не успела уйти, когда мой друг начал говорить, поэтому слышала его монолог полностью. – Так под каждую тонкость слов не напасёшься.

– А пусть язык развивается, эволюционирует так сказать, – язвительно ответил Серёга, – не мёртвый всё-таки.

– Не всякое развитие полезно, так разнообразишь, что от старого ничего не останется, – улыбнулась она и скрылась в коридоре, но вскоре вернулась и пригласила нас к столу.

Мы великолепно пообедали. Катя предусмотрительно приготовила на двоих, прекрасно понимая, что Серёга тоже не прочь перекусить. Покончив с едой, и ещё немного побеседовав, мы начали собираться к отъезду. Хозяйка объяснила, как лучше проехать к Семёновке и даже показала дорогу на карте, что была открыта у неё на компьютере. Перед самым уходом Серёга с Катей вновь поссорились из-за пустяка: куда девать «Паралич пробуждения». Мой друг настаивал, что оригинал книги должен быть предъявлен Смольникову в доказательство его вины, однако Катя была категорически против, ссылаясь на то, что стараниями чёрных волонтёров Смольников прекрасно осведомлён обо всём произошедшем, поэтому не потребует никакой книги. Я предложил компромисс, на который они оба согласились, – сделать пять фотографий книги: обложка с двух сторон, оглавление и пару страниц, и тут же распечатать их на хозяйском принтере. Когда своеобразные бессмысленные прения сторон прекратились, мы вежливо попрощались и покинули квартиру.

Серёга был прав – дождя действительно не было. Солнце показалось среди серых тучек, ласково осветив Катин двор. Лучи красиво падали на машину, будто указывая нам путь, и, несмотря на то, что подобное освещение по-особенному подчёркивало грязные колёса и пыльные снизу двери, автомобиль всё равно смотрелся солидно. Это прибавило мне настроения, к тому же чувство голода теперь надолго отступило. Удивительно, как утолённые потребности и погода могут влиять на мировосприятие, ведь теперь всё вокруг не казалось мне таким мрачным и грустным, как прежде; хотя, возможно просто сказывалось приятное глазу окружение чужого двора.

Я устроился на сидении, пристегнул ремень, полной грудью вдохнул аромат кофе и попросил Серёгу включить музыку, чтобы скрасить путь до реки. Он тоже был весел: их милые ссоры с Катей всегда его забавляли, к тому же теперь в его руках был точный адрес писателя Смольникова, и это ли не повод плясать от радости такому ярому искателю приключений, как мой друг?

Он завёл машину, включил радио, порадовав меня музыкой, и выехал со двора в сторону окружной. Теперь нам предстояло проехать частный сектор и небольшую лесопосадку; до встречи оставалось ещё сорок минут, поэтому спешить было некуда.

Дома частного сектора отличались от тех, что стояли вдоль окружной дороги, своей ухоженностью и, конечно же, ограждением. Этот ужасный забор из «профлиста» сразу же возводило около девяноста процентов всех дачников, купивших здесь землю. Привыкшие к городской изоляции, они попросту не понимали, как соседи умудряются жить рядом, наблюдая друг за другом через сетчатый или деревянный забор, поэтому вокруг участка, ещё до основных работ, возводились эти заграждения, по цвету чаще всего тёмно-коричневые, за которыми весьма зажиточные, но очень трусливые люди прятались от всего окружающего мира. Гораздо более эстетично смотрелись кирпичные заборы, даже несмотря на то, что цель всех этих ограждений была примерно одинаковой – спрятаться. Кирпич, словно крепостная стена, элегантно скрывал роскошные владения, в то время как коричневые листы подло закрывали красивый вид.

– Уж лучше вообще без забора жить, – заявил я, указав на ряды подобных друг другу заграждений, – чем за таким убожеством.