Танки на Москву

Эдильбиев назвал имена.

– Это же наши ребята! – воскликнул помощник. – Они помогли нам деньгами и оружием!

– Извини, Мустафа, их нельзя трогать, – вздохнул Дудаев и поспешил к выходу.

Эдильбиев бросился следом.

– Какие деньги, какое оружие? Они ведь не базарных шалав хватают, а девочек-подростков! – увещевал он, пытаясь ухватить за локоть ускользавшего президента. И, отчаявшись чего-либо добиться, крикнул вдогонку: – Ты – не президент! Ты – главарь банды!

Вооруженные юнцы

Оружие на Кавказе всегда было в большом почете. Считалось, что каждый мужчина должен быть вооружен, иначе он вроде как и не мужчина. Это была давняя традиция, переломить ее не могла никакая власть. Поэтому, когда забрезжила свобода, многие принялись охотиться за оружием, нападая на армейские склады и напропалую растаскивая автоматы Калашникова. Солдаты не оказывали сопротивления: приказа стрелять на поражение не было. Так все население республики – от мала до велика – оказалось вооруженным до зубов.

– Многие подростки завели моду бегать по городу с автоматами, – рассказывала терская казачка Мария Закаева, жительница Грозного, – обирали каждого встречного и поперечного, а главным образом русских, за которых некому было заступиться. Случалось, и расстреливали людей просто так, из вредности. Кстати, не только русские, но и многие чеченцы страдали от этих молодых отморозков. Впрочем, чего еще было ожидать от юнцов? Ведь с 1991 года, с прихода Дудаева, они фактически не учились ни в школах, ни ремеслу. Да и работать им было негде. К тому же дудаевские идеологи вбили им в головы, что высшая военная доблесть для чеченца – стрелять по русским «захватчикам» и добывать хлеб насущный исключительно с помощью автомата Калашникова. Так и выросло целое поколение, живущее отныне по закону: у кого больше патронов, тот и хозяин жизни… И тут Джохар Дудаев спохватился – издал указ о повсеместной регистрации оружия и запрете его ношения без специального разрешения. Президент первым пришел на участок и зарегистрировал именной пистолет. Сюжет показали по телевидению, призвав всех чеченцев последовать примеру национального лидера. Да куда там! Каждую ночь в Грозном гремели выстрелы, слышались взрывы гранат и душераздирающие крики жертв.

По стопам Зелимхана

Однажды Джохар Дудаев отправился в селение Шали. Эти места памятны тем, что здесь в сражении с казачьим отрядом погиб легендарный абрек Зелимхан Харачоевский. Объявив непримиримую войну царской власти, он грабил банки и поезда, убивал чиновников и офицеров, обирал богачей. Отобранные деньги иногда раздавал беднякам. О бесстрашии Зелимхана ходили легенды. Он стал воистину народным героем. А после Октябрьской революции большевики признали его борцом за народное счастье и воздвигли этому дерзкому абреку бронзовый памятник. Так разбойничья философия абречества обрела благородный облик. И в современной Чечне не забывали о храбром Зелимхане. Талантливый художник Султан Юшаев нарисовал его портрет, а поэт Муса Гешаев сочинил романтическую песню.

Ее исполнил певец Имам Алимсултанов:

Хлебнув горечь жизни, он бурею взмыл
И выбрал дорогу абрека,
И пыл его сердца уже не остыл
На вздыбленном стремени века…

На встречу с первым чеченским президентом, как всегда, собралось множество народу. Конечно, жители стали жаловаться на трудную голодную жизнь: мол, денег нет, зарплата давно не выплачивается, в магазинах полки пусты… И тут Дудаев рассвирепел:

– Неужели вы думаете, что я вам буду платить зарплату? Мне что, деньги некуда больше девать? У вас есть всё – силы, ум, оружие, храбрость! Если вы мужчины – зарабатывайте сами!

Это был откровенный призыв к абречеству – к бандитизму, грабежам, разбою, убийствам. Фактически президент предлагал голодным людям ради спасения себя и своих семей взять в руки оружие и выйти на большую дорогу. Так оно и случилось – чеченцы обложили данью грузовые и пассажирские поезда, совершая на них вооруженные нападения.

