Медвежатник

– А если он все-таки откроет сейф?

– Это исключено, – отрицательно покачал головой Лесснер, провожая взглядом приятную брюнетку. – Тогда наше банковское дело действительно ничего не стоит.

– Давайте только на минуту предположим, что он все-таки откроет!

– Ну, – пожал плечами Георг Рудольфович, – тогда, конечно, ему придется эти деньги отдать. Но можете не сомневаться, что ближайшие двадцать лет он проведет в Тобольском остроге под усиленной охраной. А нас ждет, милейший, вполне заслуженный покой.

– Ну, дай Бог, – выдохнул Некрасов, с любопытством наблюдая за толчеей вокруг несгораемого шкафа.

– Позвольте мне, господа, – пробрался вперед молодой мужчина с аккуратной бородкой и слегка рыжеватыми усами. – Может быть, у меня что-нибудь получится.

Он был одет со вкусом, даже, можно сказать, со щеголеватым изыском и очень смахивал на молодого повесу, большую часть времени проводившего на коврах в светских салонах в поисках богатой невесты. Взгляд у него был уверенный и смешливый. Так смотреть может только человек, чьи карманы обременены купюрами самого высокого достоинства. Некрасов усмехнулся, осмотрев веселого бездельника. Мужчина больше годился для того, чтобы в полутемной гостиной, где-нибудь за плотными портьерами, пощипывать дородных горничных.

Однако молодой человек извлек из кармана небольшой металлический прут с хитрым крючком на самом конце и уверенно воткнул его в скважину. В этот самый момент в противоположном конце зала раздался чей-то немилосердный крик:

– Грабят, господа!

Взгляд присутствующих был обращен в сторону нищего, который, крепко вцепившись руками в мужчину средних лет, орал во все горло:

– Да где же здесь справедливость, господа?! Где же справедливость, я вас спрашиваю?! Я цельный день на Александровском рынке просидел, все копеечку у милосердного люда выпрашивал, а этот бесчестный господин в карман нищему залез!

– Позвольте, господа! Да что же это такое творится! – пытался бедняга отцепиться от хищных рук нищего. – Какие такие карманы? Да знаете ли вы, милейший…

Нищий оказался напористым и с луженой глоткой. Он тряс дядьку за лацканы пиджака и не переставал стыдить:

– Да что же это делается-то, люди добрые! Куда же я теперь без копеечки подамся? Кто же меня, сиротинушку, на ночлег без грошика пустит? Что же это такое получается, добрые люди, прохода никакого не стало!

– А с виду-то человек приличный, – раздались из толпы осуждающие голоса. – Это надо же, нищему в карман залез! Да кто бы мог подумать, глядючи?

Пронзительно зазвучал свисток, и, решительно раздвинув уплотнившуюся толпу, прямо на нищего вышел городовой:

– Что здесь происходит?

– Ваше благородие, – подобострастно заговорил бродяга. – Я мухи никогда не обидел, все на заработок свой жил, что с базаров собирал. Немощный я, инвалид с детства, на труд не способен, – жалился он усердно. – Кто же смилостивится над сиротинушкой? Ваше благородие, вы бы у него мои копеечки забрали.

– Ишь ты! А чем докажешь, что денежки-то тебе принадлежат?

– У меня ведь и кошелек был, красной ленточкой повязан.

– А ну-ка, милейший, – обратился городовой к растерянному дядьке. – Документы прошу.

– Чего вы, любезнейший, себе позволяете? Да знаете ли вы, кто перед вами?!

– А мне и знать не надобно. Вы мошенник, вот мой ответ! – веско отвечал городовой, посмотрев через плечо в надежде на поддержку собравшихся.

– Ты бы его, ваше высокоблагородие, кулачищем по мордасам, – бесхитростно подсказал нищий, – тогда он враз поумнеет.

– Бумагу покажи! – пронзительно крикнул городовой, побагровев. – Карманы выворачивай!

Дядька сунул руку в карман и неожиданно вместе с собственным бумажником вытащил кошелек, перевязанный красной лентой.

– Господа! Да это же мой кошелек! – с чувством проорал хитрованец, как будто ему теперь предстояло ночевать не в богадельне, а в «Метрополе». – Уф, негодный!

– Даку-ументики пра-а-шу! – вытянул вперед руку городовой.

– Извольте, – положил на ладонь городового удостоверение расстроенный дядька.

Суровость стража спадала по мере того, как он вчитывался в документ. Потом он вдруг смущенно побагровел, беспомощно захлопал ресницами и, давясь словами, вымолвил:

– Вы бы уж на меня не серчали шибко, господин товарищ министра, недоразуменьице случилось. На службе-с я, за порядком поставлен следить. Ох, незадача вышла, – вытер он рукавом проступивший пот.

– Ладно, – хмуро буркнул товарищ министра, видно, явно удовлетворенный, – буду считать, что от усердия казус вышел. Подбросили мне кошелек.

– Господа! Господа! – заволновался в толпе молодой человек лет двадцати пяти. – Да это же сам Бутурлин! Он в министерстве иностранных дел служит. Ему сам император конфиденциальные дела поручает. А нищий этот плут! Я же видел, как он его сиятельству кошелек в карман сунул! Ах, плут! – негодовал молодой человек.

– Господа, а куда подевался нищий? Где бродяга?

– Батюшки, да он же исчез!

– Еще попадется он мне! – помахал городовой огромным кулаком невесть куда. – Вы уж, ваше сиятельство, извиняйте. Промашка вышла.

– Ладно, голубчик, разобрались уже, ступай себе, – милостиво бросил Бутурлин.

– Господа! Сюда! – раздался возбужденный голос с противоположного конца зала. – Посмотрите, сейф-то пуст!

Несгораемый шкаф стоял распахнутым. Одна из створок слегка скрипнула, когда кто-то случайно коснулся ее рукой.

– Кто же это? Три замка открыл!

Некрасов отшвырнул в сторону сигару и могучим ледоколом принялся пробираться через плотную толпу.

– Кто открыл? – прокричал он в самое лицо мужчине, стоящему рядом с сейфом. Тот был одет в обыкновенный клетчатый костюм. Однако на его лице застыл отпечаток настороженности: такое выражение бывает у гренадеров, стоящих на страже у государева кабинета. Не оставалось сомнений в том, что он принадлежал к людям казенным.

– Виноват, ваше сиятельство, не заметил, – слегка подобрался служака, вытянувшись.

– Для чего ты здесь поставлен, для мебели, что ли?! – все более распалялся Некрасов. – Сказано же тебе было: как откроют, так дуди себе в свисток!

– Отвлекся малость, – повинился служивый. – Там нищий какой-то к дядьке приставал, вот я и засмотрелся.

– А тебе за что платят, дурачина, за смотрины, что ли?! – уже в голос кричал Некрасов. – Это надо же, в один раз на триста тысяч нас наказал! Да, может, они специально потасовку затеяли, чтобы деньги из сейфа выгрести.

– Вспомнил, ваше сиятельство, – просветлел городовой. – В последний раз к шкафу мужчина подходил.

– Какой он из себя?!

– Молодой. Лет тридцати пяти, не более. Усы у него рыжеватые, – вспоминал городовой. От усердия он даже наклонил слегка голову набок, тем самым напоминая ворону, высматривающую среди кучи отбросов золотую поживу. – Подошел, отмычку сунул, а потом я уже и не видал.

– Мне что, хватать всех с бородой и усами? – шипел Некрасов.