Колька, Сенька, Ермошка и Змей Горыныч

Колька, Сенька, Ермошка и Змей Горыныч
Евгений Ярыгин

Колька, Сенька, Ермошка живут, как известно, в Дубраве – это ребячье поселение где-то в шестом измерении, куда Добряки, так зовут проживающих здесь мальчишек и девчонок, переносятся на каникулах. Разноцветные домики, в которых и живут Добряки, приросли к вековым дубам. Ребята промышляют рыбу, охотятся, собирают грибы и ягоды, сеют-убирают овес, сажают-убирают картошку, делают заготовки на зиму – короче, все делают своими руками. > Ермошка – главный по промыслу рыбы, Колька готов обмозговать любое добряцкое дело, если оторвать от задачника, Сенька вообще-то волшебница, но ей не до того, так как надо накормить братьев и переделать кучу дел по хозяйству, присмотреть за шкодливыми козами, отогнать Бабу-Ягу. А еще без нее никакая рыбалка не ладится. > К дракону, объявившемуся в здешних местах, ребята отнеслись как к делу обычному: ну дракон, эка невидаль. Хулиганист, правда. Колька с Кот Котычем внимательно следят за событиями.

Евгений Ярыгин

Колька, Сенька, Ермошка и Змей Горыныч

Глава 1. Места славного обитания добряков

Осенью добряки называют время, когда на землю с дубов начинают осыпаться желуди. А до этого бывает лето, потому что еще можно бегать босиком, собирать грибы и даже купаться. Вся листва пока желтеет на ветках, а сильные ветра дремлют в горах и на море.

Ядвига-Большая книга почему-то называет это время «бабье лето». Никто не понимает почему: последняя баба-яга по прозвищу Синий Огурец была изгнана из окрестностей Дубравы уже как два года тому назад. Других баб в округе никто не знал, потому что в этих местах дружно и весело проживали в домиках на деревьях только мальчишки и девчонки, которые и прозывались добряками.

Дубрава, где обитают ребята потому и называется Дубрава, а не какие-то Сосняки, Березняки или Осинники, что растет здесь множество огромных вековых дубов, а не вековых – маленьких и кудрявых – тоже сколько хочешь.

Когда солнышко по утрам пробивается через могучие кроны, его лучи отражаются от разноцветных стен и красных крыш домиков, прильнувшим к дубовым стволам высоко над землей. Если ты смотришь на это с крыльца одной из избушек, протирая кулачками глаза после сна, то тебе становится так радостно, весело и легко, что ты сразу начинаешь пританцовывать и петь песенку. Это такая зарядка. И поешь-щебечешь ты не один, чирикают голосистые пестрые птички с веток и озорные добряки с соседних домиков на деревьях. «Катится, катится – чирик-чирик – голубой вагон».

Воздух в Дубраве такой чистый, хрустящий и бодрый, голоса ребятни и птичек такие звонкие, резная листва так золотится, а небо так голубеет, травка внизу так зеленеет, что можно подумать: ты в сказке.

И «проколоться», как пишут во взрослых книгах про плохих дядек. То есть ошибиться, так как на самом деле сказки может где и есть, но только не в здешних местах. Посудите сами. Всё добряки делают сами – никаких чудес: и строят, и сажают-убирают картошечку, овес или рожь – кто что любит, – ловят-заготавливают рыбу, охотятся, собирают грибы, ягоды. И еду сами себе готовят. И всё-всё, что ни делается, делается почему-то не по-щучьему велению, чьему-то там хотению и не с помощью скатерти-самобранки. Ребята считают, что делать всё самому веселей, чем сидеть мягким местом на всем готовеньком и набивать круглые щечки мороженым и пирожными.

То, что кажется сказкой за пределами Дубравы и окрестных мест, дела, поверьте, обычные для добряков. И то сказать: ребята с веток любители поспорить и подшутить друг над другом, но не знают злобных слов (это им не интересно ), любят посоревноваться в чем угодно, но не завидуют победителю (это им не по нраву), а только радуются успехам друзей. Да что там говорить, сами убедитесь, когда познакомитесь с этой историей: что в других местах почитается за чудо, у добряков – дела житейские. Может воздух такой в дубовых рощах? Сходите, проверьте. Заодно грибков подсоберёте.

Ну вот, в этих славных местах и проживают всем хорошо известные Колька-Ой-Боюсь-Нисколько, Сенька-Покушаю-Маленько и Ермошка-Попрыгаю-Немножко.

