Патриоты

–Подольский-

24 апреля 1945 г.» [4].

Из письменных воспоминаний Владимира Ионовича Литвишкова:

«Начало августа 1943 г. было бурным и напряжённым в нашей подпольной комсомольской организации. Близился час освобождения. Добытое в февральские дни оружие переправлялось в Орловщанский лес. На одной из встреч Головко сказал мне, что необходимо готовиться к перебазировке в лес, так как немцы получили приказ в случае отступления угнать население за р. Днепр, а город разрушить.

В середине августа 1943 г. поступил приказ готовиться к восстанию в городе, чтобы поддержать наступление Красной Армии с тыла, сберечь этим самым город и население.

Однако гестапо, охотившееся за нашим подпольем около трёх лет (двух – п.а.), напало на след. Были арестованы Головко, Белая, Недодаева-Шуть, Кривулькин, Кравченко, Кобзарь, Колесник, Батурин, Лисовиков, Ляшенко, Воронов, Кутовой, Зорин и др. Николай Белый был арестован на явочной квартире в Днепропетровске, куда он прибыл сообщить о случившемся. Мирошник, находившийся в этот период в с. Андреевка и Всесвятском, прибыл тайно ко мне на квартиру. Узнав о случившемся, принял руководство подпольем и пытался перебросить оставшиеся силы подполья в Орловщанский лес. Однако связи были нарушены и поэтому он вынужден был уйти снова в село и укрыться там до подхода Красной Армии» [5].

Из письменных воспоминаний Колесника Николая Тарасовича:

«Через некоторое время пошли слухи, что с Павлограда катится волна арестов подпольщиков. Мы договорились с партизанами из отряда Лещенко, что они переоденутся в немецкую форму, заберут наших из города, и под видом арестованных уведут в лес.

Но они не успели, и это вызвало даже путаницу. Немцы арестовали часть подпольщиков, а мы, оставшиеся на свободе, не знали, что это были не переодетые, а настоящие немцы. В среду мы с Колей Белым пошли в кино, на явку. Нас взяли прямо на улице. Доставили в полицию, развели по разным камерам, где очень долго и жестоко били.

Дней через десять нас вывезли в Днепропетровскую полицию. Снова месяц допросов и побоев. В конце сентября 1943 года фронт вплотную подошёл к Новомосковску, и оставшихся там арестованных партизан начали спешно расстреливать. Так погибли Никита Головко, Зина Белая, Женя Шуть (секретарь горкома комсомола)» [6].

Из письменных воспоминаний родителей Никиты Головка (6 февраля 1964 г.):

«У Мити почему-то были ручные часы Петра Ковиньки. Ночью в 12 часов против 18 августа 1943 года Ковинька пришёл за часами и забрал их.

Как потом стало известно, Ковинька знал, что уже начались аресты и поспешил забрать часы. Но про аресты не сказал ни слова. Мы всю ночь не спали, волновались, почему так срочно потребовались Ковиньке часы. Когда Митя пошёл проводить Ковиньку, то заметил мужчину, прогуливающегося взад и вперёд возле заготскота.

18 августа, в шесть часов утра гестапо арестовало Митю, в квартире сделали обыск, но ничего не нашли. В тот же день была арестована Зина Белая, лучший товарищ Мити со школьной скамьи. Арестованы были Бутенко Екатерина, Шуть Женя, Киянов Павел, Садко и многие другие товарищи. Шура Яшкова потом рассказывала, что когда проводили арестованных, Садко кивком головы подтверждал, что арестован именно тот, кто нужен.

Митю в тот же день избили до полусмерти, требовали выдать своих товарищей. Но они ничего не добились. 19 августа Митю в 4 часа дня посадили в машину, вместе с ним Грекову, Хмеля и, кажется, Садко. Их отправили в Днепропетровск в гестапо (ул. Широкая, дом №27).

