Танцы на цокольном этаже. Повести, рассказы

– Может быть, зайдёшь?

От неожиданности я опешил, слегка зашумело в голове и пересохло в горле, от предвкушения приятного продолжения вечера.

– А как же родственники, мама и папа? – нерешительно промямлил я.

– Да нет здесь мамы и папы, они живут в другом месте. А вчера я так сказала, потому что нехорошо сразу вести домой кавалера. И даже двух. К тому же, случайно повстречавшихся на улице. Теперь я всё про тебя знаю. Так зайдёшь?

Мы оказались в маленькой комнатке на цокольном этаже двухэтажного строения, это и были «апартаменты» Светланы. В комнату вёл небольшой коридорчик, приспособленный и под прихожую, и под кладовую. В самой комнате стояли кровать, пара стульев, стол и телевизор на тумбочке. Впрочем, обстановка меня интересовала во вторую очередь, поскольку я был один на один с женщиной, хоть и новой знакомой, но в которую уже, наверное, был влюблён. Вот что было для меня, действительно, важно. Всё это действовало возбуждающе, и я, предчувствуя очень возможную близость с красивой женщиной, немного «поплыл» от лёгкого головокружения.

Относительно недавно у меня случилась пара очень близких интимных встреч с девушками примерно моего возраста, вторая из которых закончилась почти смешно, если бы не было так страшно. Тогда мне пришлось выложить двадцать пять рублей за, якобы проведённый подпольно аборт, на который пришлось пойти моей несостоявшейся любовнице, студентке второго курса политехнического института. Через две недели после встречи в комнате её общежития, она заявила, что беременна от меня, и я должен дать денег на операцию. Разумеется, я достал двадцать пять рублей (для студента – очень крупная по тем временам сумма), и больше никогда не появлялся в той комнате. А общежитие политехнического обходил стороной, поскольку пережил сильнейший стресс от всего этого дела. Правда через месяц, кто-то из знакомых ребят за кружкой пива рассказал забавную историю об одной студентке из политеха, которая собирала деньги на аборты, и ей удалось таким образом облапошить человек пятнадцать из нашего института. Именно из нашего, поскольку в своём, насколько я понял, ей светиться с таким способом заработка было никак нельзя. Могли бы и запросто исключить из комсомола! А то и вовсе выгнать…

Эта история осталась в недалёком прошлом, и я о ней иногда вспоминал с облегчением от того, что всё так легко для меня закончилось. Даже с учётом открывшихся новых, пикантных подробностей из личной жизни занятной и развесёлой студентки-второкурсницы.

Теперь же я был в комнате у моей новой возлюбленной (любовь со второго взгляда, не иначе), и не какой-нибудь сопливой студентки, а женщины, которая мне казалась вполне порядочной, интеллигентной и доброжелательной. Ну и что, что старше? Так это же, в конце концов, именно то, что нам в данный момент нужно, правильно ведь?

Всё произошло быстро, я бы сказал, молниеносно, хорошо ещё, что успели раздеться. Признаться честно, большого опыта (мягко говоря) у меня пока ещё не было, но Светлана оказалась очень предупредительной, нежной и чувственной женщиной. Нам было хорошо, но мне хотелось, чтобы в первую очередь было хорошо ей. В какой-то момент я почувствовал, что просто обязан приложить все усилия для этого, и старался как мог. Светлана шептала какие-то приятные и заводящие словечки, и лишь однажды, когда мы остановились, чтобы передохнуть, она хитро мне подмигнула, и с улыбкой спросила:

– Слушай, а может быть ты ещё совсем пацанчик?

Я пролепетал в ответ что-то не совсем вразумительное, вроде: «молодой, но ранний» и ещё, что мне очень нравится её грудь, попка и всё остальное. А в общем, всё было очень хорошо, очень мило и очень приятно. У меня укрепилось возникшее ранее ощущение, что мы знаем друг друга уже очень долгое время. Светлана встала, чтобы попить воды, и я в свете «ночника», которым служила обыкновенная настольная лампа, с наслаждением разглядывал её обнажённую фигуру.

