Девочка и пёс

– Не знаю важно ли это, Ваша честь, но просто я слышал один разговор между Ливаром и Корией…, – произнес он и замолчал.

Вокруг площадки возникла напряженная тишина. Буквально все впились взглядами в молодого охранника. Лург откинулся на неудобную спинку стула. Он вдруг понял что перед ним разыгрывается какое-то представление и почти не сомневался, что сейчас услышит факты так или иначе указывающие на вину симпатичной торговки пряностями. Он больше не смотрел в её сторону. Если большинство желает видеть на виселице именно её, он в принципе не против.

– Прошу вас, господин Марана. Мы все в внимании.

Охранник покусал верхнюю губу и, положив правую руку на стоящий рядом стул, переминулся с ноги на ногу.

– Это было поздно вечером, дней семь назад. Я лежал в палатке и уже вроде как засыпал, как вдруг услышал снаружи голоса. Я узнал голос Ливара и Кории. Я слышал только небольшую часть разговора, затем они отошли дальше и я уже не мог разобрать слов. Но все же из услышанного я узнал о том, что Ливар и Кория знакомы очень давно.

Мастон подумал о том что наверно пора сказать об ответственности за лжесвидетельство. Но затем решил повременить пугать молодого охранник, пусть выложит все что задумал. Хотя, сказал себе судья, он не очень-то похож на того кто мог бы что-то задумать.

– И знакомы очень близко. Ливар упомянул имена Формозы и Жужуя, которые как наверно кое-кто здесь знает были мужьями госпожи Кории, но оба погибли не своей смертью, оставив своей жене немалые деньги. И Ливар вроде как хотел знать ждет ли господина Радвига та же участь.

Люди взволновано зашумели, на этот раз уже без всякого стеснения. И результирующей направленностью этого возмущенного гула была молодая женщина в темно-зеленом платье. Но Мастон Лург наблюдал не за ней, а за Шайто и его офицерами. Ведь именно они были инициаторами этого «королевского правосудия», они желали возмездия за своего убитого человека. Но как показалось судье, они тоже удивлены таким поворотом событий и глядели на Корию не с праведным гневом, а скорее с изумлением и раздражением.

Мастон Лург ненавидел повышать голос и в Туиле ему в общем-то и не приходилось этого делать, там ловили каждый его взгляд, не то что его слова, но здесь всё было иначе. Очень мощно и басовито он гаркнул:

– Попрошу тишины у собравшихся! – Он еще повысил голос: – Я сказал требую тишины! Иначе объявлю закрытое заседание суда и всем придется удалиться. Это ясно?!

Люди постепенно умолкли и обратили свои взоры к королевскому судье. Последний обводил грозным взглядом толпу и казалось выискивал на ком можно сорваться. Собравшиеся опускали глаза. Лург счел себя удовлетворенным. Он поглядел на притихшего Марану, который явно чувствовал себя очень некомфортно, и спросил:

– То есть вы утверждаете, что Ливар намекал на то, что госпожа Кория была причастна к смерти своих супругов и намерена подобным же образом поступить с господином Радвигом? Суд правильно вас понял, господин Марана?

– Не-ет, Ваша честь, – волнуясь, произнес охранник, – я хотел сказать… то есть мне показалось, что Ливар говорил о том что он помогал госпоже Кории в том чтобы избавиться от мужей и готов помочь ей еще раз с господином Радвигом.

Люди снова зашумели. Мастон Лург спокойно откинулся на спинку стула и допил свою воду. Что ж, отлично, подумал он, пусть будет эта девка. У него было стойкое неприятное ощущение фальши происходящего, но он велел себе не волноваться на этот счет. Если кому-то очень нужно подставить эту Корию, то он мешать не собирается. Ему бы только поскорее убраться отсюда. Хотя почему подставить, подумалось ему, может это всё и правда, про мужей и наследство. Но вот только представлялось очень сомнительным, что эта стройная, относительно хрупкая женщина устроила силовую борьбу с погибшим охранником.

– Господин Марана, – лениво произнес Мастон Лург, когда страсти чуть поутихли, – я только хотел бы вам напомнить или возможно просветить вас, на случай если вы не знаете. В королевстве Агрон предусмотрена юридическая ответственность за лжесвидетельство.