«Кавказскую железную дорогу называли дорогой жизни между Закавказьем и Россией, но с приходом к власти Дудаева часть этой дороги, проходящая через Чечню, стала дорогой смерти, грабежа и насилия, – вспоминала Бибаева, жительница Баку. – На моих глазах пассажиры поездов подвергались неслыханным унижениям и издевательствам со стороны распоясавшихся чеченских молодчиков с автоматами, останавливавших на ходу поезда, врывавшихся в вагоны. Пассажиров раздевали донага, обыскивали и отбирали все деньги. С женщин срывали золотые украшения, беззастенчиво давали волю рукам, унижая женское достоинство. До самой смерти не забуду лицо пожилого мужчины, под насмешки распоясавшихся юнцов прикрывавшего свою наготу; растрепанную женщину, рыдавшую на пустых сумках. У нее, направлявшейся в зимнюю Москву, отобрали шубу, а в наказание за сопротивление вытряхнули из сумок и потоптали все фрукты, которыми она хотела угостить родственников в России. До сих пор звенит в ушах грохот разбитых бутылок и окон. А сколько разграбленных товарных составов мелькало перед глазами, и там же – чеченские женщины с мешками возле распотрошенных вагонов, растаскивающие чужое добро».

Письма счастья

Однажды Джохар Дудаев преподнес жителям республики президентский подарок – издал указ о передаче в личную собственность государственных и ведомственных квартир самым обделенным согражданам республики. При этом он поручил нотариальным конторам без проволочек оформлять ордера на передачу квартир. Но кто считался самым обделенным среди миллиона жителей Чечни? Многие чеченцы сочли себя таковыми. А кто оказался незаслуженно наделенным всякими благами? Конечно, русские, которые виновны во многих чеченских бедах! Вывод был простой: следует восстановить справедливость. Такая националистическая фразеология получила в республике повсеместное распространение. В Грозном стала популярной присказка: «Русских – в Рязань, татар – в Казань, армян – в Эривань, а ингушей – в Назрань!».

И вот в почтовых ящиках русскоязычных жителей Чечни появились первые «письма счастья» – анонимные угрозы с требованием убираться в Россию. Если хозяева не покидали жилища добровольно, к ним применяли различные методы воздействия. Хорошие чеченцы, угрожая оружием, приходили и говорили: «Уезжайте по-хорошему». Плохие чеченцы не говорили ничего – они просто убивали, насиловали или угоняли в рабство. Конечно, были и порядочные чеченцы, которые сочувствовали русским, но они ничем не могли помочь. Потому что даже старейшины, сидя на лавочках, улыбались: «Пусть русских побольше уезжает!». Русские пытались продать свои квартиры, но даже за бесценок их перестали покупать. На улицах повсюду появились надписи: «Не покупайте квартиры у Саши и Маши – они все равно будут ваши». А на выезде из Грозного был начертан такой призыв: «Русские, не уезжайте – нам нужны рабы».

В Москву летели тревожные письма: «С приходом к власти Дудаева мы, русские, превратились в жителей резервации. Русских грабят, убивают, унижают, насилуют. А сколько обворовано квартир, сколько людей избито, сколько подверглось пыткам! Вламываясь в дом, избивают, требуют деньги, золото, которых у нас сроду не было. Выгнана, выжита из родных домов половина русского населения. Скупают их дома, имущество за бесценок или просто за перевоз оставшихся вещей. За эти три года выгнаны все русские руководители хозяйств. Колхозы и совхозы разворованы. Уничтожаются лесополосы, разворованы телеграфные столбы. Преподавание в школе ведется только на чеченском языке, а сами школы и их оборудование расхищены. Мы уже два года не получаем заработную плату, а старики – пенсии. Мы постоянно слышим предложения и угрозы убираться в Россию. Но мы – в России. Мы – сыны и дочери России».

