РУССКИЙ РОК

Так что есть, над чем призадуматься.

БЛОГЕР ЮРИЙ ЛОЗА

Юрий ЛОЗА за последние несколько лет стал мега-ньюсмейкером. И в этой связи – первый вопрос.

– Все эти заявления сенсационные, которые наш брат-журналист тут же подхватывает, делаются осознанно? Или это получается спонтанно, как сочинение песен?

– Давайте сразу: я этих заявлений не делал, «эти заявления» – просто выдранные из контекста фразы. Скажем, канал «Звезда» приглашает меня на запись часового эфира, идёт съёмка, мне задают вопрос: кто является символом эпохи, кто самый главный человек в России? Отвечаю: наверное, в Советском Союзе, наверное, всё-таки Гагарин, который прорубил дорогу в космос. Одна улыбка Гагарина чего стоит, сколько контрактов мы подписали только потому, что рядом сидел Гагарин. Но его нельзя сравнивать с сегодняшними космонавтами. Как нельзя сравнивать первого человека, охрой нарисовавшего оленя на стенке пещеры и Сурикова, это разные по уровню творцы, но они оба ценны для истории. Как нельзя сравнивать гитаристов: Джими Хендрикс научил гитару «визжать», сегодняшние гитаристы в школе играют круче Хендрикса. Так вот, сегодняшние космонавты играют в бадминтон, а физически Гагарин в ракете ничего не делал, он просто лежал. Из всей передачи остаётся фраза «Гагарин в ракете ничего не делал, он просто лежал».

Они бегут с этим к Леонову, тот кричит: сволочь, он оскорбил моего друга, подонок, гад. Я звоню на «Звезду», говорю: ребята, когда передача пойдёт, чтобы люди поняли, о чём речь? Они отвечают: а мы не будем её монтировать, нам достаточно этого скандала. Я им – как так, товарищи, мне уже идут конкретные угрозы, что убьём, сволочь, за нашего Гагарина. Я разговариваю с Пимановым на передаче какой-то, он спрашивает: а что ты не идёшь к нам больше на «Звезду»? Я говорю: ребята, у вас вообще совести нет. Он – я, мол, лично разберусь. Ничего не разобрался, всё точно так же и осталось.

И эта фраза сейчас гуляет по интернету. Чем я его оскорбил, Гагарина? Я им говорю: ребята, ладно, Бог с ним, оставьте эту фразу, но пусть кто-нибудь докажет, что Гагарин в ракете танцевал, стоял или сидел. Я же знаю немножко о космонавтике. Академик Раушенбах написал, что полётная инструкция для первого космонавта состояла из четырёх слов: ничего руками не трогать. Гагарин сам на одном из банкетов встал и говорит: я не знаю, кто я – первый космонавт или последняя собака. Всё шло в автоматическом режиме, человек лежит просто запеленатый в этот скафандр, не может пошевелить ни одним из членов, взлетел, сел. И мне говорят, что сейчас я оскорбил Гагарина. Да он великий, я и называл его первым, самым великим деятелям Российской Империи ХХ-го века, именно Гагарина. И вдруг выясняется, что я его обидел. Вот так делаются все эти мемы.

***

– Чем объясняете увлечение социальным роком в конце восьмидесятых? Просто рок-культура тогда нам казалась вообще доминирующей в среде молодёжи. Сейчас же не слушают?

– Мы должны понимать, что рок-культура появилась в мире на волне социального протеста. Культура вполне обошлась бы рок-н-роллом, если бы не было столько проблем в мире. И рок-н-ролл трансформировался в рок именно потому, что феминистки бились за свои права, негры – за свои, началась война во Вьетнаме, хиппи бродили по миру и втыкали цветочки в дула винтовок. Весь мир взбурлил неожиданно.

Фото из личного архива Юрия Лозы.