Вокруг снова настала столь милая сердцу судьи тишина.

– И наказания за это преступление достаточно суровы, господин Марана. До четырех лет работ в подземельях Иврона или на Кадионских рудниках, либо усекновение языка с выжиганием соответствующего клейма клеветника, либо, если ваши инсинуации не повлекли тяжелых последствий, порка "болтливой плеткой". Вы знаете что такое «болтливая плетка», господин Марана?

Молодой охранник, бледный и вспотевший, отрицательно покачал головой.

– Это плеть в «хвосты» которой вшиты металлические кусочки. И тут уж все зависит от искусства палача. Возможно он превратит вашу спину в кровавую кашу и только, а возможно он искалечит вам кости да так что и вы ходить не сможете. А в Доме Ронга смею вас заверить весьма искусные палачи.

Наступившая тишина казалась чуть ли не звенящей. Мастон Лург едва подавил довольную улыбку.

– Я могу прямо сейчас потребовать от достопочтенного господина Эркхарта взять вас под стражу и передать для дальнейшего разбирательства в ближайшее отделение Судебной палаты с моим сопроводительным письмом, если сочту что вы намеренно оговариваете других людей.

– Клянусь Всемилостивейшим Богом, Ваша честь, – испуганно и чуть ли не заикаясь произнес Марана, – я сказал вам только правду… я же как на духу.... только то что слышал, я просто решил что это важно для суда, я хотел быть честным перед Богом и своей совестью, господин инрэ.

– Весьма похвальное желание, господин Марана. И поверьте, я ничуть не сомневаюсь в вашей искренности. Просто хотел чтобы вы, – судья поглядел на толпу, – да и все здесь собравшиеся отдавали себе отчет, что любые слова лжи, сказанные на заседании официального королевского суда не останутся безнаказанными.

– Я прекрасно это понимаю, Ваша честь, – дрожащим голосом произнес молодой охранник.

– Вы свободны, господин Марана, – сказал Мастон Лург. – Следующим свидетелем я вызываю госпожу Корию.

64.

Элен остановилась возле огромного волосатого мужчины, расположившегося на раскладном стульчике возле борта фургона. Незнакомец сидел с закрытыми глазами и казалось дремал, хотя у него изо рта торчал длиннющий чубук курительной трубки, из которой шел слабый дымок.

Мужчина был до такой степени импозантен и внушителен, что девочка, против воли, понимая что это не прилично, заворожено разглядывала его. Его загорелое лицо было покрыто десятками маленьких шрамов, которые образовывали какой-то симметричный относительно носа узор. На лбу же присутствовала разноцветная татуировка волнистых линий расходящихся от переносицы. Его густые, пышные светло-русые волосы на голове и в бороде были во множестве украшены какими-то привязанными палочками, косточками и ленточками, кроме того часть волос заплетались в разнообразные косички, к которым цеплялись фигурки животных и даже колокольчики. Его наряд и амуниция также являли весьма пеструю и эклектичную картину. Два тонких шарфика. Один белый, другой черный. Зеленый камзол с какими-то блестящими позументами и серебряными шнурами, темная рубаха с кучей завязок, широкий кожаный пояс, ремни через грудь, на которых были ножи, какие-то крюки и вроде как гвозди, огромная сабля и два длинных кинжала, а также бесчисленные мешочки. Широкие кожаные штаны заправлялись в здоровенные высокие сапоги с залихватскими широкими складками и начищенными до блеска металлическими набойками на носках и каблуках. От мужчины веяло дикостью и силой, какой-то необузданной удалью и бурлящей энергией. Несмотря на то что он вроде как дремал. «Одна сплошная экспрессия», весело подумала Элен.

– Иди куда шел, крысёныш. Нечего пялиться на меня, – беззлобно пробурчал незнакомец, не открывая глаз.

Но девочка вздрогнула, она поспешно обратила внимание на его ауру. Та определенно принадлежала спящему человеку, ну или очень расслабленному.

– Вы не спите, мистер? – Поинтересовалась Элен. Первый испуг уже прошел, переливы и фигуры его ауры подсказали ей, что незнакомец вполне добродушная личность. Или, по крайней мере, хотя бы сейчас находится в очень благодушном и спокойном настроении.

