Девочка и пёс

«Так и будет», устало подумал он и ощутил приступ тоскливого бессилия. Ничего не получится. Чтобы разобраться в этом деле, нужно как минимум дней 5-7 непрерывных допросов подозреваемых, опросов свидетелей, запугиваний, подмасливаний, сбора сопутствующей информации, анализа всех мотиваций и побуждений тех, кто имел хоть какое-то отношение к убийству. Всё же, как не храбрился он в начале, не мог он просто ткнуть в первого попавшегося, мол, вешайте его и дело с концом. Нужно, если не доказательство или пусть даже видимость его, то хоть какая-то логика произошедшего, внятный мотив и реальная возможность исполнения. А ведь вполне может статься, что этот Ливар повздорил с каким-то случайным человеком из каравана, завязалась потасовка и охраннику не повезло. И как тогда определить убийцу? Хотя, конечно, в качестве орудия убийства выступает кинжал Радвига и значит весьма сомнительно чтобы это была совершенно случайная ссора. К тому же вряд ли кто-то стал бы убивать человека «Бонры», не имея на то сильного, перевешивающего все возможные неприятные последствия, мотива.

Мастон Лург решил, что он рано начал раскисать. В конце концов он должен уметь справляться с трудностями, ведь он ни много ни мало задумал просить у верховного претора должность велара или по крайней мере должность главного судьи одного из крупных городов королевства. Да, тепличные условия Туила несколько расслабили его и он возможно потерял былую хватку. Но он прекрасно знает кто он такой и на что способен. Просто он немного устал, да и голод давал уже о себе знать.

Он пристально поглядел на Корию. Она кажется вполне уверенной в себе, спокойной, невозмутимой. Наверняка она считает себя красивой, необычной, умной, решительной. И может в какой-то мере так оно и есть. Особенно если она и вправду отправила обоих своих мужей на тот свет ради наследства. Это требует и хладнокровия и ума и смелости. Но Мастон Лург отлично знал, и по своему личному опыту, и по опыту Судебной Палаты вообще, что терпение и труд и не таких перетрут. Он мог легко вспомнить немало случаев, когда гордые, надменные графини, герцогини, жены и дочери важных вельмож, генералов, чиновников теряли свои прекрасные головы под умелыми ударами палача или превращались в бесформенных существ, задыхающихся соплями и слезами и умолявшими лишь о пощаде или прекращении пыток. До того как они оказывались в тюрьмах Судебной Палаты все эти женщины тоже были сильными, красивыми, умными и уверенными в себе. Но по-настоящему выдержать физическую боль, телесные страдания, непрерывный страх и отчаянье могли немногие. И эта жалкая торговка Кория, мнящая, что она что-то представляет из себя, очень быстро может превратиться в пыль и труху на беспощадных жерновах правосудия. Такие мысли приободрили Лурга и придали ему сил.

Он холодно посмотрел на свидетеля и спросил:

– Где вы были в ночь убийства, примерно с полуночи до двух?

– У себя в фургоне, – не задумываясь, ответила молодая женщина.

– Это может кто-нибудь подтвердить?

– Естественно. Мой старший возница и моя служанка.

«Всё это, конечно, никакие не свидетели», подумал Мастон Лург, «но всё равно ведь очень сомнительно, чтобы она лично боролась с Ливаром».

И тут судья поймал себя на мысли, что ему действительно любопытно кто убил охранника «Бонры». Если отбросить не очень правдоподобный вариант, что убийство дело рук какого-то совершенно случайного, проходящего мимо человека, которому, допустим, не понравился нос Ливара, то претендентов на роль убийцы остается не так уж и много. В первую очередь, конечно, Радвиг и Кория. Но Радвиг должен быть полнейшим кретином, чтобы убить своим собственным, настолько приметным кинжалом и затем оставить его на месте преступления. Хотя, возможно, на это и был расчет. Хитрый купеческий сынок решил, что его исключат из подозреваемых, только потому, что представлялось совершенно нелепым, чтобы он сделал это и потом всё равно что расписался на трупе. «Стоп!», сказал себе судья, «Я упускаю главное: какой у него мог быть мотив?» Ревность? Ерунда. Он хорош собой, молод, богат, вне всяких сомнений Кория предпочтет его стареющему безродному бродяге-охраннику. Хотя, конечно чужая душа потемки, а женская, лишенная логики, в особенности. А был ли мотив у самой Кории? И вот тут судья пожалел о том, что не задал Маране очень важный вопрос: рассказывал ли он кому-то о подслушанном им разговоре между торговкой и Ливаром. Впрочем, может статься, что он вообще всё это выдумал. Но зачем? А что если Марана сам ненавидел за что-нибудь Ливара, судья усмехнулся, допустим тот жутко храпел, и зарезал его, отлучившись на десять минут с дежурства. Но откуда тогда взялся кинжал Радвига?