– Не смотри, мне стыдно, – промурлыкала она, одновременно, поворачиваясь так, чтобы я смог разглядеть её получше.

Поспать этой ночью нам так и не удалось, с рассветом я отправился в общежитие, чтобы успеть привести себя в порядок и не опоздать на завтрак, присутствие на котором было обязательным. Мы условились о следующей встрече и долго прощались в затяжном поцелуе.

Мне показалось тогда, что всё сложилось очень и очень неплохо, я ловил мгновения счастья, совершенно не задумываясь о будущем и не вспоминая о прошлом. Это был один из тех моментов, ради которых стоит жить. Любовь, внезапно озарившая моё существование, влекла меня по пустынным улицам Николаева в настоящем, прекрасном и спокойном.

За завтраком Лёва поинтересовался, завершил ли я наше знакомство со Светланой Евгеньевной и почему не пришёл ночевать в общежитие. «Небось, всю ночь по городу гуляли», выразил предположение Лёва, прихлёбывая чай. Оказывается, он прождал меня до поздней ночи, у него возник новый гениальный план знакомства с новыми интересными девушками. Я же ответил, что план это, конечно, хорошо, но его придётся слегка подкорректировать, с учётом новых обстоятельств. Не вдаваясь в подробности своих вечерних и ночных похождений, я сказал лишь, что всё было «быстро и вкусно», и что я, по-моему, уже «причалил». Лёва, с присущими ему интеллигентностью и чувством такта, не стал выведывать подробности, хотя, в силу нашего возраста юного, я мог предположить, что ему как раз очень интересно узнать эти самые подробности…

Всё пошло своим чередом. Мы выполняли программу производственной практики, и наши наставники понемногу увеличивали нагрузки. Я с нетерпением ожидал окончания каждого рабочего дня, чтобы вновь оказаться на цокольном этаже двухэтажного старинного домика, где меня ждала моя Светлана. Всё было просто прекрасно, и лишь однажды я почувствовал сильное волнение.

Как-то в перерыве между нашими любовными упражнениями, Светлана Евгеньевна сказала:

– Ты знаешь, Сашенька, мне от тебя совершенно ничего не нужно, кроме одного, – в этот момент она поглаживала ладошкой мою грудь и живот.

– Для тебя, любовь моя, всё что пожелаешь, – проворковал я, млея от удовольствия.

– Ох, не скажи, – Светлана тихонько усмехнулась и поцеловала меня в ухо, – ладно, потом скажу. А сейчас, я хочу сделать тебе очень и очень приятное. Перевернись на спину, расслабься и закрой глаза. Тебе будет хорошо.

И это было, действительно, неестественно хорошо. Понимающий народ, в особенности, мужчины, любит и ценит такие ласки, и я потом хотел сделать нечто подобное в ответ, но моя возлюбленная не позволила, сказала, что может быть, в следующий раз. Потом встала, включила электрочайник. Воздух в комнате наполнился ароматом кофе. Это был простой, самый распространённый в то время индийский растворимый кофе, но запах был очень хороший. Затем достала из тумбочки стола бутылку с коньяком, и понемногу налила в каждую чашку. Нажала на клавишу воспроизведения музыки на магнитофоне «Весна – 201». Из динамика раздались ритмы группы «Bonny M», самой популярной дискотечной группы Советского Союза.

– Можно было бы и потанцевать, – подмигнула мне Светлана, – совсем голышом… Но мы для этого слишком трезвы.

И рассмеялась, глядя на глупое выражение моего лица. Ну… танцевать в голом виде под «Bonny M», мне ещё не приходилось, это точно.

– Но ты можешь себе это представить, – добавила она, – зато будешь меня вспоминать, когда услышишь эту музыку.

И мне, действительно, хватило одной мысли, чтобы снова возбудиться, но Света сказала:

– Оставь на завтра. Завтра будет тоже очень-очень хорошо, а может быть даже и лучше, – и поцеловала меня в нос.