– Проваливай, говорю, – все так же беззлобно и лениво процедила «добродушная личность».

Элен бросила короткий взгляд через плечо на Галкута, чтобы оценить его намерение вмешаться. Но тот явно не собирался этого делать. Он держал во рту какую-то травинку, большие пальцы рук засунуты за ремень, а светло-голубые глаза в тени широкополой шляпы были настолько прищурены, что казались закрытыми. Создавалось ощущение, что он тоже в дремотном состоянии, подобно хозяину длинной трубки.

– Я Элен, – представилась девочка.

Незнакомец наконец открыл глаза и в первый миг хозяйке Кита они показались почти желтыми, но потом все же скорее зелеными со странным золотистым оттенком. Мужчина вынул изо рта мундштук трубки и хрипло угрожающе произнес:

– А я Изамери, страшный кайхорский пират, который ест таких вредных детенышей как ты на завтрак. Ясно?!

– Ясно, господин Изамери, – проворковала юная провокаторша и даже на какой-то миг скромно потупила очи.

– Ну а если ясно, крысеныш, так давай вали отсюда пока я не выковырял ложкой твои синие глазки и не съел их вместо десерта.

Но девочка не двинулась с места. Во-первых, она не видела в ауре "страшного кайхорского пирата" ни единого признака подлинной злобы, а во-вторых из духа противоречия, который, как иногда с раздражением замечал папа, кажется является генетической чертой «этой семьи», подразумевая линию матери Элен. Линда Рейлих и Родерик Атинховский весьма славились своей строптивостью. Но девочка испытывала по этому поводу скорее гордость, чем сожаление, ибо до безумия хотела походить и на дедушку, и на свою маму, о которой она знала только по рассказам других и видеозаписям.

– Вы правда пират, господин Изамери? – Спросила Элен.

Мужчина, не торопясь с ответом, задумчиво разглядывал дерзкого ребенка. Затем он пососал мундштук, выпустил облачко сизого дыма и снова привалившись к борту фургона, закрыл глаза и лениво процедил:

– Проваливай, крысёныш.

Элен сделал шаг вперед и потрогала одну из фигурок прицепленную к косичке в бороде пирата.

– А зачем вам все эти побрякушки, господин Изамери? И как вы вообще умываетесь?

Громадная длань, которая казалось размером с голову девочки, схватила запястье Элен.

– Я тебе сейчас нос откушу, крысеныш любопытный, – пообещал Изамери и осклабился, демонстрируя металлические зубы. – И уши отрежу для своего ожерелья.

