Обещание главный охранник выполнил.
– Борис Николаевич, Вам докладывали о звонках Дудаева?
– Никто мне ничего не докладывал, – буркнул Ельцин.
– Дудаев готов к переговорам. Может, не будем начинать войну? Может, стоит еще поговорить? Кавказская война – такая поганая вещь! Мы всю жизнь с ними воевать будем. Они же сами предлагают диалог. Куда торопиться?
Ельцин насупил брови, помолчал.
– Нет! – рубанул кулаком по столу. – Грачёв сказал, что все решит за два часа силами одного десантного полка. Пусть действует.
Последнее рукопожатие
Министр обороны Грачёв вертолетом вылетел в станицу Слепцовскую, чтобы в последний раз переговорить со своим боевым товарищем – генералом Дудаевым. Чеченцы встретили русских угрожающими возгласами. Генерал Грачёв с охраной еле-еле протиснулся в дом, где должны были состояться переговоры. Вскоре прибыл Дудаев. Толпа ликовала: раздались выстрелы в воздух. Дудаевские гвардейцы тут же разоружили охрану Грачёва. Первый чеченский президент подошел к российскому генералу – они обменялись рукопожатиями. Затем расселись вокруг стола: с одной стороны – Грачёв, с другой – Дудаев и полевые командиры с муллами.
«Я без обиняков объявил: господин президент, Совет безопасности принял решение применить силу, если вы не подчинитесь указаниям Москвы, – вспоминал Грачёв. – Дудаев спросил, пойдем ли мы дальше или только блокируем республику. Я ответил: пойдем до конца, пока не наведем порядок. Он – за свое: независимость, отделение от России, будем драться до последнего чеченца. Бородачи после каждого такого заявления в знак одобрения стучали стволами автоматов по столешнице, а духовные лица одобрительно кивали головами. Потом мы с Дудаевым ушли в отдельную комнату. Там на столе – фрукты, шампанское. Я говорю: “Джохар, выпьем”. – “Нет, я мусульманин”. А в Кабуле пил… Ладно. Спрашиваю: “Ты понимаешь, что делаешь? Я же сотру тебя с лица земли”. Он отвечает: “Понимаю, но уже поздно. Видел толпу? Если я дам уступку, меня и тебя расстреляют и поставят во главе другого”. Спрашиваю: “Ну что, Джохар, не договорились?” – “Нет, Паша, не договорились”. – “Ну что, Джохар, будем воевать?” – “Да, Паша, будем воевать”. Мы пожали друг другу руки».
Забытые овраги
На рассвете 11 декабря 1994 года группировки российских войск начали движение к Грозному по пяти утвержденным маршрутам. Теперь эти маршруты были известны не только командующим сводными отрядами, но и боевикам. Дудаев позаботился о том, чтобы подробные записи министра юстиции Калмыкова стали известны каждому полевому командиру.
Путь колоннам боевой техники преграждали толпы местных жителей – стариков, женщин, детей. За этим живым щитом стояли бородатые мужчины, вооруженные кто палками, кто железными прутьями, а кто и автоматами Калашникова. Время от времени они ловко выскакивали из толпы, стальными заточками протыкали колеса армейских машин, специальными крючьями обрывали трубки бензопроводов и тормозов. Порой звучали выстрелы из автоматического оружия, а то и из минометов и реактивных установок. Многие места на маршрутах следования колонн оказались заминированы. Среди солдат появились первые убитые и раненые. Вскоре стало ясно, что график ввода войск на территорию Чеченской Республики сорван – бойким походным маршем к Грозному не пройти. Как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
Джохар Дудаев созвал военный совет. Похвалил полевых командиров за успешное противодействие группировкам российских войск. Полевые командиры стали жаловаться на нехватку оружия и боеприпасов. Президент слушал их жалобы, задумчиво опустив голову. В это время телевидение показывало репортаж, как танковые колонны пересекают границу республики. Наконец, Дудаев поднял усталые глаза и насмешливо спросил:
– А вы разве не получили оружие?
Полевые командиры с недоумением переглянулись:
– Ты получил?
– Нет.
– И я не получил!
Дудаев кивнул в сторону телевизора и сказал:
– Посмотрите, сколько этого добра вам привезли! Берите сколько хотите.
Масхадов
Руководить обороной Грозного Джохар Дудаев поручил полковнику Аслану Масхадову. Это был опытный командир, великолепно знавший ратное дело. Его последняя должность в Советской армии – начальник ракетных войск и артиллерии мотострелковой дивизии, дислоцированной в Литве. Во время перестройки участвовал в политических дискуссиях, где прославился одной крылатой фразой. Какой-то прогрессивный литовский журналист, решив унизить «твердолобого» офицера, спросил:
– Господин полковник, верите ли Вы хоть в Бога, хоть в Аллаха?
– Я верю в артиллерию! – спокойно ответил Масхадов.