В гестапо делали Мите очную ставку с Кияном Павлом. Киянов всё рассказал. Митя плюнул ему в лицо и назвал предателем. Митю снова сильно избили. Когда он передал нам бельё, то оно всё было в крови. Но он никого не выдал и не рассказал, где находится радиоприёмник. Митя и Зина Белая были сильны духом и верили в нашу победу. Они всё взяли на себя. Из гестапо Митя всегда писал, что чувствует себя хорошо, просил ничего не передавать, попросил беречь папу и маму. Отец Мити был болен тифом и только это спасло его от ареста. Много товарищей Мити были отправлены в Германию, а в Днепропетровске были оставлены: Головко Никита, Белая Зинаида, Бут, Кутовой, Бутенко Е. В., Шуть-Недодаева Женя, парашютистка Ольга Ивановна Данилюк. 30 сентября 1943 года все они были расстреляны за городом Днепропетровском, на Шляховке, и были погребены в противотанковом рве» [7].

Римма Николаевна Винник: «Помню последние слова Ивана Кутового: «Моя жена ждёт ребёнка, а я так и не узнаю, кого она родит – сына или дочь»; «Новомосковская правда»:

«В августе 41-го, – вспоминает Римма Николаевна, – Новомосковский военкомат отобрал для объединённого партизанского отряда Жученка 83 коммуниста, среди них был и мой отец – Николай Семёнович Ерёменко. Боевые действия партизаны начали в октябре, в Знаменовском лесу. 10 дней отбивали партизаны натиск врага. В бою полегли смертью храбрых З. Д. Масалыгин, В. О. Шахнович. Мало кто пробился через «кольцо» врага. Ныне в селе Ивано-Михайловка стоит памятник. Там – братская могила, и 83 бойца названо поимённо. Тогда отцу удалось вырваться из вражеских когтей. Нелёгким был его путь, рядом погибали товарищи, но он смог вернуться в Новомосковск, чтобы отомстить врагу. Он вошёл в состав подпольной организации, стал заместителем секретаря.

В 1941 году я закончила шесть классов школы №3. Наша квартира была явочной. «Антон-портной» называлась. И я тоже стала членом подпольной организации – связисткой. Когда подпольщиков арестовали, нас всех пытали в гестапо. Помню последние слова Ивана Кутового, когда нас разводили по камерам: « моя жена ждёт ребёнка, а я так и не узнаю, кого она родит – сына или дочь».

А мне довелось сидеть в одной камере с Зиной Белой, Ольгой Соболь и с Таней Соколовой. Тяжёлые это были дни. Все только и мечтали о будущей счастливой жизни, об освобождении. Под Кривым Рогом, когда нас перевозили, мне удалось бежать при бомбардировке эшелона. В селе мне помогали добрые люди. Линия фронта приближалась, и я решила её переходить. Попала в самое огненное пекло. Три дня шла пешком и 14 ноября всё-таки вернулась в Новомосковск. Потом пришла ошеломляющая весть, что во время перехода линии фронта погиб мой отец. Матери вручили за него медаль «Партизан Отечественной войны».

Много партизан побывало в лагерях смерти, некоторым удалось бежать. До последнего вздоха воевали Николай Колесник, Александр Зорин, Григорий Батурин, Александр Фалько, Алексей Цокур и много других.

Фашистские нелюди сделали «живые факелы» с Ивана Кутового, Александра Бута, Екатерины Бутенко, Галины Михайловой, Никиты Головко, Зины Белой, Ольги Соболь, Евгении Шуть-Недодаевой. Вечная память героям!» [8].

В. Киселёв, «Семья патриотов».

«Римме едва исполнилось тринадцать, когда в город пришла война. Отец её Николай Семёнович был оставлен для подпольной работы. Фашисты ворвались в Новомосковск внезапно, прорвав с тыла нашу оборону, и, понятно, что настроение у многих новомосковцев было гнетущим. Подпольщикам нужно было нести людям правду и надежду. Первыми помощниками у Николая Семёновича стали его жена Феоктиста Ивановна и дочь Римма. Они распространяли листовки, помогали налаживать связь с подпольщиками. Быстрая Римма вместе с Марией Кобзарь незаметно вкладывали в корзинки горожан на базаре листовки о разгроме немцев под Москвой, под Сталинградом, незаметно расклеивали добрые вести в людных местах.

