За секунду до сумерек

Чуба не просто рассмешило, он повалился на корточки, держась за пол, зажмурившись, трясся от хохота. Его пытались звать – он не отвечал. Потом остановился, открыл глаза: «Бля… Пипа», – и опять, трясясь, повалился на пол. Смеялись долго. Потом на эту тему стали шутить. «Пипа Говнолиций» – «Да он лазутчик ихний, они его к нам заслали».

Чуб, придя в себя, подошел к нему, положил руку на плечо – «Это был не сон». – «Да не пацаны, че вы, какая деревня, просто тут получилось как – все обычно утром умываются, а он ночью, свет зажигать лень, и он иногда в темноте дорогу перепутает и идет к выгребной яме, и там умывается. А так-то он чистоплотный, в смысле, всегда умывается, каждую ночь.

Пипа тоже ухмылялся, скалился, пытался шутить. Его все равно не слушали.

– Да ладно, хватит, уже самим не смешно, умные шутки закончились, из себя давите.

– Умываешься, да? – Чуб продолжал смеяться.

– Да, да, умываюсь. Весело? Это уже даже не по второму разу. Что, шутка, повторенная трижды, втройне смешная?

– Сам начинал.

– А что еще делать было, ерундой занимаетесь: «мне это снится, а мне это».

– Какая разница? Говорим да говорим, все равно делать нечего. Да нет, ты-то сам только о важном, да? Когда вы, вчера или позавчера? Вчера полвечера они сидели тут, вспоминали, как кто в первый раз напился, и как кто облевался, полвечера, и как год назад Кольму Рыжего напоили, да?

– Да все равно не о таком.

– А в чем разница? Снится тебе редко, а пьешь часто.

– Мне вообще не снится ничего.

– Чуб возмущенно фыркнул и покивал.

– Говорю, не снится.

– Один-единственный человек в Селе, кому не снится ничего. У тебя, может, дырка там, вываливается просто, Чий, проверь ему…

– Что ты несешь, я серьезно говорю.

– Да, такого не бывает просто…

– А у меня бывает.

Все сразу заспорили. И почти все приняли сторону Чуба, стали доказывать, что этого не может быть, и Пипа либо врет, либо сам уже не помнит, кроме почему-то Файсы, внезапно упершегося вместе с ним и заявившего, что он сам не знает, но слышал от тетки, что ее мать, которая умерла….

Чий понял, что его на самом деле подташнивает, может, уже давно, и пить хочется. Он поискал глазами, где бы взять, но на воду ничего не указало. Действительно ерунда, каждый день, о чем тут еще говорить, снов он не видит, уже, наверное, и сам понял, что сглупил. Он посмотрел на Шагу, который молчал сейчас у стены. У них как-то тоже был похожий спор – такая же чушь, про кого-то он Чию рассказывал, а потом, когда он его увидел, сказал Шаге, что ему он представлялся по-другому совершенно, описал как, что и возраста другого, и ростом выше. И Шага тоже расплылся в улыбке – как это так можно представлять, если его еще не видел. Чий стал доказывать, что человеку так свойственно, это у всех, и по- другому быть не может. Но с ним-то случай особый, решив, что он никого не представляет, Шага и себя в этом убедил и уже через десять слов стоял со своим серьезным видом, и не колебался абсолютно. Тогда он от него этого не ожидал, а ведь вроде не дурак, они с Краюхой ему и до сих пор не доказали ничего.

Пить хочется. Чий обернулся на шум, от ворот Амбара к ним направлялся Рыжий. Старший брат того самого Кольмы – Рыжего-младшего, которого напоили год назад и про которого сейчас только вспоминали. Рыжий был явно из дома, шел довольный, сытый сразу видно, ему показалось даже, что-то дожевывая.

– Здорово всем, – он пожал ему руку.

– Здорово.

– Хлопнул Чуба по плечу:

– Чего кричите?

– Да вот, человеку снов, оказывается, не снится.

– Ему объяснили, но Рыжего это вроде не заинтересовало, он только улыбнулся и собрался отойти.

– Рыжий, – окрикнул его Чий, – Водички не взял с собой?

Тот покачал головой.

Спор впереди не смолкал. Он отошел на шаг и посмотрел вверх. Факел, прогорая, оставлял в воздухе тонкую струйку черного дыма, она поднималась, огибая кривоватую пыльную стропилу, которая рядом с точно такими же отделяла, собственно Амбар, от пространства, занятого крышей, струйка, постепенно исчезая, поднималась туда, и терялась где-то у землисто-серой при таком освещении, соломы. До углов свет тоже почти не доставал, они терялись во мраке.

Ведь не всегда было так. Вечера бывают и веселые, хотя это тоже редко, но сегодня он даже не обычный, а из числа особенно нудных. Он поглядел по сторонам. Может, только у меня так сегодня, вроде все, как всегда. Чий вдруг подумал, что напрасно хотел идти сюда развеяться – веселее ему не стало, ничего не изменилось с тех пор, как он сидел дома, только место, внутри по-прежнему оставалась Серая скука. Все здесь повторяется, вот сегодня эти рассказы о снах, ну ладно, это редкость, конечно, хотя, в принципе, то же самое, разговоры о облевывании и облеванных, вообще вечная тема, и спор этот, людей которые спорить не умеют, наивные – они думают, что он новый, на самом деле, ему когда-то пришло в голову, что спор на Амбаре, почти всегда, только один, который никогда не кончается, а только прерывается на время, и, может вообще люди зря считают, что прения нужны для того, чтобы установить правду. Кто это сказал? Какую правду они, вот сейчас, хотят установить? Может, все по-другому? Допустим, есть у человека потребности, поесть, поспать, это самые примитивные, а есть еще какие-то полупонятные и непонятные, поспорить, погорланить, зацепить и показать кто прав, не путать с желанием установить правду, а человек этого не понимает, как зевоту, появляющуюся когда хочется спать.

Уйти вдруг захотелось отсюда, из этого шума, духоты и факельной копоти, выйти на свежий воздух, посидеть одному. Хандришь! Повторяется все вечно, ну а как еще, что тебе еще надо? Бывает ведь и хорошо, а когда хандришь, сразу задумываешься, что все повторяется, и нового ничего не бывает. Другое дело, что идти сегодня никуда, наверное, не надо было, лучше уж поскучать дома, но ведь пришлось же… Может, выпить все-таки? Он подумал немного. Нет, пьянеть нельзя, надо ждать, а потом действовать, идти встречаться, убеждать, но лучше уж идти, чем так.

Он развернулся:

– Есть вода у кого?

В ответ была тишина, кто-то отрицательно потряс головой. Он пошел вглубь, подходя и окликая некоторых по имени, и вдруг наткнулся на Ира, тот стоял неподалеку от ворот, с ним еще двое над чем-то смеялись:

– О! Вы все, отыгрались уже?

– Ну, я да.

– А Краюха где?

– Там еще сидит, там Рыжий-старший пришел.

– Вот же деятель, а! – Чий сердито вздохнул.

– А что такое?

– Да ладно… Так … – он махнул рукой. – Ир, есть вода, пить охота?

– На, бражки лучше выпей.

– Не, не буду. Есть?

– Нет, воды нет.

– Чий!

Он услышал голос и повернулся. У ворот, уже собираясь уходить, видимо, стоял Воль, улыбался, глядя в его сторону. Он тоже улыбнулся, подошел, ему крепко, с чувством пожали руку.

– Че, как? – спросил Воль.

– Нормально.

– А я уходить уже собирался, смотрю – ты.