Вернувшись в Самашки, старейшины собрали жителей у мечети и попросили их поскорее покинуть село, чтобы не погибнуть во время штурма. Однако боевики, которые тоже пришли на собрание, возражали против отъезда (мирные жители были им нужны в качестве живого щита) и пригрозили применить оружие, если кто-то вздумает оставить дома. И действительно, при выходе из села колонна самашкинцев была обстреляна – половина жителей вернулась обратно.
В середине дня сводный отряд внутренних войск приступил к операции. Триста бойцов, разбитых на десять штурмовых групп, вошли в село. На одной из улиц отряд напоролся на засаду.
«Мы попали в кромешный ад, – рассказывал участник штурма. – Нас обстреливали с трех сторон. Подбили наш танк, в котором сгорел экипаж. Подбили два бронетранспортера. Нашу группу разбили надвое, и обе части оказались в окружении. Нас обстреливали до темноты. В ходе боя мы уничтожили один дом, откуда велся огонь». Разгромив штурмовые группы, отряд боевиков незаметно скрылся из села под покровом темноты. На поле боя осталось лежать полтора десятка убитых и около пятидесяти раненых солдат.
С рассветом операция возобновилась. Только теперь российская группировка двинулась на Самашки всей своей мощью. Под прикрытием бронетехники солдаты занимали кварталы, врывались в дома и подвалы, разыскивая боевиков. На улицы выводили всех юношей и мужчин, осматривали тела в поисках следов от оружия, а потом отправляли в фильтрационные пункты – для дальнейшей проверки.
«Утром выхожу – идет колонна по нашей улице, – вспоминал Юзбек Шовлахов. – Бронетранспортеры стреляют из крупнокалиберных пулеметов по домам. Подходят солдаты: “Где боевики?”. Я говорю: “Боевиков нет”. “Выходите все из подвала!” Там человек восемь в подвале собралось. Кто выходит – они прямо по голове бьют, и те падают. “Раздевайтесь!” Они раздеваются – рубашку, штаны. “Обувь снимайте”. Снимают. Проверяют, носили они автомат или нет. Смотрят потертости. “Ложитесь”. Уводят и кладут на асфальт. Меня загоняют в подвал, жену, дочь, еще двух племянниц – в общем, человек шесть нас сидит. Вижу, что идет дым, невозможно сидеть. Выбиваю крышку, выбегаю – весь в ожогах. Они сидят с той стороны улицы, смеются, щелкают семечки, а я там с семьей сгораю. Думаю, скот, наверное, цел. Смотрю – четыре коровы убили, постреляли овец». Впоследствии выяснилось, что солдаты постреляли не только коров да овец. В ходе артиллерийского обстрела, ночного боя и дневной зачистки, когда палили вокруг без разбора, было убито около ста мирных жителей. Среди них оказались и юноши, и женщины, и старики. Кто-то погиб от пули, посланной снайпером, кого-то изрешетила граната, брошенная в подвал, а кто-то задохнулся от дыма, запертый в горящем доме.
Вся Чечня содрогнулась, узнав о трагедии в Самашках. Рассказы свидетелей обрастали жуткими выдумками. Все это требовало проверки, однако в Самашки никого из посторонних не пропускали. Тогда депутат Анатолий Шабад переоделся в женскую одежду, обмотал лицо хиджабом и под видом печальной старухи проник на запрещенную территорию, где запечатлел на видеокамеру ужасные подробности. Эту съемку правозащитники распространили по всему миру. И мир содрогнулся вслед за Чечней.
Тем не менее трагедия случилась, и кто-то за нее должен был отвечать. Понимая, что Москва вряд ли найдет и накажет виновных, Джохар Дудаев объявил своим личным врагом генерал-лейтенанта Анатолия Романова, которому подчинялась группировка внутренних войск, действовавшая в те дни в Самашках. Генерал был обречен.
Антуан
Весной 1995 года Москва объявила о своей победе – мол, конституционный порядок на территории Чеченской Республики восторжествовал. Но провозглашенная победа вовсе не означала окончание сопротивления. Чеченский волк не сдался на милость победителя, а растворился в тумане ущелий, исчез за синей дымкой гор, откуда каждое мгновение угрожал нападением. То и дело в Чечне звучали выстрелы, гремели взрывы, пылала подбитая бронетехника, падали ниц сраженные часовые.