Я пил кофе с коньяком и воображал, как мы с ней танцуем здесь в тёмной комнате цокольного этажа… Неплохо, в общем, но как-то нелепо. Ладно бы, ещё медленная композиция, а тут «Рау-рау Распутин, ловер оф ве рашен куин!». Хотя…

– Ты говорила, что тебе что-то хотелось от меня? – вспомнил я. – И что? Ты только скажи! Мне бы очень хотелось тебя чем-то порадовать.

Светлана вдруг стала грустной и сосредоточенной. Потом печально заглянула мне в глаза.

– Мне от тебя ничего не нужно, Саша, – повторила она, присев на стул, – только вот если, ребёночка… Но ты не думай, от тебя совершенно ничего больше не потребуется… никаких обязательств, клянусь тебе. Понимаешь, мне очень нужен ребёнок. Я ребёночка хочу… он мне иногда даже снится… мальчик… на тебя похожий.

У меня «ёкнуло» сердце, но я ничего не сказал в ответ, только закурил и продолжал потягивать кофе с коньяком. Это был первый раз, когда мы «употребляли». Наши отношения, которые длились уже вторую неделю, носили совершенно трезвый характер, и это меня вполне устраивало. Изредка мы с ребятами выбирались попить пива, но у Светланы я всегда был совершенно трезв.

Очевидно, Света не ждала от меня немедленного ответа, но за моей реакцией на это сообщение наблюдала внимательно. Наверное, специально для этого надела очки. Мы с ней оба были близоруки, и оба старались не носить очки. Между тем она продолжила.

– А знаешь, меня ведь зовут не Светлана…

Я снова был немного сбит с толку, но постарался виду не подавать. А пусть бы и не Светлана, что это, в сущности, меняет? Но выяснилось, что её имя, хотя и с неожиданной стороны, тоже имеет значение, в русле темы о ребёнке. О ребёнке, иметь которого мне по возрасту было ещё явно рановато, а ей – в самый раз. Тем не менее, я вопросительно посмотрел на Светлану.

– Меня зовут Сталина, – продолжила моя Любовь, – родители так назвали меня в честь Сталина… Как ты понимаешь, он был ещё жив, когда я родилась, и даже, вполне здоров. А Светланой я представляюсь, для того, чтобы не отвечать на глупые вопросы.

Вот, собственно, и ответ на вопрос о возрасте, который, впрочем, меня не очень-то и волновал. Оказалось, что Сталина старше меня примерно на десять лет, а значит, на десять лет мудрее, умнее и опытнее. Она хотела, чтобы между нами не было никаких недоговорённостей, прекрасно осознавая, что в последующем это может закончиться чем-то нехорошим. Ей хотелось, чтобы всё было определённо и ясно, поэтому и сказала мне о своём желании прямо, хотя могла и не говорить, учитывая, что нам оставалось быть вместе немногим больше двух недель. И получить то, что ей было нужно без моего согласия, прекрасно понимая, что в силу разницы в возрасте, наша связь могла окончиться в любую минуту и по любому поводу. Я был слишком молод для понимания таких серьёзных вещей, как создание собственной семьи, детях, обязанностях и прочем. Светлана-Сталина тоже была молода с точки зрения старшего поколения, но для меня она и была «старшим поколением». Вполне могло случится так, что кроме того, что нам вместе хорошо в постели, нас больше ничего бы не связывало. У меня пока ещё гулял ветер в голове и Сталина это чувствовала. Тем не менее, ей хотелось, чтобы между нами всё было честно и чисто. Я не знаю точно, успела ли Сталина полюбить меня за такой короткий срок, но тёплые волны, исходящие от неё докатывались до меня постоянно, я их ощущал и грелся в них. Она подошла ко мне и села на колени, мягко обняла рукой за шею, привлекла к себе, стала долго и нежно целовать. В ответ я поцеловал ей грудь и лизнул за ушком.