Отец Риммы, «засветившись» в февральских событиях 1943 года, при подходе частей Красной Армии к Новомосковску вынужден был отступать вместе с ними. А в Новомосковске, после неудачной попытки освободить его, продолжало борьбу комсомольское подполье. Включились в неё и мать с дочерью Еременко. В августе 43-го года, за месяц до освобождения Новомосковска в дом, где жили Ерёменки, ворвались гестаповцы. Мать с дочерью были арестованы и отправлены в Днепропетровское гестапо. Никакие пытки не могли сломать патриотов. Гестаповцы были вынуждены освободить Римму, а мать во время этапа с Днепропетровска в Новомосковск, сумела бежать (на самом деле Римма находилась вместе со своей матерью в поезде, упомянутом выше – п.а.)» [9].

П. Ескин, глава совета ветеранов, партизан и подпольщиков Присамарья, «Подпольщик Кутовой».

«В предательство, о котором им сообщили в начале августа 1943 не поверили. Но на всякий случай решили 19 августа отправиться в одиночку в лес, чтобы временно затаиться там. Не успели. Днепропетровское гестапо появилось внезапно, арестовало всех в ночь с 17 на 18 августа. Выследили даже девушек-связисток, которые пришли от партизан.

…С допросов возвращались в тюрьму с новыми подробностями о своих товарищах. После одного из них узнали, что одновременно с новомосковцами арестовали Николая Сташкова – секретаря подпольного обкома партии. Не сдерживает слёз Римма Николаевна Винник, в девичестве, Ерёменко, вспоминая тот ужас, который довелось пережить в застенках гестапо. Она первой и передала на свободу весть о казни Ивана Кутового. Хвалились немцы, что его и ещё нескольких коммунистов вначале затравили собаками, а потом спалили. Людской плач и стон пронёсся над камерами невольников.

А Полина Кутовая – жена Ивана, в тот день, когда перестало биться сердце любимого, почувствовала толчок новой жизни, которую вынашивала под собственным сердцем. Последнюю весточку от мужа (среди охранников нашлись добрые люди) она получила 16 сентября. В короткой записке, дышащей любовью к ней и любовью к жизни, просил низко поклониться родным, близким и знакомым. Она поняла, что хотел передать ей муж, как понимала всегда с полуслова, когда помогала ему во всех его делах. Дважды по заданию подпольного комитета переходила линию фронта, передавала ведомости о передвижении немецких войск на станции Новомосковск. Работала учителем в Дмитровке, Спасском, через неё поддерживались связи с сельскими патриотами.

От ареста её уберёг случай. Попросила соседских детей, чтобы подождали её на опушке, пока вернётся из леса с хворостом. Мальчики и сообщили ей о ночном аресте новомосковцев. Больше Ивана не видела. Казнили его 26 сентября, когда уже были освобождены от фашистов Новомосковск и район. А через месяц ему исполнилось бы 28 лет, через пять месяцев она бы подарила ему сына» [10].

В архивах Новомосковского историко-краеведческого музея имени Петра Калнышевского хранятся копии писем Ивана Кутового, которые он писал своей семье, находясь в гестаповской тюрьме.

«г. Новомосковск

с. Вороновка, Мостовая №15

Добрый день, безгранично любимая Полина, мама и Галя. Я жив и здоров. Передайте побольше … (слово не разборчиво – п.а.). Денег не расходуйте на меня много. Вы так бедны. Убедительно прошу жить мирно и дружно. Это будет моим утешением. До свидания. Крепко целую любимую Полинку, маму, Галю, Вову, Аллочку. Передайте привет всем родственникам и знакомым.

25.8.43

подпись И. Кутовой»

«Новомосковск, Вороновка, Мостовая №15

Кутовой Полине.

Дорогая, любимая Полинка!

Передачу в понедельник получил полностью. Передай мне чистое полотенце и мыло, ещё рубаху. Пиши о своём здоровье, здоровье мамы. Передай привет Оле и всем родственникам. Всего наилучшего, мой ангел.

Вечно твой Иван.

8.9.43 год»

«Вороновка, Мостовая №15

Кутовой Полине

Милая, любимая Полинка!

Передачу получил полностью.

Передала: 3 кошолки, 1 пара белья, 1 полотенце, посуду.

Я пока жив и здоров.

Крепко, крепко целую тебя.

Привет всем родным и знакомым.