Девочка и пёс

– Прощай, детеныш, – ответил туру неожиданно весело. – И не забудь: 89, нет и сын.

Элен вернулась на тропинку к Галкуту. Слуга судьи полюбопытствовал:

– Ну что помогла страдальцу? О чем вы там так долго болтали?

Девочка задумчиво поглядела на него, холодея при мысли что этот человек возможно убил своего собственного ребенка. И ей впервые пришло в голову, что он не просто злодей и садист, а еще и сумасшедший, псих, который во время приступа своей болезни опасен для всех кто рядом. Впрочем, пока, судя по всему, никаких приступов у Галкута не было. И оставалось надеяться что он продержится еще пару-тройку дней, до того момента как они доберутся до герцога Этенгорского. Элен удивилась тому с каким спокойствием она уже принимает это. К тому же крауцер ведь сказал, что ей определенно не стоит пытаться избавиться от судьи, а значит и от его слуги. С другой стороны ведь неизвестно руководствовался ли крауцер её благом, давая ей совет оставаться с судьёй. Да и вообще непонятно чем он может руководствоваться. Элен снова посетовала на себя за свое легковерие, за то что так легко поддается наивному фокусу.

Её конечно так и подмывало напрямую спросить Галкута: «Ты убил своего сына?» И если он хоть что-то ответит, то она узнает правду. Впрочем даже если промолчит, она скорее всего сумеет по всплеску эмоций в ауре определить его отношение к этому вопросу, а значит и возможный ответ, пусть и не так однозначно. Но она не решалась. Если это всё же правда, то определенно не стоит бередить его больную психику, ибо сильное эмоциональное переживание может спровоцировать новый приступ.

– Ты знаешь что такое крауцер? – Спросила она.

Галкут задумался.

– Да вроде что-то слышал такое, – неуверенно произнес он. – Еще в детстве. Что-то вроде волшебной палочки кажется. Он что пытался продать это тебе?

– Что-то вроде, – не вежливо ответила девочка и пошла дальше по тропинке.

Галкута её невежливость никак не задела, он уже начал привыкать к переменчивому настроению своей подопечной. И он спокойно последовал за Элен.

70.

Элен увидела молодого человека, рисующего закатное солнце на высоком борту фургона. В руках у незнакомца были кисть и палитра. Одет он был в белую рубашку с пышными оборками, щегольской зеленый камзол с блестяшками и прорезями и черные лосины. На ногах красовались замшевые короткие сапоги с заклепками и загнутыми носками, на голове сидел лихо сдвинутый набок серый берет с белым пером.

Элен остановилась чуть сзади и слева, метрах в двух от молодого художника, разглядывая его творение. Картина изображала бескрайнюю ширь синего моря, над которым нависало огромное багровое солнце, отражавшееся от воды пламенеющими отблесками. И немного вдали, накреняясь на волнах, плыл маленький корабль с белым парусом. Элен припомнилась строка из песни, которую частенько бурчал себе под нос дядя Вася: «Если места хватит, нарисуй лодку с парусами ветром полными…»

Молодой человек нанес очередной мазок на закатное светило, отступил назад, осматривая свою работу и весело поинтересовался:

– Ну что скажите, сэви, нравится?

– Очень, – ответила девочка.

Парень посмотрел на своего благосклонного маленького критика и, улыбнувшись, спросил:

– А что больше всего нравится? Море, корабль или солнце?

– Вся композиция в целом, – рассудительно произнесла Элен. – У вас, должна заметить, несколько своеобразная техника, вы используете довольно рельефный мазок. Но возможно благодаря именно этому вы добились дивной чистоты и звучности цвета. И вам прекрасно удалось передать пронзительное ощущение светлой грусти по чему-то утраченному или уходящему, символизируемое этим пламенеющим закатом и в тоже время привнося в это чувство тихой надежды на какое-то продолжение жизни, пусть и непростой, но может по-своему счастливой, символом которой является эта маленькая лодка посреди бескрайнего моря. При этом надо учесть, что вы рисуете на досках.

Молодой человек полностью повернулся к Элен, не сводя с неё оторопелого взгляда. Затем он посмотрел на стоявшего на тропинке Галкута, затем снова на Элен. Из-за белой парусины, обтягивающей верх разрисованного фургона, высунулась светловолосая женская голова.