Мастон Лург задумчиво поглядел на сидевшую перед ним молодую женщину. В этот момент судье казалось будто некое чутье подсказывает ему, что эта привлекательная особа так или иначе замешана в этом деле. Он подумал: «Кто-то, по-моему, однажды сказал: если хорошо покопаться, то обязательно выяснится, что у истоков любого преступления стоит женщина.» Судья улыбнулся про себя: «Или я сам только что это сочинил?»

– Госпожа Кория, – медленно произнес он, пытаясь как можно аккуратнее сформулировать свой вопрос, – как вы, конечно, слышали, выступавший перед вами господин Марана, заявил о том, что стал свидетелем некоего разговора, якобы состоявшегося на днях между вами и убитым господином Ливаром, разговора который имеет не последнее значение для разбираемого нами дела. И потому суд желает знать, признаете ли вы, что этот разговор имел место и что содержание его было именно таким, как представил нам господин Марана?

Наконец, к своему удовольствию, Мастон Лург увидел, что молодая женщина нервничает.

Она кажется первый раз отвела взгляд от судьи и посмотрела куда-то в землю.

Потом подняла глаза на инрэ и заговорила, как показалось Лургу, также тщательно и осторожно подбирая слова:

– Я ни в коем случае не стану отрицать, что встречалась несколько раз с Ливаром в этом караване. Но, по-моему, это вряд ли можно счесть удивительным, учитывая, что мы знакомы чуть ли не десять лет. Насколько я помню, мы действительно беседовали с ним дней пять-шесть назад, когда караван останавливался на ночь возле Сейды. И действительно недалеко от его палатки. Я не помню дословно наш разговор, но в любом случае он был совершенно невинным, просто трёп старых приятелей. Мы вспоминали прошлое, моего первого мужа, шутливо жалели о прошедших временах и тому подобное. Всё на что тут намекал этот…

– Господин Марана, – поспешил вставить судья, ибо ему показалось, что женщина сейчас выругается.

– Господин Марана, – повторила Кория, – абсолютная ложь.

– Я бы не сказал, что господин Марана намекал, – чуть усмехнувшись, проговорил Лург, – он вполне недвусмысленно заявил, что господин Ливар дал понять что причастен к убийству двух ваших мужей и также предлагал свою помощь в устранении вашего нынешнего поклонника, господина Радвига. По крайней мере, я понял его именно так. И согласитесь это довольно серьезное обвинение.

– Господин Марана намеренно оболгал меня, – холодно произнесла Кория. – Я не знаю зачем ему это нужно, но вероятно у него есть какой-то мотив. В любом случае это преступная клевета и я вполне могу потребовать призвать его за это к суду.

– Можете, – согласился Мастон, – но я не советую вам требовать «королевского правосудия» по этому вопросу прямо сейчас. Я не смогу рассмотреть это дело и буду вынужден приказать взять вас обоих под стражу и доставить в ближайший свод Судебной палаты с моим сопроводительным письмом. В подобном разбирательстве необходимо поднимать дела о смерти ваших супругов, ворошить архивы, сверяться с «Книгой Судеб», вызывать свидетелей, то есть тут требуется серьезная работа судебных дознавателей. Поэтому давайте останемся в рамках того дела, которое мы рассматриваем. Если хотите я могу составить протокол, где укажу что был свидетелем всего того что сказал господин Марана и с этой бумагой вы можете позже в любое удобное время обратиться в Судебную палату, потребовав разбирательства в деле о клевете. Кроме того, смею вас заверить что я, конечно, ставлю под сомнения всё что говорят свидетели на данном заседании, в том числе и слова господина Мараны. И еще очень далек от того чтобы делать какие-то окончательные выводы о виновности или невиновности кого-либо из присутствующих. Вас устраивает такое положение вещей?

– Устраивает, господин инрэ, – чуть склонив голову, ответила молодая женщина. – И я воздержусь от обвинений в клевете господина Мараны в данное время.

– Это разумно, госпожа Кория, – и судья тоже чуть склонил голову.

