Танцы на цокольном этаже. Повести, рассказы

После просмотра, когда мы оказались на улице, Татьяна усмехнулась:

– Пожалуй, это фильм для вас с дядей Сашей, в самый раз.

Фильм мне понравился, и я был несколько разочарован оценкой Татьяны, поскольку считал, что фильм далеко не только для детей.

Мы зашли в маленькое уютное кафе, где нам подали горячие чебуреки и сухое вино. Мягко и очень завораживающе звучали тихие саксофонные импровизации, посетители вполголоса переговаривались между собой. Всё было мило и пристойно, а главное, на нас никто не обращал внимания, что было очень даже комильфо.

Чтобы о чём-то поговорить, я со смешком, и в лицах рассказал Татьяне, каким образом мне удалось «сачкануть» с сегодняшних занятий. Татьяна сначала сдержанно посмеялась, потом нахмурилась.

– Ну и порядки у вас, в вашем заведении культуры, – заключила она, – а ты говоришь, социализм, да ещё и развитой… жлобы проклятые!!!

Потом раскрыла сумочку и достала купюру в двадцать пять рублей.

– На, отдай ему, пусть подавится, скотина. Игорёк, лапочка, не слушай маму. Мама очень недовольна! Мама сегодня очень сердится, моё сердечко! А будешь мороженое? Фруктовое, с кленовым сиропом?

В это время, Игорь очень внимательно изучал ножик, и возможности, которые открывались с его обладанием. Он как раз пробовал главным большим лезвием что-то выцарапать на крышке стола.

Татьяна выхватила ножик из рук Игоря, и строго посмотрела на меня.

– Вот! Это то, о чём я предупреждала! Всё, не хныкать, дома получишь. Вместе с соответствующими инструкциями!

Я не знал, что делать с «четвертаком», который до сих пор сжимал в руке. Для меня, как студента, это были большие деньги – больше половины месячной стипендии!

– Спрячь деньги, Алекс! Рассчитаешься с этим мерзавцем, и выбрось его из своей жизни. И я больше не хочу ничего о нём слышать. Понял?!

Я попытался объяснить, что уже рассчитался, что всё это, в общем-то наша, студенческая шутка, но Татьяна и слушать не хотела.

– Пусть подавится, подонок! – рявкнула она мне в лицо. Потом залпом махнула фужер сухого вина, и со словами, «не слушай мамочку, мой маленький», погладила по голове Игоря.

Подали мороженое, и мы насладились прекрасным фруктовым вкусом, с кленовым сиропом, а потом ещё выпили с Татьяной по бокалу сухого вина. Мне было хорошо, и хотелось, чтобы этот день никогда не заканчивался. Или, хотя бы, не очень скоро.

Потом мы ещё немного погуляли по центру. Выкурили по сигарете в скверике, неподалёку от памятника Мицкевичу. Справедливости ради, должен сказать, что Игорь оказался очень воспитанным мальчиком. Он, насколько мог, деликатно не мешал нашему общению, и открывал рот лишь тогда, когда Татьяна его спрашивала о чём-то.

Разговор как-то незаметно перешёл в плоскость моих ответов на вопросы Татьяны. В этот раз её интересовало: кем был мой папа, где и когда служил, кто и где из родственников ещё имеется, кроме собственно, мамы, и собиралась ли замуж мама после смерти папы. Её, казалось, интересовало, буквально всё, что касалось меня и моей семьи и не только. Я же, обо всём (о чём знал) рассказывал, в том числе и о девушках, с которыми встречался в разное время, или даже, был влюблён.

– А о том, чтобы жениться, не думал? – неожиданно поставила прямо вопрос Татьяна.

Я сказал, что не думал, поскольку, считаю, что рано, мол, ещё мне об этом думать. И ещё так считает моя мама.

– Об этом думать никогда не рано, и никому не поздно, – Татьяна снова процитировала «Кавказскую пленницу». И добавила. – Воображаю, что бы сказала твоя мама, если бы ты задумал жениться на мне.

Сначала я замялся, а потом промямлил что-то неопределённое, потому что, конечно, не знал, каким образом должен реагировать на мысль, которую озвучила Татьяна. Мне тогда было просто невдомёк, что таким образом моя любимая прощупывала почву для дальнейшего развития наших отношений. Осознание пришло ко мне лишь через несколько лет, когда я вспоминал об этом дне и об этом разговоре. Когда я был уже в другом месте, другом времени и практически в другой реальности.

Немного погодя, мы сели в такси, и поехали домой. По пути меня высадили около нашего общежития. Когда я выходил из машины, Татьяна шепнула:

– Сегодня, в двенадцать. Попрошу без опозданий.