Москва надменно молчала – она, как обычно, не верила слезам. Никто не ударил в колокола. Никто не вступился за русских – ни один правозащитник. И тогда русские в страхе побежали из Чечни – десятками, сотнями тысяч. А тех, кто остался, ждала страшная участь. Доктор физико-математических наук Михаил Бурлаков, покинувший Грозный сразу после убийства ректора университета Кан-Калика, вспоминал:

«Однажды в Моздоке я случайно встретил свою бывшую студентку Наталью. С трудом узнал ее – грязную, оборванную, с нечесаными прядями седых волос, роющуюся в баке с мусором. История ее типична для русских людей, попавших в чеченский ад. Весной 1993 года один из защитников свободы и независимости Ичкерии потребовал от нее отдать ордер на квартиру и убираться в Россию. Наталья, естественно, отказалась выполнить это требование. Тогда этот офицер ичкерийской армии со товарищи решил показательно наказать “оккупантку”. Ночью они нанесли ей визит и без лишних сантиментов пристрелили мужа, а двум ее детям отрезали головы. Теперь, повредившись в уме, вдова ищет головы своих деток, бродя по городам и селам Северного Кавказа. Она сказала мне, что если найдет головы, которые куда-то унесли в ту ночь бандиты, то пришьет их обратно к телам детей – тогда они непременно оживут и будут снова вместе с нею. И в доказательство серьезности своих намерений показала иголку с ниткой, припрятанную в лохмотьях».

Романтический импрессионизм

Как известно, Алла Дудаева была художницей. Некоторые искусствоведы называли ее манеру романтическим импрессионизмом. Действительно, зыбкая реальность на полотнах художницы облекалась в некую мечтательную дымку и окрашивалась яркими эмоциональными оттенками. Получалось красиво и приторно.

Однажды Алла Дудаева поехала в независимую Эстонию, чтобы открыть персональную выставку своих картин и выступить перед тартуским культурным обществом. Правда, помимо романтических пейзажей и портретов посетителей более всего интересовала межнациональная напряженность в Чеченской Республике.

– Никто в нашей республике не собирается выселять или притеснять русских, – успокоила художница, – столько лет они прожили вместе с соседями в мире и дружбе. Просто чеченцы стали хозяевами своей земли. И разве не неотъемлемое право каждой нации распоряжаться своей судьбой? До каких пор Россия в роли старшего брата будет выкачивать чеченскую нефть, оставляя народу только один процент от его национального богатства?

Безусловно, особую значимость этим словам придавал тот факт, что их произносила не просто художница, а супруга чеченского президента – русская по происхождению. В свою очередь, и Джохар Дудаев был убежден, что слухи о насилии над русским населением республики не имеют под собой никаких оснований:

– Более надежно, чем у нас в республике, русские нигде не защищены. В генах нашего народа отсутствуют насилие, неприязнь к людям другой национальности. Это подтверждается всей нашей историей, А сейчас идет даже сближение чеченцев и русских, что связано с нашей общей судьбой.

Президент не раз публично заявлял, что «с 1991 года в республике действует распоряжение об особом контроле за преступлениями, совершенными против представителей русскоязычного населения», и отмечал, что за три минувших года «не было зарегистрировано ни одного преступления против русских, совершенного на межнациональной основе». Видать, ему даже не приходило в голову, что чеченская милиция просто отказывается регистрировать такие преступления, а порой и соучаствует в них.

«Русские в Чечне тихо вымирают, – рассказывала беженка из Грозного. – Ежедневно только в Грозном убивают 4–5 русских. Мы уже привыкли к тому, что кого-то сожгли, залили горло кипятком, проткнули грудь вилами. В поселке Калинина (северная часть Грозного) с целью захвата квартир за месяц сожжено шесть стариков. В поселке Ипподромном уничтожена русская семья: муж убит выстрелом в упор, а жена выброшена в окно с восьмого этажа. В квартире оставлена зловещая записка: “Так будет со всеми русскими в Чечне”. Милиция на эти злодеяния не обращает внимания».

Складывалось впечатление, что романтический импрессионизм стал характерным мироощущением не только для Аллы Дудаевой, но и для ее высокопоставленного мужа – по крайней мере, по злободневному русскому вопросу.