В этот момент ему явственно представилось большое блюдо наполненное пирожками с мясом, которые так чудесно приготавливала старая кухарка Эльнара в его доме в Туиле. У них был удивительный вкус, сочное мясо вкупе с солоноватым нежным тестом буквально приводили в экстаз, особенно когда утолялся острый голод. Кроме того, искусница Эльнара в некоторые отдельные пирожки добавляла к мясу грибы, ягоды или какие-то пряности, привнося, таким образом, в процесс питания очень забавный и приятный элемент неожиданности. Мастон Лург вообще любил поесть и даже признавался себе, что по большому счету это одно из немногих удовольствий, которыми он по-настоящему дорожил. Чревоугодие, да еще чтение, вот, пожалуй, и всё. Ах, ну да, усмехнулся он, еще, конечно, власть. Пирожки, стопка книг и чувство власти над людьми, вот и всё что ему нужно. Но книги и люди иногда могут подвести, книга может оказаться неинтересной и скучной, а человек слишком глупым, дерзким и своенравным, чтобы подчинятся, а вот пирожки Эльнары, судья улыбнулся про себя, никогда не подведут. И он взял себе на заметку, что после продажи Элен, когда он получит от герцога Этенгорского деньги, титул, должность и окажется в своих новых владениях, возможно даже в небольшом дворце, надо обязательно будет доставить туда из Туила старую Эльнару. Обязательно.

Мастон Лург поглядел на Корию и подумал о том, что возможно в списке его удовольствий не хватает женщин. Но что уж тут поделаешь, так сложилась жизнь. Порой он довольно много размышлял над этим. К счастью или к несчастью он не испытывает особой потребности в женщинах, ни физиологической, ни эмоциональной. Может быть тут дело в предавшей его жене, которая на всю оставшуюся жизнь поселила в нем острое презрение ко всему слабому полу, а может быть дело в том что ему уже сорок семь лет и его мужские потребности начинают идти на спад. Впрочем, иногда он посещал проституток и вроде бы всё у него получалось и в кульминационный момент как и положено он испытывал удовольствие, но делал он это скорее заботясь о своем здоровье, чем потворствуя своим первобытным инстинктам. Он вычитал в книге одного легендарного врача, что для гармоничного состояния, которое, по сути, и является главным фундаментом хорошего здоровья, мужчине обязательно требуется сексуальная разрядка и именно в объятиях красивой жизнерадостной партнерши, а не какими-то механическими способами. И вот, следуя этому предписанию, он и ходил один-два раза в месяц к жрицам любви, выбирая исключительно молодых, красивых и весёлых. Но ему казалось, что он запросто мог обойтись и без этого. Хоть годами. А вот без пирожков Эльнары вряд ли. Ещё он любил перед трапезой хорошенько проголодаться, дабы оттенить и заострить удовольствие еще больше.

Но коли он уже грезит о произведениях Эльнары, то определенно пора заканчивать с этим заседанием. Его ждут более важные обеденные дела.

– Вы свободны, госпожа Кория, – сказал судья. – Ваши показания внесены в протокол заседания и приняты к рассмотрению.

Женщина поднялась со стула и с гордой осанкой удалилась к своему месту в рядах зрителей.

Мастон Лург оглядел окружавшую площадку толпу. Он хотел объявить о закрытии судебного заседания, но для порядка всё же возвысил голос и спросил:

– Кто-то из присутствующих здесь имеет ли что-нибудь ещё сказать по рассматриваемому делу?

Ответом ему была тишина. Люди смотрели друг на друга, с нетерпением ждали, что вот-вот кто-нибудь выйдет вперед и что-то скажет, но все молчали. «Отлично», радостно подумал Мастон, предвкушая стремительно надвигающийся обед. Но в следующий момент, протолкнувшись сквозь первый ряд, из общей массы вышел невысокий, коренастый, широкоплечий мужчина в темно-серой рубашке, черном жилете, кожаных штанах и начищенных, почти глянцевых сапогах. Судья несколько сник, это был отец Радвига – солидный и, по словам начальника каравана, весьма состоятельный торговец Мелинор.

67.

Элен не раздумывая бросилась вперед. Галкут, придя в себя от своих размышлений, посмотрел куда она устремилась и тут же рванулся за ней. Он вытянул руку, словно бы хотел схватить и удержать девочку, и даже вроде бы закричал «госпожа Элен, это игра, они просто играют», но на самом деле лишь прошептал это или возможно эти слова только прозвучали в его голове. Он понял что опоздал и остановился, склонив голову и пряча лицо под широкой шляпой. Его тонкие сухие губы тронула усмешка. У него промелькнуло ощущение, очень приятное и трогательное, будто он родитель непослушного, но очень милого сорванца. И это ощущение, полное отцовской любви и гордости, ударило его в грудь как железный четырехгранный наконечник кирмианской стрелы, ибо когда-то оно действительно существовало для него.