Выбор Дудаева оказался на редкость удачным. Масхадов сумел построить вокруг президентского дворца три кольца обороны. Первый рубеж проходил по окраинам Грозного. Второй рубеж прикрывал центральную часть города. А третий рубеж защищал сам дворец, где находились президент мятежной республики и его штаб. Эти рубежи защищали десять тысяч вооруженных боевиков, которые располагали 25 танками, 30 бронетранспортерами, 80 артиллерийскими орудиями и минометами. Несомненной находкой Масхадова явился территориально-ополченческий принцип организации обороны, который сочетался с дерзкими вылазками обученных диверсионных групп. Вчерашнему советскому полковнику противостояли российские генералы, которые действовали по старым академическим учебникам.
В отличие от московских военных чинуш, Джохар Дудаев сумел по достоинству оценить инициативность, смекалку и находчивость своего подчиненного, но с горькой усмешкой заметил:
– Аслан, ты отличный начальник штаба, но в Советской армии ты генералом не стал бы никогда.
Новогодний штурм
Утром 31 декабря 1994 года в чеченскую столицу вошли бронетанковые колонны. Командующий новогодним штурмом генерал Павел Грачёв допустил такую же «дикую безграмотность», что и его предшественники: танки двигались по улицам Грозного без пехотного прикрытия, без налаженной радиосвязи, без уточненных городских карт. Командиры руководствовались советскими туристическими планами города и путались на перекрестках, поскольку многие проспекты и площади оказались переименованными. Танкистам было запрещено ломать лавочки и киоски, наносить какой-либо урон скамейкам и деревьям. Солдатам разрешалось открывать стрельбу только в случае крайней необходимости. При встрече с вооруженными горожанами предписывалось вежливо попросить у них документы и после проверки изъять оружие.
Поначалу российские войска не встретили какого-либо сопротивления. Они мало-помалу вовлекались вглубь городских кварталов, будто завороженные звуком волшебной свирели. Перед ними стояла одна цель – захватить президентский дворец и отпраздновать Новый год в логове Дудаева. Однако эта цель оказалась призрачной. Неожиданно отовсюду – со всех высоток, со всех укреплений – ударил сильный смертоносный огонь. Войска оказались в огненной ловушке. Могучие бронемашины вспыхивали, как свечки. Выброшенные из окон гранаты, спускаясь на парашютиках, разрывались в воздухе над головами солдат, не оставляя возможности укрыться. Таким ужасным новогодним фейерверком встретил российские войска Грозный.
Когда стихли первые выстрелы, когда отпылали первые машины, к разгромленным бронетанковым колоннам поспешили боевики. Они захватывали в плен молодых солдат, а тех, кто оказывал сопротивление, убивали или сжигали живьем. Оглушенные взрывами бойцы не успевали вежливо спросить у этих горожан документы, а тем более изъять оружие. Некоторых пленников боевики раздевали догола, подвешивали за ноги, вспарывали им животы, выкалывали глаза и отрезали уши. Местным русским жителям под угрозой расстрела запрещалось снимать изуродованные тела с виселиц.
Такая жестокость казалась дикой и невероятной. На самом деле она была известным способом устрашения врага, в древности характерным для многих народов. С подобным запугиванием впервые столкнулись русские солдаты во время Даргинского похода 1845 года. Тогда на Багорном хребте им преграждали путь мощные завалы из вековых деревьев. На завалах лежали тела ранее плененных сослуживцев со вспоротыми животами и кишками, намотанными на сучья. А вокруг на высоких чинарах висели обезображенные трупы солдат, и каждый из них будто подтверждал зловещие слова: «Так будет с каждым русским в Чечне!».
Едва ли генерал Грачёв помнил о бесславном Даргинском походе графа Воронцова. В ту новогоднюю ночь он беспросветно пил, закрывшись в командном вагончике под Моздоком. В полном одиночестве встречая свой очередной день рождения, генерал угрюмо выслушивал радиосводки о страшной гибели Майкопской бригады и Самарского полка в пылающем Грозном. «Ратоборцы хреновы! – матерился он. – Преподнесли подарочек!» А в телевизоре перед ним веселился президент Борис Ельцин, поднимая бокал с шампанским и поздравляя дорогих россиян с Новым 1995 годом.
Видел эту праздничную телевизионную программу и первый чеченский президент. Днем он отправил Борису Ельцину срочную телеграмму с предложением немедленно остановить боевые действия и начать отвод войск, чтобы все дорогие россияне могли встретить праздник с надеждой мира и безопасности. Ответа не последовало: видимо, жители Чеченской Республики в число этих россиян уже не входили.
Новый год Джохар Дудаев встречал вместе с семьей в селе Орехово, что неподалеку от Грозного. На столе стояли блюда с красными яблоками и сладким печеньем, возвышался фарфоровый чайник с крепким чаем. Президент рассказывал о мужестве ополченцев, защищавших родную столицу.
– Всевышний нам помогает! – говорил Джохар. – Происходят настоящие чудеса: снаряды падают, не взрываясь, танки полыхают от серных спичек, российские солдаты со страху палят друг в друга. Восстал весь чеченский народ, воюют даже женщины и дети!