– О, кажется, мой мальчик снова в готовности, – улыбнулась Сталина, – ну что с тобой делать…. Ложись и расслабься, я постараюсь сделать тебе эротический массаж, а то ведь, потом не уснёшь, там у себя в общаге.

В этот вечер мне обязательно нужно было вернуться в общежитие, на девятнадцать часов была назначена встреча с ответственным руководителем практики, для обсуждения вопросов, связанных с подготовкой отчётов по итогам работы.

До окончания моего пребывания в Николаеве, мы встречались со Сталиной каждый день. Иногда я оставался у неё ночевать, иногда возвращался в общежитие. Между нами всё было так же хорошо, наполнено любовью, встречи приносили обоюдную радость. Хотя вопрос о ребёнке больше не возникал. Лёве так и не повезло встретить подходящую временную подругу, впрочем, он и не особенно переживал по этому поводу. Один раз он всё же поинтересовался, как у меня дела со Светланой Евгеньевной. А именно, что мне позволено и чего не позволено. Что её привлекает в «этом смысле», и как я себя веду в разных ситуациях. Я ушёл от прямых ответов, и больше на эту тему мы не говорили.

Практика подходила к концу как-то незаметно, но неотвратимо. И это очень расстраивало меня, до тех пор, пока я не принял решения приехать в Николаев ещё раз, во время летних каникул, которые следовали сразу за практикой. Я сообщил об этом Сталине в день отъезда, когда мы сидели в её комнате за «прощальным» ужином. На столе стояли вазочка с жёлтыми розами («символ расставания и грусти», пояснила Сталина) и бутылка сухого вина. На мой вопрос, не возражает ли она, если я вновь, недели через две, появлюсь в её жизни, Сталина лишь улыбнулась и легонько поцеловала меня, погладив тёплой ладошкой по щеке.

– Я теперь буду всегда ждать тебя, мой милый. Через две недели, через год… Когда бы ты не приехал. Только ты обязательно возвращайся. Всегда возвращайся, понимаешь?

Я думал, ещё немного, и она заплачет, чего бы мне вовсе не хотелось, поскольку это могло бы оставить тяжёлый след в моём сердце. Я не знал наверняка, но чувствовал, что уже чем-то обязан Сталине, во всяком случае, как минимум, ещё раз приехать. Но Сталина не заплакала. Она лишь распорядилась, чтобы я быстро разделся, лёг на кровать, закрыл глаза и расслабился.

Наша любовь просуществовала ещё около двух лет. Во время летних и зимних каникул, я стремился в Николаев. Сталина пару раз приезжала во Львов. Всё это время сопровождалось очень тёплой, временами трогательной и искренней перепиской, наполненной любовью и нежностью. Редкие встречи носили страстный и бурный характер. Но я, и, думаю, Сталина, где-то в глубине души осознавали, что чего-то очень важного, всё-таки не хватает, а значит и отношения продолжения иметь не могут.

Всё окончилось быстро и печально.

Однажды Сталина приехала в командировку во Львов и остановилась в гостинице, в центре. Мы встретились, заглянули в кондитерский отдел, купили торт и поднялись к ней в номер. Вскипятили чайник, нарезали торт… и всё. Как будто из сосуда выкатилась последняя капля. Нам было просто нечего сказать друг другу. Наверное, я всё же, не оправдал её ожиданий, никак не мог дать то, что ей нужно, поскольку не был готов, а время уходило. И, для Сталины я стал «неперспективным», ни как человек, с которым можно было бы связать дальнейшую жизнь, ни даже, как безответственный отец возможного будущего ребёнка. Похоже, что мы оба поняли это там, в гостиничном номере.

Продолжения чаепития не последовало. Мы вышли из номера, Сталина проводила меня до входных дверей гостиницы и мы расстались.

Навсегда.

Теперь уже прошла целая жизнь с той счастливой поры, но я часто с теплом и чувством благодарности вспоминаю мою Светлану. Солнечный город Николаев начала восьмидесятых годов, и наш танец в комнате цокольного этажа.

Глава 3

Под душем в госпитале