Огромный, невероятно широкоплечий туру, покрытый светло-коричневой курчавой шерстью, в ярких желтых шортах и опоясанный толстым кожаным ремнем, упрямо, по-пластунски полз по траве, яростно глядя большими коровьими глазами куда-то вперед, в то время как двое мужчин, со всей силы колотили его палками по голове и спине. Один из мужчин, весьма дородный и могучий, с почти ласковым взглядом и добрым лицом, украшенным окладистой, аккуратно подстриженной русой бородой, облаченный в какой-то бесформенный балахон, подвязанный обычной пеньковой веревкой, напоминал добродушного попа. Другой, высокий, худой, лысый, одетый в заношенную светлую рубаху с закатанными рукавами, синие шаровары и стоптанные низкие сапоги, со своим изможденным костлявым лицом, на котором в первую очередь обращали на себя внимание очень внушительный, некогда сломанный нос и длинные обвислые какие-то грязно-седые усы напоминал уставшего постаревшего разбойника, который за всю свою, видимо, долгую жизнь так и не узнал счастья и достатка. Впрочем, всё это было абсолютно пустые умозаключения, просто внешнее впечатление и Галкут не придавал им особого значения.

Девочка без всяких колебаний перепрыгнула с разбега через лежавшего туру и, вклинившись между ним и «разбойником», попыталась оттолкнуть последнего, едва не угодив под его дубинку.

– Перестаньте! Немедленно перестаньте! – Крикнула Элен.

Лысый, с несколько оторопевшим выражением лица, опустил свое оружие и отступил. Девочка тут же снова перепрыгнула через поверженного мохнатого гиганта и, упираясь в мощное брюхо «попа», попыталась и его сподвигнуть отойти на шаг назад. Тот естественно не шелохнулся, но свою дубину все же опустил.

Зрители «избиения», около дюжины человек, притихли и с удивлением разглядывали странного ребёнка.

А туру тем временем продолжал ползти вперед.

– Как вы смеете?! Это бесчеловечно! – Возмущалась Элен. – Ему же больно! Вы что убить его хотите?! Что это за варварство такое! Если он в чем-то виноват, видите его к капитану Эркхарту и разбирайтесь…

Но договорить ей не дали. Пузатый «поп» с неожиданной проворностью схватил её за правое ухо и слегка приподнял. Девочка визгливо вскрикнула, схватилась за мощное широкое мужское запястье и поднялась на носочки, пытаясь уменьшить боль.

– Да как ты, мелкая, к взрослым людям обращаешься? – Произнес он гулким сочным басом, который весьма соответствовал всей его тяжелой внушительной фигуре. – Распрыгалась тут, блоха глазастая, на взрослых бросаешься как щенок шелудивый. Если родителям некогда заняться твоим воспитанием, то я тебе живо сейчас порку организую.

Элен, одной рукой подтягивая себя к запястью «попа», другой изо всех сил пыталась расцепить его толстые короткие пальцы, сжимавшие её ухо.

– Пустите! Пустите! – Яростно шипела она, раскрасневшись от усилия и негодования.

В какой-то миг, извиваясь в стальном захвате бородатого, её глаза встретились с глазами Галкута. И ожидая увидеть в них насмешливое удовольствие от происходящего с ней, она непроизвольно вся сжалась внутри, готовясь пережить приступ очередной острой обиды от нового унижения. Но она почти замерла, осознав, что на его загорелом лице, затененным широкополой шляпой, светилось нечто вроде ледяного бешенства, сдерживаемого усилием воли. Казалось он готов убить. Пытаясь разобраться в его эмоциях, Элен попыталась проанализировать его ауру, но не успела. «Поп» выкрутил ей ухо и она, поворачиваясь, вынуждена была отвернуться от Галкута.

– Ты откуда такая взялась? – Сердито спросил бородатый, при этом его широкое открытое лицо по-прежнему светилось добротой и лаской. – Ты понимаешь, что людям игру испортила?

– Я свою ставку забираю, – решительно сказал «разбойник» и направился к лежавшей на траве шелковой тряпице.

В этот момент Элен показалось, что на солнце набежала тень. С земли поднялся туру.

– Деньги мои! – Хмуро сказал он.

– С чего это твои?! – Обеспокоенно воскликнул «поп» и на его добром лице проступило волнение. Он отпустил ухо девочки, но при этом тут же схватил её за шиворот, удерживая ребёнка рядом с собой. Элен, избавившись от боли, притихла, вслушиваясь в разговор взрослых и остро чувствуя у себя на загривке могучую тяжелую длань, которая казалось способна оторвать её от земли как котёнка.