Борис Ельцин не знал, что делать. Как ни крути, а выходило, что надо договариваться. Но разговаривать с Джохаром Дудаевым российский президент никак не желал. Между тем петербургский мэр Анатолий Собчак всячески показывал, что он, как демократически настроенный человек, способен решить чеченскую проблему. Выслушав его предложения, Ельцин одобрил план поэтапного урегулирования конфликта. Так в чеченском селе Курчалой появился посланник от берегов Невы со звучным именем Антуан.
– Что за француз к нам пожаловал? – поинтересовался Джохар Дудаев.
– Он не француз, он армянин, – уточнил охранник Магомед Хачукаев. – Из Петербурга правозащитник. Говорит, что когда-то сидел.
– За что?
– Говорит, что ни за что.
– А точнее?
– За клевету на советскую действительность.
– Это он зря… Ладно, приведи его сюда, Магомед.
В комнату вошел чернокудрый парень в потертых джинсах и кожаной куртке с большой сумкой, перекинутой через плечо. Он устроился напротив Дудаева, положил на стол диктофон и вопросительно взглянул на собеседника.
– Записывайте, записывайте, – Дудаев кивнул головой. – Я рад приветствовать полномочного представителя Анатолия Собчака, которого считаю демократическим лидером России, – начал он беседу. – Однако меня неприятно удивило заявление Собчака, что воевать с боевиками должны не мальчишки, а подготовленные профессионалы. Он что – хочет, чтобы эти головорезы уничтожили всех чеченских мужчин?
– Нет-нет, – суетливо замахал руками Антуан. – Вы не так поняли позицию Собчака. Позиция Анатолия Александровича состоит в том, чтобы решить кризисную ситуацию путем переговоров. Он разработал план поэтапного мирного урегулирования, который был одобрен президентом России.
– Как и все чеченцы, я тоже против войны, – заявил Дудаев. – Если бы Ельцин захотел со мной встретиться, то за тридцать минут мы бы с ним обо всем договорились. А что за план предлагает Анатолий Александрович?
Мирный план Собчака состоял в следующем. На первом этапе происходит полное разоружение незаконных вооруженных формирований, включая охрану Дудаева, при условии непривлечения к уголовной ответственности всех, кто добровольно сдаст оружие. Второй этап подразумевает свободные выборы парламента и президента Чеченской Республики под контролем международных организаций и российских правозащитников. На заключительном этапе Чечня получает статус республики на уровне Татарстана в составе Российской Федерации.
– Хороший план, – заметил Дудаев. – Конечно, я за власть не держусь. Можно попробовать.
Подали обед. Президент наполнил бокал Антуана красным сухим вином. Себе налил огненного кизилового сока и провозгласил тост:
– За успех мирного плана Собчака!
Внезапно прогремел орудийный залп – российские войска приступили к обстрелу села. Зазвенели стекла в окнах, посыпался с потолка мел. Антуан инстинктивно вздрогнул и едва не спрятал голову под стол. Дудаев продолжал сидеть недвижно, как каменный. Взглянув на испуганного собеседника, воздел к небу руки:
– Всё в воле Всевышнего!
Легкая усмешка пробежала по его губам. Должно быть, он вспомнил строчку из пушкинского «Тазита» и чуть не произнес ее вслух:
«Ты трус, ты раб, ты армянин!»
Кровавый рейд
Курчалой был не единственным чеченским селением, которое подвергалось обстрелам. Список потерпевших населенных пунктов с каждым днем становился все длиннее. Поводов для стрельбы было множество: почти в каждом ауле были свои ополченцы и свои отряды самообороны. Но страдали от смертоносных ударов прежде всего старики, женщины и дети.
В начале июня 1995 года российские войска штурмовали аул Ведено – родовое гнездо командира Абхазского батальона Шамиля Басаева. Этот батальон покрыл себя славой в сражениях за свободу Абхазии – против грузинских захватчиков. Именно тогда, ранней осенью 1992 года, молодой московский поэт Александр Бардодым, вступивший в ряды бойцов Абхазского батальона, сочинил стихи в честь своих новых товарищей. На эти стихи чеченский певец Имам Алимсултанов написал песню, которая стала гимном отряда Шамиля Басаева:
Над Грозным городом раскаты,
Гуляет буря между скал.
Мы заряжаем автоматы
И переходим перевал.