Часы пробили двенадцать. Алла Дудаева зажгла бенгальские огни. Под легкое искристое шипение прозвучал новогодний тост:
– Да здравствует победа и свобода!
Президентский дворец
Двадцать дней президентский дворец стоял, как неприступная крепость. Со всех сторон его обстреливали снарядами артиллерийские орудия, обжигали ракетным огнем штурмовики, осыпали свинцовыми пулями крупнокалиберные пулеметы. На верхних этажах то и дело вспыхивали пожары, уничтожая служебную мебель и документы. Но каждый раз, когда российские солдаты бесстрашно шли на приступ, дворец огрызался бешеным огнем и никого не подпускал к себе. Казалось, его неприступные стены будут вечно возвышаться над городом, как священные вершины Кавказа.
А в подвале дворца был налажен фронтовой быт. Здесь после боя отдыхали группы боевиков – отогревались и спали. Здесь медсестры перевязывали раненых. Здесь пожилые чеченки готовили еду – мясной плов и крепкий чай. Вдоль бетонных стен были сложены штабелями буханки хлеба и консервы, висели бараньи туши. Недостатка ни в продуктах, ни в оружии, ни в боеприпасах не было – Масхадов хорошо подготовился к обороне.
Особенным радушием здесь пользовались российские журналисты, правозащитники и либеральные депутаты Государственной думы. Каждый из них был пристроен к какому-либо делу. В одной из комнат журналисты беседовали с вице-президентом Зелимханом Яндарбиевым:
– Поймите: чеченское общество – это общество тейповое, родовое, в котором важны клановые и прочие интересы, – терпеливо объяснял он ситуацию. – Один клан за образование отвечает, другой – за милицию, третий – еще за что-то. В такой ситуации Дудаев – никто, всё решают эти кланы между собой и внутри себя. Поэтому нам нужна война с Россией, чтобы в пламени этой войны переплавить, разрушить родоплеменные отношения. После войны мы заключим мир, но к тому времени мы уже будем демократическим государством, где будут нужны и президент, и разделение властей. А сейчас президент не нужен – потому он отсутствует и здесь, в президентском дворце.
В другой комнате собрались правозащитники во главе с депутатом Государственной думы Сергеем Ковалёвым, срочно прибывшим в Грозный защитить чеченскую свободу и остановить кровопролитие. Правозащитники предложили дудаевцам услуги агитаторов. Комнату тут же оборудовали военными радиостанциями, и Сергей Ковалёв вышел в эфир на армейской волне:
– Солдаты, сдавайтесь! – бодрым голосом обратился он. – Это говорю я, правозащитник Сергей Ковалёв. Выходите из своих укрытий, и вас на машинах отвезут обратно. Солдаты, сдавайтесь!
Он говорил как завзятый пропагандист, прошедший профессиональную подготовку. В ответ услышал площадную брань: мол, доберемся и до вас, дудаевские твари! Обстановка действительно становилась все тревожней и тревожней. Наверху шла страшная стрельба. В подвале с потолка осыпалась штукатурка. Казалось, с минуты на минуту бой начнется и здесь, в подвале. В этом случае правозащитники решили выставить в качестве живого щита попа-расстригу Глеба Якунина. Картина представлялась такой: впереди в черной рясе с золотым крестом на пузе выступал бы поп-расстрига, а за ним с криками «Не стреляйте, свои!» семенили бы гуськом остальные депутаты Государственной думы – Лев Пономарёв, Анатолий Шабад, Виктор Шейнис, Виктор Курочкин. Эту идиллическую картину высмеял Сергей Ковалёв:
– Солдаты не просто войдут – они войдут с огнеметами, забросают гранатами. Кто будет разбираться, депутаты мы или боевики? Увы, такова наша участь!
Вскоре правозащитники покинули президентский дворец. Свою главную задачу – сагитировать российских военнослужащих сдаться в плен – они не выполнили, как ни старались. Напоследок их попросили передать Борису Ельцину послание Джохара Дудаева, в котором говорилось о бессмысленной гибели тысяч солдат и предлагалось немедленно остановить боевые действия, вывести войска и начать переговоры. Но надежды на утвердительный ответ не было никакой.
Письмо товарищу
Начальник обороны президентского дворца Аслан Масхадов тоже решил послать письмо. Только оно адресовалось не президенту России, а боевому товарищу, с которым когда-то служил в советской армии: «Здравствуй, Василий Иванович! Бесконечно благодарен, что вспомнил обо мне. Пойми: в это страшное время для меня очень важно знать мнение моих однополчан. Не знаю, кто виноват в этой трагедии, но скажу со всей ответственностью, что нет здесь моей вины. Когда вошла в мою маленькую республику огромная армия России, сметая все на своем пути, я знал, что трудно будет устоять против этой громады с кучкой храбрецов, но поступить по-другому я не мог. С первого дня штурма Грозного я выходил на связь с генералами, предлагал им взять на себя ответственность – остановить эту бойню. Они на это не пошли. Они предложили мне поднять белый флаг над президентским дворцом. И тогда я послал их к черту. Я сражаюсь с Россией, но никогда не теряю достоинства».