Вот это протестное начало и вынесло на эстраду очень многих. Когда мне говорят: как ты можешь про великих такое говорить? Я говорю, возьмите Rolling Stones и представьте, что этот альбом вышел не тогда, когда он прогремел, а вышел на 20, 30, 40 лет позже. Кто-нибудь заметил бы Rolling Stones? Вот тех Rolling Stones? Не заметили бы, они бы сидели где-нибудь в клубе, как и должны были по качеству своей работы. Но тогда их вынесла именно эта протестная волна.

Или возьмите альбом 1995-го года группы «Chicago», когда они перепели все стандарты. Если бы он вышел в наше время, он соберал бы все «Грэмми». Он по качеству такой. Возьмите любой альбом Фрэнка Синатры, забросьте его в любое время – качество самого материала таково, что оно абсолютно точно будет признано.

Качество материала тех ребят, которые вылетели тогда наверх, абсолютно никуда не годится. Поэтому сегодня их бы никто не заметил без этой подоплёки протестного начала.

1980-й год считается официально годом смерти рока. Как явления. В 1981-м году образовалась первая Рок-лаборатория в России, в Советском Союзе. У нас всё это – мертворожденные дети.

В 1985-м возникла московская Рок-лаборатория. Мы сидели вместе с Юрием Резниченко и ребятами в серых пиджаках, обсуждали – разрешать Рок-лабораторию или не разрешать. Пили коньяк, я пел песни, и мы думали, что делать с роком. Я говорю, если хотите с роком что-то делать, разрешите его, он убьёт себя сам. Что и произошло.

Первый концерт в Горбушке – лезли через крышу. На последний, через три года уже никто не пришёл, потому что смотреть не на что.

Всё умирает, любое явление убивает само себя, когда оно начинает трансформироваться, меняться. Как только из рока ушло протестное начало, всё кончилось. Ребята, которые выросли на этой культуре, до сих пор рвут майки на груди. Кажется, Чухрай хорошо сказал о них, режиссер – что они похожи на Александра Матросова, который падает на амбразуру, точно зная, что пулемёта там нет.

Поэтому сегодня, когда они кипят и бурлят, я говорю: ребята, забудьте вы об этом роке. Но Сукачёв кричит «Бабушка курит трубку» и рвёт майку на груди… Ну, курит бабушка трубку. Но протест в чем? Ну, он может охрипнуть, может разбить микрофоны, гитары поломать, они могут всё разнести, даже всю сцену, но бабушка курит трубку и… всё.

– Кстати, помянули режиссёра. Я просто по ассоциации вспомнил про ленту «Лето» Кирилла Серебренникова о Майке Науменко, о Викторе Цое. Вы что-нибудь слышали про это, смотрели фильм?

– Да нет, зачем мне об этом смотреть? Я же жил в то время.

3-й фестиваль рок-клуба. Фото Г. Молитвина.

– Вы были знакомы с героями ленты?

– Зачем, мы привет-привет, не более того. Был на рок-фестивале в Питере в 1981-м году, но я посмотрел на всё это дело, на всю эту тусовку, она меня совершенно не вдохновила. Этот образ жизни мне абсолютно не нравится: секс, наркотики, рок-н-ролл меня никогда не интересовали – я хотел в детстве быть великим футболистом. Мало того, и все коллективы, в которых я работал, вообще никак не были связаны боли ни с сексом, ни с наркотиками.

– Ну да, «Интеграл» не был связан?!

– «Интеграл» вообще никак не связан.

Вы поймите, слухи от кого идут?

От Алибасова. Алибасов – это же генератор слухов.

Не надо верить только этому.

Йоала, Яак Арнович (1974)

Я один раз увидел записную книжку фантаки. В которой она она предлагала подруге Яака Йоалу за меня. Они нас точно так же коллекционировали, передавали друг другу, и я понял, что мы – такой же предмет торга, и у меня сразу отпало всякое желание с этими поклонницами иметь какое-нибудь дело. Я понял, что я их интересую только в плане галочку поставить.

***

– Вы совершенно неожиданно раскрылись, как блогер. Вас это термин коробит?