Я хотел её поцеловать, но не решился. Из глубины машины на меня очень внимательно, и несколько отчуждённо (хоть мы уже были почти лучшими друзьями), смотрел маленький Игорь.

Я не могу сказать, любил ли я Татьяну в действительности, или же мне просто казалось, что влюблён. В «физическом» смысле всё было не просто хорошо, а замечательно. Она однажды сказала, что обучит меня тонкостям интимной близости, и это у неё здорово получилось. Когда мы бывали близки, я не сомневался в том, что люблю Татьяну. В другое время, не очень. Мысль о том, что и в дальнейшем она будет отдавать мне указания, и не только в постели, меня тревожила. Собственно, инициатива в наших отношениях с самого начала принадлежала ей. Это, конечно, освобождало меня от всякой ответственности и создавало некую иллюзию плотной защитной оболочки… От чего? Наверное, от попадания в определённые и не очень приятные ситуации, в которых может оказаться любой молодой мужчина, у которого ещё шумит ветер в голове и, особенно, в карманах. К этому можно добавить, что я не опасался того, что Татьяна, может, например, забеременеть, поскольку в наличии уже имелся Игорь, а Татьяна представлялась мне хоть и раскованной, но очень даже практичной женщиной. Она вовсе не собиралась «залетать» от студента, с которым не всё вполне понятно. К тому же, меня не тревожили и другие возможные неожиданности, которые могут таить в себе отношения между мужчиной и женщиной, встречающихся, лишь для взаимного удовольствия. И, конечно, я во многом ошибался, хотя бы в силу своего возраста. Татьяна, всё же, кое-что планировала, и эти планы, конечно, касались меня, но делала это незаметно и так, что я ни о чем не смог бы догадаться. Я к тому, что очень возможно в это же время в её жизни, кроме меня, существовали мужчины, гораздо определённее и круче меня в смысле «умения жить».

Однажды, когда мы отдыхали после очередного бурного, и весьма своеобразного сеанса наших любовных развлечений, Таня, как бы вскользь поинтересовалась, куда я могу попасть по распределению после окончания института. Дело было в том, что на собеседовании, мне предложили поехать в Кострому, в один из Домов Культуры. Там требовался специалист с базовым образованием, и я почти уже дал согласие. Кострома, это было не так уж и плохо, если учитывать, что меня могли «разослать» по всему Советскому Союзу, в любой райцентр, или мелкий городишко, типа Советска, на необъятных просторах Калининградской области.

И я сказал Тане, что в общем, скорее всего мне «светит» Кострома.

– А ты очень хочешь туда ехать? – Татьяна приподнялась на локоть и пристально посмотрела мне в глаза.

– Не знаю. Ну в общем, наверное, неплохо, всё же, областной центр. Некоторые ребята едут…

– Меня не интересуют «некоторые ребята». Все ребята меня не интересуют, кроме одного, который сейчас рядом. А знаешь, у меня в обкоме партии есть один знакомый. Он большой начальник. Очень даже большой. Я могла бы с ним поговорить, и тебя бы оставили во Львове. И место работы у тебя будет то, что нужно!

Мне захотелось уточнить: кому нужно? Ведь наверное, Татьяна имела в виду место, к которому стремятся люди, умеющие жить, и ради этого «вертеться». Но проблема заключалась в том, что я был из другого теста. Я тогда считал, и был уверен в том, что должен, просто обязан трудиться и приносить пользу обществу, нести культуру в массы там, куда меня определит партия и правительство нашей Родины.

Я молчал, и Татьяна тоже ничего не говорила. Пауза затянулась, и стала неловкой. Наконец, Татьяна спросила. Спросила жёстко, холодно и требовательно:

– Ты хочешь остаться во Львове, со мной? Или не хочешь?

– Таня…. Любовь моя… я не могу сейчас сказать. Мы ведь ещё так мало знаем друг друга. Я пока не очень разобрался. А ещё у нас будет зимняя практика, а потом…

– Пошёл вон.

Сначала я не понял, что меня просят уйти. Я хотел сказать, что после практики в Калининградской области, куда нас направляют на два месяца (декабрь и январь), можно будет обо всём подумать и всё обсудить. Но, если быть искренним, то было ещё и то, о чём я не хотел говорить. О другой девушке, моей симпатии из торгово-экономического института, с которой мы были знакомы уже два года, и периодически встречались у них в общаге. И которую я, до встречи с Татьяной, рассматривал в качестве будущей невесты. Кстати, её тоже очень интересовал вопрос, куда меня отправят по распределению. Я хотел что-то сказать, но она меня жёстко перебила:

– Я, по-моему, ясно выразилась! Уходи, и больше здесь не появляйся. По всему, ты ещё молодой дурак, а я не люблю дураков. Ни молодых, ни старых. Дверь внизу не забудь захлопнуть, осёл.