В страну, где зверствуют бандиты,
Горит свободная земля,
Приходят мстители-джигиты
Тропой Мансура, Шамиля.
Только теперь земля горела не под абхазским городком Гудаутой, а вокруг чеченского аула Ведено – в самом сердце Ичкерии. Многие строения подверглись бомбардировке. Страшный ракетный удар был нанесен и по дому, где жила семья знаменитого полевого командира. Все его одиннадцать обитателей погибли. Стоя на дымящихся развалинах своего дома, Шамиль Басаев поклялся жестоко отомстить убийцам за смерть жены и детей. Как чеченец, воспитанный на обычае кровной мести, он не мог поступить иначе.
Спустя одиннадцать дней, 14 июня 1995 года, три грузовика в сопровождении легковушки пронеслись по главной улице провинциального российского городка Будённовска. Машины были битком забиты боевиками – Шамилю Басаеву удалось собрать отряд в двести штыков. Захватив здание милиции, басаевцы расстреляли тех, кто оказал сопротивление, а прочих взяли в заложники. Подобным образом они поступили в других местах – районной администрации и поликлинике, доме детского творчества и пожарной части, медицинском училище и отделении банка. Построив заложников в колонну, боевики повели ее к городской больнице Будённовска. По дороге убили сто человек, которые пытались бежать. Остальных загнали в больничные корпуса, присоединив к ним пациентов и персонал больницы: теперь заложников насчитывалось более двух тысяч. Для окончательного устрашения несчастных людей басаевцы отобрали шестерых мужчин и расстреляли прямо перед главным корпусом больницы.
После этого Шамиль Басаев обратился к российским властям с тремя требованиями. Он потребовал, во-первых, немедленно прекратить боевые действия в Чечне; во-вторых, вывести войска с территории республики; в-третьих, начать мирные переговоры с Джохаром Дудаевым на уровне президента или премьер-министра России, а не на уровне петербургского мэра или ставропольского градоначальника. По сути, таким чудовищным способом террорист принуждал свою собственную страну к миру.
Узнав о нападении на Будённовск, Борис Ельцин тут же покинул родные пределы, сославшись на срочные дела за морем-океаном. Расхлебывать горькую чеченскую похлебку остался премьер-министр Виктор Черномырдин. Ему доложили, что бойцы специальных подразделений уже окружили больничный комплекс и даже попытались его штурмовать, но безуспешно – басаевцы всюду заминировали подходы, выставили живой щит из женщин, а между ними расположили огневые точки. Премьеру также сообщили, что главарь банды террористов жесток и беспощаден – в случае невыполнения его требований убивает заложников.
– Чего же требует Басаев теперь? – поинтересовался Черномырдин.
– Он требует, чтобы вы, Виктор Степанович, лично переговорили с ним, – пояснили премьеру. – Но во всей истории борьбы с терроризмом еще не было случая, чтобы первое лицо государства вступало в переговоры с преступниками.
– А как же люди? Как же заложники? Он же убьет их!
– Увы…
– Мне начхать, как там боролись с терроризмом при царе Горохе! – возмутился премьер. – Нельзя допустить мясорубку. Ради спасения людей я буду разговаривать хоть с Басаевым, хоть с чертом.
Черномырдин решительно снял телефонную трубку и потребовал соединить его с будённовской больницей:
– Але, Шамиль Басаев? Это Черномырдин. Шамиль Басаев, говорите громче!
Виктор Степанович, добрая душа, спасая несчастных заложников, согласился выполнить почти все требования террористов. Он объявил о прекращении боевых действий в Чечне и начале мирных переговоров с Джохаром Дудаевым. Он отпустил басаевцев, предоставив им автобусы и обеспечив беспрепятственный проезд до Чечни. Ему помог и Сергей Ковалёв, который вызвался проводить нежданных гостей и защитить их своей грудью от случайных пуль. Настоящий правозащитник!
Басаев покидал Будённовск победителем. Он оставлял в истерзанном городе кровавый след – десятки убитых и сотни раненых горожан. Зато Чечня встречала Басаева буйным ликованием. Должно быть, все чеченцы вышли на улицы и площади Грозного, чтобы приветствовать мужественного героя, который отомстил за смерть чеченских стариков, женщин, детей. «Аллаху Акбар! Аллаху акбар!» – скандировала огромная толпа, и ее многотысячный рев долетал до седых вершин Кавказа.