Глава 2. Пришествие горюнов

Как-то поутру, когда солнышко уже выглянуло из-за деревьев, но еще не высушило росу, а многие добряки уже закончили зарядку и готовились позавтракать, на околице Дубравы раздались весёлые переливы гармошки. Время поздней унылой осени еще не пришло, и в безветренном, звонко-арбузном воздухе сентября задорная музыка, голосистая частушка и притопывание на въезде в ребячье поселение никого не оставили равнодушным. Кроме тех, кто еще крепко дрых, – это правда.

Гармонь зазывно пиликает все ближе к Центральной Поляне Дубравы и, наконец, у порога избы-читальни те, кто спустился из домиков на землю, смогли обнаружить виновников веселого переполоха. Это были три крепких парня, ростом и сложением с Юру-Ура-Ура. Они были в красных перепоясанных рубахах навыпуск, непонятных штанах с блеском, заправленных в глянцевые черные сапоги из добротной кожи. Никаких кроссовок. Вместо джинсов – бархатистая темно-серая ткань портков – плис. Все из себя в блондинистых кудрях, белозубые, они умудрялись втроем наяривать на одном инструменте. Музыкальный аккомпанемент и азартное пение были не то, чтоб сильно приятными для слуха, но дружными и очень бодрящими. В конце концов к клубу притопали, пришагали, примчались, почитай все добряки и добрячки.

перехожих, сирот бездомных, не обижайте мордобитием за раннее пробуждение! – дружно орала троица. – Просим мы приюта, пищи и уюта, – верещал ломким голосом со слезой средний гость.

Двое других не в тон словам почему-то приплясывали и весело вопили: «Эх-ма, тру-ля-ля, бейте в бубен короля!».

Добряки растерянно улыбались и озадаченно переглядывались: и слова, и поступки пришельцев были непонятны и загадочны. Проблеск понимания угадывался, может быть, лишь в глазах Ядвиги: где-то о подобном читала.

Троица между тем опустила гармонь на землю и дружно, в лад низко поклонилась обществу добряков. Их кудри при этом взметнули вверх пыль с вытоптанной лужайки.

Гармонистов, как оказалось, звали Горюн Уан, Горюн Ту и Горюн Трес, а забросило их, по их же словам, к добрякам неведомой силой великой. Темной и невиданной. Были они в прежнем миру коробейниками, купцами переметными, что по селам хаживали, добрый товар людям втюхивали, или, попросту говоря, – всучивали. На последнем слове Горюн Уан запнулся после незаметного пинка от горюна Трес, но быстро поправился: «предлагали товар добротный, импортный, но завистники коварные, конкурентами прозываемые, извели со светушка!». Тут каждый из троицы враз смахнул слезу рукавом с левого глаза.

– Ой, ни кола, ни двора, ой, третий день ни росинки маковой во рту не было, – убедительно причитал Горюн Ту. – Ой, приютите, люди добрые, поделитесь коркой хлеба черствого, дайте воды испить!». Гармонисты при этом зачем-то разом притопнули и пустились плясать вприсядку. Затем прервали пляску, встали, упершись кулаками в бока, и горюн Трес абсолютно спокойно заявил: – Просим накормить нас, выделить нам участок под строительство заимки и оказать всякую помощь и кредит. Мы беженцы, мы имеем право.

Горюн–3 многозначительно умолк, остальные Горюны встали по стойке «смирно» и почему-то как один уставились на Кольку-Ой-Боюсь-Нисколько.

Кольку с вечера искусали комары, и у него под шортами сзади нестерпимо зудело; он свирепо скрёб укушенное место и проклинал себя за то, что вовремя не натерся хвойной водой, тогда еще, накануне, до похода в избу-читальню. От увлекательного занятия он вынужден был отвлечься, когда понял, что все смотрят на него. Колька перестал чесаться и вопросительно взглянул на Ядвигу. Затем перевел взгляд на Ермолая. Тот с укором покачал головой:

«Предупреждал вчера, однако. Люди просят убежища, хватит чухаться. Айда в избу, будем говорить!» – Ермак обратился ко всем и махнул рукой в сторону читальни.

Добряки, они на то и добряки, чтобы жалеть всех, кто в беде, – и Ядвига, после того, как Коля подвел итоги общего обсуждения, объявила пришельцам: «Друзья Горюны, добряки принимают вас в общество и помогут обустроиться. А пока поживете в избе-читальне».