И отвернулась к стенке. Я подошёл к тахте, попытался погладить её по плечику, потом приобнять, поцеловать. И вдруг, Татьяна извернулась, как змея, и наотмашь залепила мне пощёчину.

– Забирай свои манатки, и вон отсюда! – прошипела она.

Больше повторять мне было не нужно. Я как мог, быстро оделся, пробурчал «извини», и ушёл.

Вот так, неожиданно, но достаточно определённо, честно, и как мне кажется теперь, вполне закономерно, закончилась наша короткая, пылкая, но как оказалось, неустойчивая любовная история.

Не могу сказать, что я очень переживал по этому поводу, хотя чувство досады, и в первую очередь, на самого себя оставалось, и периодически меня расстраивало. Но всё же, учитывая возраст, и широту перспектив, что открывались после окончания института, чувство этой, конкретно, утраты было не таким уж значительным. Но Татьяна, безусловно, добилась того, что я о ней запомнил навсегда, и потом вспоминал с теплотой и лёгкой грустью. Она была великолепна! Прекрасная любовница, добрый, в сущности, человек, и я очень надеюсь, что стала кому-нибудь Очень Хорошей Женой.

Впрочем, тогда мы не расстались окончательно и сразу. Через полгода после выпуска и начала своей трудовой деятельности, мне удалось вырваться на недельку во Львов. Мы встретились (я пришёл к ней на работу), и на пару дней всё повторилось. Нам было снова хорошо вместе, в том самом доме, в той самой комнате. Днём я гулял по городу, посещал пивные бары и другие приятные заведения, коих во Львове начала восьмидесятых было превеликое множество, а вечера и ночи проводил у Татьяны. А однажды, я даже попал в «её компанию», что снова собралась в ресторане. Мы напились «в хлам», нас усадили в такси и отправили домой её друзья.

А следующая встреча состоялась через полтора года, когда я уже успел и жениться, и развестись в Костроме, где всё ещё продолжал свою культурно-просветительную деятельность в Доме культуры. В тот год, в отпуск мне удалось вырваться в июне, и я снова на два дня приехал во Львов. Мы снова встретились с моей Татьяной. Тут выяснилось, что и у неё и у меня куплены билеты на крутейший по советским меркам, круизный лайнер «Адмирал Нахимов». Она с сыном в составе львовской туристической группы, а я сам по себе с группой из Хмельницкого. В тот раз наша встреча началась и закончилась в вокзальном ресторане за чашкой кофе. Татьяна, скучающе, чуть ли не через зевок, рассматривала меня из-за очков, как-то вяло обрадовалась, что теперь мы вместе проведём неделю «на одном корабле». Мне показалось, а позже это стало уверенностью, что я её больше не интересую. О близости не могло быть и речи, мне было понятно, что теперь мы просто старые знакомые, настолько старые, что общих тем для разговора просто нет.

Я уехал в тот же день.

Тем не менее, мы всё же встретились на теплоходе «Адмирал Нахимов», примерно через две недели. Её сын, Игорь, уже достаточно подросший, разыскал меня на верхней палубе, и за руку привёл в каюту, где меня ожидала Татьяна Александровна. Радость встречи, носила больше показной характер, ни я ей, ни она мне были, в сущности, не нужны. И это было, в общем, неплохо, поскольку каждый чувствовал себя свободно. А что может быть лучше свободы?

Татьяна сказала, что в их львовской группе есть «очень много интересных людей», которые очень хорошо «сидят на бабках». А особенно, ей нравится некий Роб. «Его зовут Роберт», – уточнил Игорь. Ему не нравилось, как мама называла дядю Роберта Гойфмана – Роб. Вроде, как созвучно с «гроб». Вечером этого дня, когда «Адмирал Нахимов» ещё стоял в Одессе и готовился к отплытию в круиз, мы с Татьяной зашли в один из баров корабля. Выпили по большому бокалу массандровского портвейна и по чашечке кофе. И это была наша последняя встреча. Нам было совершенно не о чем говорить. Более того, я ощущал, что моя Татьяна стремится в свою и понятную ей среду, к людям, которые «умеют жить», «делать бабки», где очень интересный, и наверное, очень богатый Роб Гойфман, рассказывает очень интересные истории о деньгах и дальних странах.

А что я? На палубе меня ждала толпа таких же как и я, молодых и весёлых простых отпускников великого и могучего Советского Союза. И впереди была ещё целая вечность необъятной жизни, полной приятных встреч и лёгких расставаний.

Глава 2