– Нет, почему, если я действительно веду блог. Я и на радио вёл блог, на «Комсомольской правде» долго достаточно, почти год.

– Музыканты в советские времена, даже в девяностые были настроены более-менее единодушно. То есть никто не хотел, чтобы существовала цензура. А сейчас разошлись?

– Женя, более поляризованного музсообщества, чем в Советском Союзе – не было. Были те, кто был в экране и те, кто были вне экрана. Ненавидели друг друга так, что даже представить невозможно. Какими словами поливали! Потому, что одни имели доступ к кормушке, вторые – нет.

И хотя я прекрасно знал, что то, что я делаю, это востребовано, это интересно, это надо людям, но это не проходило через определённые фильтры, через определённую цензуру. И я знаю, что выпустил альбом в 1983-м году, некоторые вещи спетые, скажем, та же «Баба Люба», её никто не повторил на протяжении 30 лет, никто близко так рядом не спел, как я тогда исполнил. Но ведь я даже не был номинирован ни в одном списке, как вокалист. То есть даже не номинирован, не то, что признан.

Я ни разу нигде не был номинирован, как текстовик, хотя я написал об этом ремесле книгу. Даже как человек, который умеет это делать. Хотя бы в десятке, в сотне. Меня не включили ни разу даже в список.

Я играю на гитаре 40 лет, я ни разу не представлен был, как гитарист.

Моя песня «Плот» – единственная, которую американцы поют на английском языке. Я, как композитор, не попал ни разу вот в такой же список, то есть я не присутствую, меня нет, меня просто не существует. Меня проще не замечать.

Очень просто, я давно уже вывел формулу идеального руководства медиасистемой. Она выглядит так: расплоди бездарности, и на их фоне твоя посредственность покажется талантом.

С момента убийства Листьева на Первом канале не появилось ни одной авторской программы. Все люди, которые имели креативное начало внутри, которые могли что-то создать, все уволены. Для того, чтобы можно было покупать ширпотреб и пилить бабло.

«С момента убийства Листьева на Первом канале не появилось ни одной авторской программы».

– Но это же глобальная тенденция. Все используют «форматы», все покупают апробированные.

– Глобальная тенденция. Я прихожу на радио, приношу новую песню, мне говорят: не наш формат. Я говорю: скажите, ребята, у меня около сотни песен, и вот я сейчас могу выбрать любую из них, они абсолютно разные, во всех стилях, я найду для вашего формата. Скажите, как он выглядит, подберу песню. Он говорит: он выглядит так, что это не ваш формат. Вот как хотите с этим, что хотите делайте.

– Приходится конфликтовать?

Со мной пол-эстрады не разговаривает.

Скажем, я позвонил Леше Рыжову из «Дискотеки Аварии», сказал, что я приведу в своей книге текст его песни целиком, он говорит: Юра, да хоть ведром назови, как сказал в своё время Робертс Кончаловскому. Тот его позвал сыграть в своём сериале, он говорит: у вас готов хоть помойное ведро играть. От мастера – всё, что угодно. Мне практически то же самое Рыжов говорит: пожалуйста, на здоровье.

Приехал к Диане Арбениной домой, говорю: я хочу одно твоё произведение в свою книгу поместить для примера целиком. Я имею право его раздолбать на части и приводить фрагментарно, никто слова не скажет. Но, если я привожу целиком, для этого нужно разрешение автора. Она говорит: что ты будешь говорить про это произведение? Я говорю: ты в нём уверена, ты же его написала, ты же его опубликовала везде, оно везде в твоих сборниках, оно приведено целиком. Я его тоже приведу целиком, можно? Что я скажу, тебя это интересует?

Арбенина говорит: ну, в общем-то, наверное. Я говорю: ну ты же, наверное, выше всё-таки по статусу, чем критика какого-то Лозы, ты тоже такая понятная сидишь в жюри, всех учишь жизни. Она: ну ладно. Так вот, я ей потом отправил свою книжку, она руки не подает, все, Лоза сволочь, гад. Я просто высказал своё мнение о её стихотворении.