– Во имя черных крыльев Аароха, – весело воскликнула незнакомая девушка, – кто это здесь так отзывается о мазне моего брата?

– Сама ты мазня, – откликнулся молодой художник, – ты вот слушай, что люди обо мне говорят.

Девушка спрыгнула с фургона и подошла к Элен, с улыбкой разглядывая её. Девочка в свою очередь смотрела на незнакомку. Сестра художника была невысокой худенькой зеленоглазой девушкой 16-17 лет. Одета она была в белую узкую тунику и черные лосины. На её тонкой шее темнела маленькая татуировка черной птицы. Её светло-русые волосы были собраны в пучок на затылке и проткнуты длинной зеленой шпилькой. Но одна прядь, выкрашенная в яркий голубой цвет, выбивалась из общей массы и спадала на левый висок

Девушка глядела на Элен с веселым удивлением.

– Сколько тебе лет, дитя? – Спросила сестра художника.

– Восемь. Почти, – сказала Элен и тут же задумалась. Кит, кажется, говорил, что период обращения Каунамы вокруг своей звезды 436 альфа-суток. А свой возраст, как и большинство землян, она отсчитывала в альфа-годах, каждый из которых состоял из 365 альфа-суток. То есть в летоисчислении Каунамы ей было где-то шесть с половиной лет. Но поправлять себя она не стала.

И хотя в глазах девушки явно отразилось сомнение, она улыбнулась и, протянув руку, представилась:

– Я Нейра.

– Элен, – ответила девочка и пожала ладонь своей новой знакомой.

– А это Мальрик, мой брат. Пустозвон и лоботряс …

– Но-но, – предостерегающе произнес молодой человек.

– Ну и ещё, судя по твоим словам, талантливый художник, – закончила Нейра. – Тебе говорили, Элен, что ты для своих лет очень умная?

– Если честно, мои учителя так не считают, – скромно промолвила девочка.

– Учителя? У тебя их много.

– Ну, вообще, да, – ответила Элен, припомнив и мастера Коана Таругу и своих многочисленных школьных преподавателей и, конечно же, Кита, который, по её мнению, излишне часто любил изображать из себя умудренного годами наставника. Но говорить об этом ей не хотелось и она поспешила перевести тему. Оглядев большой разукрашенный фургон, она неуверенно спросила: – А вы купцы?

– Купцы?! – Улыбнулась Нейра.

Подбежав к брату и картинно встав рядом с ним, прижавшись к нему плечом, она весело спросила:

– Ну-у? Разве мы похожи на купцов? Толстых пузатых скупердяев, чахнущих над своими сундуками с золотом и скрупулёзно записывающих каждый приход-расход в толстые книги?

– Нет, – улыбнулась девочка, чувствуя, как душа её радостно откликается в ответ на энергичное обаяние этой невысокой, хрупкой девушки.

– А тогда кто мы?

– Э-э…, – растерянно протянула Элен.

– Ну посмотри на нас внимательно. На меня худенькую, гибкую, на этого славного пройдоху в берете, с длинными ловкими пальцами и ясными глазами профессионального обманщика. Кто мы?

Элен почти инстинктивно, словно в поисках ответа, огляделась по сторонам и затем, прежде чем осознав что делает, обернулась и беспомощно поглядела на Галкута. «Артисты», одними губами, беззвучно, произнес тот.

– Артисты! – Весело крикнула девочка, не обратив внимание, что приняла помощь от заклятого врага.

Но подсказка не прошла незамеченной.

– Так не честно, – как бы с обидой, заявила Нейра. – Кто этот хмурый долговязый подсказчик в шляпе?

Зеленый глаза Нейры горели озорством. Но увидев как резко смутилась её маленькая собеседница, девушка немного осадила саму себя.

– Это твой друг? – осторожно спросила она.

– Это слуга моего дяди, – неохотно ответила Элен. – Он присматривает за мной.

Она понимала, что сейчас её спросят о дяде и как только станет известно, что она племянница ненавистного судейского, отношение веселых артистов к ней изменится. И она заранее расстроилась по этому поводу.