«Это наш позор»

Однако не все в Чеченской Республике страдали романтической близорукостью. Среди тех, кто критически оценивал реальность, оказался глашатай чеченской демократической революции Муса Темишев. По поручению Джохара Дудаева он возглавлял правительственную газету «Ичкерия», на страницах которой помещал свои злободневные статьи: «Всем нам нелегко. Но особенно тяжко русским: у них нет тейповой или клановой защиты, нет родственников в селах. Это наш позор. Самоуправство повсюду. Идет полнейшая компрометация демократической идеи, с которой мы пришли к власти. Мы разошлись с долгожданной Свободой – она нас не узнала».

В той же газете однажды опубликовала открытое письмо президенту и его верная соратница Марьям Вахидова: «Умному человеку достаточно проанализировать в памяти шаг за шагом наш путь – и он увидит, что идем мы через трупы невинных жертв, по колено в крови, время от времени находя, на кого списать эту кровь, создавая образ внешнего врага, который, конечно же, есть, но не столь грозный, не столь агрессивный, а доживающий свой век. Но сколько загубленных жизней, похищенных женщин, девушек, детей? Теперь уже беспредел достиг своего апогея: стали добивать свои жертвы в больницах, запугивать и стрелять в медсестер и врачей – ты до зубов вооружил всю нечисть в своей республике. Больно слышать из твоих уст и сегодня, что наше завоевание – бескровная революция. Мы скоро захлебнемся в крови своих невинных жертв».

Едва ли Джохар Дудаев не читал своей официальной прессы. Но на эти выступления он никак не отреагировал. Просто вокруг правдолюбов возникла такая грозная тишина, что они предпочли покинуть республику.

Театральный митинг

Наконец, терпение народа лопнуло – 15 апреля 1993 года на Театральной площади Грозного начался бессрочный антидудаевский митинг, который сам президент презрительно назвал «театральным». Его организовали вчерашние соратники Дудаева во главе с Яраги Мамадаевым, Юсупом Сосламбековым, Бесланом Гантамировым. Исключительную активность проявили депутаты парламента, где противостояние Дудаеву было особенно мощным – президент не сумел обеспечить баланс тейповых интересов при назначении министров. Однако главным своим требованием митинг выставил проведение референдума о взаимоотношениях с Россией и даже обозначил дату – 5 июня. Допустить голосование по этому вопросу президент не мог – это ставило под угрозу его независимую политику в целом.

Дудаев прибыл в парламент, который был настроен к нему весьма враждебно – из сорока депутатов его поддерживали лишь двенадцать.

Стукнув кулаком по столу председателя, он заявил:

– Такой парламент мне не нужен!

– А нам не нужен такой президент! – выкрикнул кто-то из зала.

Председатель парламента Хусейн Ахмадов взмолился:

– Давайте договоримся! Над нами ведь люди будут смеяться!

– Над вами и так уже все смеются, а говорить мне с вами не о чем, – ответил Дудаев и покинул зал заседаний.

На следующий день Дудаев распустил и парламент, и правительство, и конституционный суд, и даже городское собрание Грозного. Взамен он ввел в республике прямое президентское правление и комендантский час, а также назначил вице-президентом верного товарища – Зелимхана Яндарбиева.

Так Джохар Дудаев стал полновластным диктатором. И, следуя диктаторской логике, повелел разогнать «театральный» митинг, не подчинившийся его указаниям о роспуске. При разгоне особое рвение проявили бойцы Абхазского батальона, которыми командовал полевой командир Шамиль Басаев. Театральную площадь расстреляли из танков. Погибло более полусотни демонстрантов.

Братья по крови

Спустя полгода, 4 октября 1993 года Борис Ельцин совершил в Москве те же кровавые злодеяния – расстрелял из танков Белый дом, где заседали депутаты Верховного Совета России, отказавшиеся подчиниться президентскому указу о роспуске парламента. Так был подавлен «коммунистическо-фашистский» мятеж, а его организаторы схвачены и заключены в тюрьму. Джохар Дудаев внимательно следил за драматическими событиями в Москве, отмечая их поразительное сходство с чеченским противостоянием: