Девочка и пёс

– Тогда научи его молчать, – бросила она и, резко развернувшись, направилась к широкой лестнице, ведущей на второй этаж. Черные псы потеряли к мужчинам интерес и медленно поплелись к стенам холла.

Томас Халид немного помедлил и, не взглянув на своего слугу, последовал за хозяйкой дома. Бока, тоже чуть выждал и пошел за герцогом. Так было условлено, что он всегда ждал своего господина за дверью той комнаты, где Алитои было угодно принимать столь высокопоставленного гостя. Сначала она пыталась против этого возражать, но герцог настоял на этом, заявив что так ему спокойнее. Хотя это конечно мало что значило, ведь насколько Бока знал эта женщина легко бы справилась и с ними обоими, если бы захотела.

Молодого человека уже не удивляли открывающиеся сами собой двери и зажигающиеся неизвестно от чего свечи и лампы.

На втором этаже роскошного дома колдуньи они прошли через длинную анфиладу темных комнат и оказались возле высоких полукруглых дверей.

– Пусть раб останется здесь, – бросила Алитоя герцогу через плечо.

Томас Халид кивнул своему слуге.

Огромные, изукрашенные искусной резьбой створки дверей распахнулись, не издав ни звука, и также беззвучно захлопнулись. Бока остался один, облегченно вздохнул и заковыристо, но едва слышно, выругался. Причем его брань была совершенно безадресной, просто выражение эмоций. Помянуть хозяйку дома он не посмел даже шепотом.

97.

Бока уже более получаса стоял возле громадных двустворчатых дверей, за которыми исчезли колдунья и герцог. Молодой человек в сотый раз огляделся по сторонам. Влево и вправо уходил коридор, где через каждые десять-двенадцать метров возле южной стены, на постаментах в нишах, горели маленькие масляные лампы в изящных колпаках из зеленоватого стекла. Лампы не столько освещали коридор, сколько создавали таинственный волнующий сумрак, полный неясных очертаний и будоражащей воображение полутьмы. На противоположной стене висели картины в тяжелых позолоченных, а может быть и полностью золотых, рамах. Света было недостаточно чтобы рассмотреть содержание картин в деталях, но Боку это полностью устраивало, ибо однажды он решил рассмотреть их поближе и обнаружил что они полны мерзости и кровавых ужасов. На них были изображены казни, пытки, знаменитые битвы и какие-то сказочные чудища, нападающие на людей.

Бока с тоской поглядел в темную глубину анфилады комнат, через которую они пришли сюда. Сколько еще придется ждать? Затем перевел взгляд на невысокий симпатичный пуфик стоявший у противоположной стены, справа от дверного проема. И снова его посетила мысль принять сидячее положение. Никто ему этого собственно и не запрещал, но все же он почему-то не решался. Он вообще старался лишний раз ни к чему не прикасаться в этом доме. Кроме того здесь его никогда не покидало стойкое ощущение, что за ним непрерывно наблюдают. Из ниш, со стен, с теряющегося в высоте потолка, из темных глубин помещений, из теней и зеленоватого сумрака, загадочные соглядатаи, скрывающиеся чудовища, двери, окна, картины, скульптуры, лампы, все смотрят на него ледяными, тусклыми, стеклянными глазами.

Но стоять было очень уж утомительно и наконец Бока решительно пересек коридор, повернулся спиной к пуфику и опустился на него. На миг он завис в воздухе, затем громко ойкнув, рухнул на пол, крепко приложившись к паркету пятой точкой и спиной и затылком к стене.

Где-то в глубине коридора, он даже не понял слева или справа звонко прыснули и тут же замолчали.

Бока поспешно вскочил на ноги и оглянулся: никакого пуфика не было и в помине. Мужчина огляделся по сторонам, всматриваясь в колыхавшуюся зеленоватую полутьму и спрашивая себя послышался ли ему смех или правда некто в глубине коридора потешается над ним. Он никого не увидел и тихо прошептал старое морское заклятие от нечистой силы.

Бока засунул правую руку под плащ за спину и взялся за рукоять одного из ножей. Ощущение шероховатой поверхности увесистого, надежного, ставшего ему практически родным оружия придало ему уверенности. И в который раз он спросил себя, что за дела могут связывать королевского министра правопорядка, главного вельможу страны с какой-то ненормальной, злобной, по самое темечко погрязшей в жутком богопротивном ведьмостве, непередаваемо развратной, противоестественной женщиной, которую любой ответственный священник тут же бы предал анафеме и отправил бы на костер, где ей определенно самое место. Впрочем Бока всерьез сомневался, что огонь может причинить вред этой жуткой чернокнижнице. Он знал что как только он окажется под божьими чистыми небесами, вдыхая свежий вольный воздух, увидит деревья, улицы, людей эта мысль покажется ему смехотворной, детской. Но в этом проклятом доме она таковой не представлялась. Связь герцога и Алитои для него была отнюдь не праздным вопросом. Это странное сотрудничество очень тревожило его, ибо он был врагом верховного претора, тайным орудием мести ему и боялся, что всевидящая колдунья как-то узнает об этом. И затем либо откроет глаза претору, либо, что наверно еще хуже, попробует использовать это в каких-то своих интересах. Но Бока постоянно успокаивал себя тем что это всё очень маловероятно. И конечно же белокурая ведьма вовсе не так всесильна и всезнающа как ей хочется казаться и быть. Знакомство герцога с ней длится какой уж год и Бока по-прежнему на своем месте и единственное в чем Алитоя обвиняет его, так это в том что он груб, невежественен, зловонен, нечистоплотен, неприятен и уродлив. Особенно по сравнению с её идеальным Марком. Но все эти насмешки и унижения не имели никакого значения ни для герцога, ни для Боки, ни для даже самой Алитои. Все понимали, что молодая женщина развлекается и только. Вот только развлечения у неё такие же ненормальные, как и она сама. До встречи с Алитоей, Бока мало думал о боге, о святых, об ангелах. Откровенно не любил всех церковников, святых отцов, духовных пастырей и прочих ловцов душ человеческих, презирал монахов, богословов, псалмопевцев, каноников, считая их ханжами, убогими лжецами или как минимум слабоумными, если они верили искренне. Он был абсолютно не религиозным и даже не суеверным человеком, хотя и провел большую часть жизни на море и среди людей связанных с морем, самых рьяных носителей бесчисленных суеверий. Но после знакомства с Алитоей, побывав в её кошмарном доме, он порой время от времени думал о небесных существах, о святых мучениках и даже поминал бога. Ему всё же хотелось верить, что если уж чернокнижники и ведьмы действительно обладают какой-то властью над материальным миром и против этой власти зачастую бессилен нож и кулак, то на свете есть и сила способная противостоять им. И светлый добрый бог и его святые слуги естественно более всего подходили на роль этой силы. Впрочем всё это были подспудные, малоосознаваемые размышления. В конце концов герцог встречался с колдуньей очень редко и большую часть времени она никак не занимала мысли его слуги и телохранителя.

Бока замер. Слева в глубине коридора он уловил движение. Правая ладонь сжала рукоять ножа.

Это была девушка. Невысокая, черноволосая, стройная, с крутыми бедрами и упругой налитой грудью. Из одежды на ней были только серебряная набедренная повязка, на тонких цепочках металлические чашечки, прикрывающие грудь и браслеты на лодыжках и запястьях. От тыльных сторон ладоней и до самых ушей, по белой коже предплечий, плеч и шеи извивались цветные татуировки, изображающие ветви, ползучие побеги, листья, сияющие цветы и птиц. Внизу её живота и вокруг пупа также пестрели мастерски выполненные цветные рисунки прекрасных цветов, ягод, лоз и листьев. Она шагала легко и грациозно, с гордой осанкой и высоко поднятой головой, покачивая бедрами и чуть улыбаясь. На левой ладони она несла золотистый поднос с изящным графином и двумя бокалами.

Бока отметил про себя, что девушка очень хороша собой, прелестное, милое создание, способное разгорячить кровь любого нормального мужчины. Но он не верил ни чему в этом доме и уж менее всего полуголым соблазнительным девицам. Сжимая рукоять ножа, он внимательно следил за незнакомкой, готовя себя к чему угодно. И что она исчезнет, и что набросится на него, и что в один момент распадется клубком ужасных отвратительных змей.

Девушка приблизилась к нему. Тяжелые створки дверей за спиной Боки раскрылись и незнакомка, обойдя слугу герцога, вошла внутрь комнаты. Она прошла так близко от молодого человека, что он почувствовал тонкий нежный цветочный запах, источаемый ею

Бока успел кинуть один взгляд в комнату, прежде чем двери снова беззвучно сомкнулись у него перед носом. Он успел заметить огромный камин, роскошный сине-зеленый ковер, низкие столики с вазами полными фруктов и широкие диванчики заваленные подушками и покрывалами, на которых были вышиты чудесные, завораживающие геометрические узоры. Герцог сидел возле одного из столиков, утонув в глубоком кресле, а хозяйка дома полулежала на боку на диванчике среди подушек. При этом её легкое платье, представляющие из себя по сути две скрепленные возле шеи полосы, сползло вниз, обнажая свою хозяйку столь волнующим образом, что Бока мог только позавидовать выдержке Томаса Халида, особенно зная, что тот весьма даже охоч до женского полу.

98.

Верховный претор с вежливым вниманием смотрел на хозяйку дома. Длинный разрез ее светлого платья, в той позе, которую она приняла, неприлично раздвинулся, открывая взору стройную левую ногу, волнующую округлость таза, боковой изгиб нежного живота и часть совершенной груди. Зрелище было притягательным. Но герцог взирал на все эти прелести совершенно спокойно. Алитоя как женщина нисколько его не волновала. Он считал её мастерицей иллюзий и ни на грош не верил ни в роскошную обстановку этого богатого дома, ни в неземную красоту его хозяйки. И вообще порой он шутливо воображал, что на самом деле перед ним лживая, алчная, дряхлая старуха, лет восьмидесяти, а весь её обворожительный молодой облик приобретен при помощи каких-то мерзких колдовских ритуалов и уловок.

– Итак, какие у тебя новости, судейский? – Поинтересовалась Алитоя.

– Мне кажется хорошие, – чуть улыбнувшись, ответил Томас Халид.

– Ключ здесь?

– Практически.

– Что это значит? Он у тебя?

– Он рядом с городом. Я отправил за ним "Летучую команду". Думаю, завтра к вечеру, ну или максимум через день он будет у меня.

Женщина улыбнулась.

– Зачем все так сложно, неужели из-за недоверия ко мне?

– Ну что ты, как можно. Просто обычная осторожность. В городе полно жуликов и воров, поэтому лучше будет, если столь ценная вещь пребудет под надежной охраной.

– Забавно это слышать от министра правопорядка. – Из ближайшей к ней вазы Алитоя взяла большую зеленую виноградинку и положила себе в рот. Причем даже это будничный акт был наполнен у хозяйки дома неимоверной чувственностью с явным сексуальным оттенком. Она наслаждалась. И не столько виноградом, сколько собой.

Но Томас Халид уже привык и к этой женщине и к этому дому, а потому его внешнее равнодушие вполне совпадало и с его внутренним настроем. Эта женщина была противна ему, он прекрасно знал сколько в ней мерзости, алчности и злобы. Он рассматривал ее как врага, с которым установлено временное перемирие. Пусто очень длительное, но всё же он верил что временное. Не будь сотрудничество с ней столь полезным и выгодным для него, он бы уже давно приказал разрубить ее на части и растворить в кислоте, а этот проклятый дом разрушить, сжечь и засыпать пепелище солью, чтоб даже травинки не выросло на этом поганом месте.

Вот, например, эта комната. Она выглядела как роскошный будуар, убранство которого было достойно королевы. Ковры, кожаная мягкая мебель, стены, отделанные багровым бархатом, хрусталь, зеркала и прочее. Вроде бы все изящно и мило. Даже уютно. Особенно здесь, возле восточной стены рядом с камином. Но в противоположной стене имелась дверь, ведущая в следующую комнату и однажды верховный претор там побывал, гостеприимная хозяйка дома сама вызвалась показать ему "несколько вещиц", как она сама выразилась, которые возможно будут ему любопытны. Она называла это помещение «мой девичий архив».

Комната за дверью оказалась больше будуара.

Сначала герцог Этенгорский увидел чучела различных животных, причем некоторые из них были ему совершенно незнакомы. На стенах висели прикрепленные к резным деревянным подставкам прекрасно выполненные звериные головы, причем на большинстве из них застыли различные выражения и гримасы. Оскаленные пасти, прищуренные глаза, сморщенные переносицы, прижатые уши, все это и вправду впечатляло, судя по всему таксидермист был не просто мастером своего дела, но и обладал изрядной долей гениальности, чтобы так реально воплотить в свои произведения подлинные звериные эмоции. Однако герцог чуть не споткнулся, когда увидел на небольших кубических ящичках уже человеческие головы, все они были выполнены с тем же мастерством что и звериные, правда без всяких переживаний и чувств на лицах, а как бы спящие. Выглядели они абсолютно живыми, с прическами, взъерошенные или лысые, раскрашенные или без косметики, изуродованные или ангельски красивые, каждая пора, родинка, шрамик, волосок выглядели удивительно настоящими. Только вот глаза были у всех закрыты. Герцог было решил что это из-за того, что сделать подобие человеческих глаз так чтобы они выглядели как живые не под силу никому. Конечно он ни на миг не усомнился, что это просто муляжи, пусть и выполненные гениальным мастером, но не более того. Однако одна из голов вдруг оказалась с открытыми глазами. И у герцога чуть не разорвалось сердце от ужаса и неожиданности, когда эти глаза уставились на него совершенно по-человечески. Ошарашенный и потрясенный, он пытался заставить себя поверить что и это всего лишь муляж какого-то гениального мастера, но затем у головы зашевелились губы. Ни единого звука герцог не услышал, впрочем он уже плохо что соображал. Его собственное сердце оглушало его, громыхая в висках. Он оцепенел. Ужас от соприкосновения с неким противоестественно мерзким искажением самой человеческой природы пробивал его стальных копьем от темни до пят. Наконец он отвернулся, веря что в последний миг увидел на лице мертвой отделенной головы выражение немыслимого страдания. Томас Халид резко повернулся к хозяйке, стоявшей у него за спиной.

– Что это значит? – Почти прошептал он.

Та встретила спокойно его гнев и потрясение.

– Да ничего особенно. Это просто люди, которые в большей или меньшей степени мешали мне жить. Каждый из них доставил мне какое-то беспокойство и за это я их наказала. – Она с теплой улыбкой поглядела на головы. – Вот таким вот образом. Наградив их бессмертием и полным бессилием. По большей части они спят, но некоторые обезумели и впали в какой-то транс.

Верховный претор смотрел на эту прекрасную женщину и не мог поверить что это происходит на самом деле.

– Остатки шей вставлены в сосуды со специальным раствором, который не дает им умереть, – как бы между делом пояснила она. – И как видишь здесь полно места для моих будущих врагов. – Она обезоруживающе улыбнулась. – Но давай пройдем дальше.

Герцог хотел развернуться и немедленно вернуться в будуар. Но он не желал показать и тени страха, не желал чтобы это белокурое чудовище хоть на миг поверило в то что ей удалось вселить в него настоящий ужас. Но кроме этого в нём присутствовало и еще какое-то извращенное, болезненное любопытство. И это любопытство требовало от него непременно увидеть на какие еще отвратительные ужасы способна эта женщина. Насколько она больная. И Томас Халид последовал дальше.

Он увидел большие колбы с темно-красной жидкостью, на колбах были написаны имена и даты.

Он увидел ножи, наконечники копий с обломанными древками, мечи, кинжалы, стрелы, куски веревок, все эти предметы были испачканы темными пятнами, некоторые покрыты этими пятнами почти полностью.

– Это моя кровь, – буднично сообщила колдунья. – Те же кто поднял на меня руку, сейчас плескаются в этих колбах. Я выцеживала их по капле.

Потом он увидел несколько больших клеток с толстыми прутьями.

– Здесь я иногда держу некоторые редкостные экземпляры, но тебе не повезло, сегодня здесь никого нет. Сдохли.

Герцог так и не понял идет ли речь о людях или о животных.

– Вот посмотри, я думаю у тебя должен быть профессиональный интерес к таким вещам.

Это были макеты различных пыточных приспособлений, выполненных в уменьшенном масштабе. Над каждым приспособлением висел лоскут человеческой, как подсказала ему хозяйка дома, кожи, на котором темными чернилами было написано имя и число.

– Имена самых стойких и количество часов, которые они выдержали, прежде чем пойти мне навстречу.