Элен не шевелилась, её правую руку сжимали, пусть не болезненно, но намертво настоящие тиски. Её тоненькое предплечье просто тонуло в широченном, заскорузлом, мозолистом кулаке мужчины. Но девочка спокойно глядела в странные зеленые глаза с желтоватым отливом и ожидала вот-вот услышать голос Галкута, требующего отпустить её. Но тот молчал. Она поняла что он, по каким-то своим соображениям, решил что ей ничего не угрожает и вмешиваться, конечно же, не собирается, вполне довольный тем что с ней происходит. Но просить его о помощи для Элен было неприемлемо. Да к тому же в этом не было особой необходимости, ибо она не испытывал ни боли, ни страха. Да, могучая, твердая, словно из дерева рука могла переломить её предплечье как спичку, но тем не менее этот захват был скорее бережным, чем жестким и злобным. И даже без всяких аур Элен ощущала странную уверенность в том, что этот громадный человек не причинит ей вреда. Она вспомнила о шалисах, маленьких пушистых зверьках с планеты Ливу, там где родился её отец. Это были очень нервные и дерзкие животные, которые в принципе совершенно не поддавались приручению. Периодически они впадали в некое подобие сна и поскольку в этот момент были очень уязвимы, то к выбору места для сна они подходили весьма ответственно. И по каким-то необъяснимым причинам, с тех пор как на их планете появились эти странные гладкокожие двуногие существа, шалисы начали приходить спать к ним. На что они ориентировались и по каким критериям выбирали своего человека, ученые пока не знали, вернее не пришли к единому мнению. Но так или иначе, шалисы всегда выбирали себе такого человека, рядом с которым они будут в абсолютной безопасности, то есть упрощенно говоря самого доброго и безобидного. Но при этом, как рассказывал папа, выбранный субъект мог быть бесконечно далек от принципов милосердия, всепрощения, от идеалов доброты и морали и даже просто от общепринятого понятия культурного и воспитанного человека. Но зверьки никогда не ошибались, никто из тех кого они выбирали никогда не причинял им вреда и, более того, изо всех сил оберегал и опекал их во время сна. Проснувшись, шалисы равнодушно покидали своих людей, не выказывая ни малейшего признака благодарности. По мнению некоторых ученых шалисы относились к представителям вида Homo sapiens как к деревьям, на которых собственно эти смышленые животные раньше и спали. Но правда на человека выбранного шалисами теперь обращали внимание другие люди. И как утверждал отец, если поглубже покопаться в этом человеке, то всегда выходило что это действительно тот на кого можно положиться, тот кто ни за что на свете не обидит кого-то слабее себя, тот кто по-настоящему бескорыстен в помощи другим. Тогда Элен взобравшись на колени к отцу, практически уверенная в ответе, быстро и жадно спросила его, приходил ли маленький шалис спать к нему. По лицу отца долго блуждала слабая, словно смущенная улыбка и в конце концов он ответил что нет, не приходил. Элен очень расстроилась. Папа был самый лучший на свете человек, самый добрый и смелый, и зверёк не выбрал его?! Она тогда была совсем маленькой и еще не знала о том что она видит мир не так как другие, что люди могут лгать и что она способна совершенно точно это определять. И теперь она не помнила, что происходило в ауре отца, когда он ответил ей. Но спрашивать повторно она не захотела. Шалису конечно виднее, но она любит своего папу и без всяких странных зверьков со странной планеты. А сейчас Элен подумала о том что может быть она, как шалис, просто знает что Изамери безопасен для неё и всё.

– У вас глаза слишком добрые, чтобы я поверила в это, – дерзко произнесла девочка и улыбнулась.

Казалось на миг Изамери оторопел и пару секунд смотрел на ребенка так словно тот душевнобольной.

– Послушай, крысёныш, я убил людей больше чем у тебя волос на голове. Я плавал на тринадцати кораблях по всем морям от Сайтоны до Кирма, я пересекал Южный океан и сходил на берег земли Ру, в которую многие вообще не верят. Я был на Острове каменных людей, на Острове золотых великанов, на Стеклянном острове, на Острове ревунов и даже на проклятых островах Гобрисов, тех самых где живут твари похожие на детей, но которые кровожаднее и опаснее палачей из Дома Ронга. Я видел Ледяные горы, холод от которых превращает людей в замерзших истуканов, я был в Черных пустынях, где любой неосторожный шаг поднимает в воздух ядовитую пыль, я проходил через Горящие земли, которая прожигает любые сапоги и ступни до костей, я выжил в Безумных лесах, испарения которых доводят людей до бешенства и в Райских болотах, где мелкие твари сжирают тебя заживо. Я сражался с армиями четырех королей, я убивал дикарей на Зеленых островах и на Островах зачарованных, я топил и сжигал корабли со всей их командой, я грабил суда всех стран Шатгаллы, я ходил на одном корабле с капитаном Онви, самым кровожадным и сумасшедшим ублюдком в этом мире, которого прозвали Марля, за то что он любил пить кровь, но из-за брезгливости постоянно процеживал её через слои марли, якобы желая очистить кровь от грязи. Клянусь Азуром Водолеем я видел больше утопленников чем ты живых людей. Я сдирал кожу, вырывал глаза, выдирал клыки, отрубал кисти и ступни, выкачивал желчь и слизь у солдат, купцов, торговцев, их жен и слуг чтобы затем продать всё это ведьмам и колдунам из проклятого Вэлуонна. Я продавал маленьких детишек, таких как ты, веселым работорговцам из Шинжуна. Эта сабля перерубила больше человеческих костей чем ветвей деревьев в лесу. А мои зубы, крысеныш, – пират притянул девочку поближе к своему лицу и она ощутила слабый уксусный запах, смешанный с запахом дыма и копченного мяса, Элен поморщилась, – сделаны из небесного металла и знаешь почему, потому что мои собственные давно сгнили, видишь ли зубы очень портятся от человеческого мяса.