Добряки сердечно приветствовали пополнение Дубравы, предложили всяческую помощь, побежали за едой. Барбоска радостно лаял, вилял хвостом и радовался новым соседям. И только Котыч кружил вокруг братьев-горюнов – шерсть дыбом, хвост трубой. Не нравилось ему это чужое диво. Ох не нравилось! Стойкий запах древесной смолы-скипидара, идущий от сапог гостей, забил ему не только ноздри, но и все нутро. Он отскочил, чтоб не задохнуться. Отдышался и тут же унюхал сладкий дух черничного варенья: «Сенька, ясно дело. Грудь очистилась от чуждого смрада. Тут же Кот понял, что пробивалось через густой дух скипидара. Запах серы!

Горюны оказались не только мастаками попеть и поплясать, но и искусными строителями. С единодушного согласия добряков и благодаря их дружной помощи, братья активно взялись за стройку. Участок для дома они получили на Центральной Поляне, недалеко от избы-читальни и поодаль от избушки Кольки, Сеньки и Ермошки. Не прошло и недели, а участок уже был расчищен, подвезены бревна, заложен фундамент. Дом было решено строить на земле, а не на ветках, как у добряков.

Не дожидаясь окончания строительства дома, пришельцы сколотили из досок будку, куда и переселились со всем своим скарбом, то есть с гармошкой.

Бедствовали гармонисты, однако, не долго, и вскоре Коля по-соседски обнаружил появление нового имущества на растущей усадьбе. Сменился и облик: куда делись рубахи-расписухи, сапоги и штаны из допотопного плиса. Молодцы уже на третий день облачились в синие крепкие джинсы, кожаные черные кроссовки, стильные безрукавки. На голове у них красовались бейсболки. Добряки подарили новым поселенцам топоры, пилу, Юра-бондарь снабдил их разнообразным столярным инструментом, но наблюдательный Колька заметил и кое-что еще. Дело в том, что пришельцы вскоре, шумно поблагодарив добряков, от их помощи отказались, сославшись на нежелание нагружать «людей добрых» своими заботами. Не прошло и пару дней после этого, как на стройке обнаружился новенький движок с генератором, чтоб давать строителям свет. Это, конечно, не прошло мимо острого колькиного глаза. И не только его: за новыми поселенцами неотрывно следил Котыч. Вместо обычной двуручной пилы хлопцы включали невиданную в Дубраве прежде бензопилу. Гвозди, доски, жесть для крыши возникали в ящиках, штабелях и добротной упаковке из ниоткуда. Дом рос, как на дрожжах.

Добряки, освободившись от дел, захаживали на стройку подивиться и порадоваться за искусных работников. Доброе умение красиво трудиться высоко ценилось у поселян, и они, очарованные, никаких странностей не замечали. Да, правду сказать, обитатели Дубравы и сами необычны – что им до чужих странностей. Но только не Коле.

Дело в том, что Котыч поделился своими сомнениями с Водилкиным – другое колькино прозвание – и тот следил за всем происходящим с повышенным вниманием.

Ну, да как говорится в сказках: быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Или наоборот, забыл. Дел у добряков всегда невпроворот, хоть и картошка уже давно убрана, в погребах урожай овса, ржи спрятан под навес, рыба, икра засолены – на леднике. Да грибную пору пропустить нельзя, рыбаки в море на краба, креветку выходят. Дровишек, опять же, на зиму следует загодя напилить, да наколоть. Деревенские обо всем этом знают, что тут говорить!

Как-то вечерком наши герои отправились в избу-читальню: Кольке Ядвига намекнула на новую книгу: он сгорал от любопытства. Сенька сговорилась с Софьей и Викой на распевку, а Ермак наметился встретить Юру-бондаря и рыбаков насчет отправки соленой рыбы баржами к Волшебнику. В обмен рассчитывали получить нужные добрякам товары.

Ермак, хоть и сразу заметил долговязую фигуру Юры в большом зале читальни, однако не смог пройти мимо жаркой схватки в настольный теннис между Кайданом-Держи-Кардан и Матюшей-Солены-Уши. Зрители бурно приветствовали каждый удачный удар, и Ермоша, постояв немного за их спинами, прикинул, что скоро Матюша станет ему грозным соперником. Пока Ермолай пробирался к своему другу-бондарю, он успевал поздороваться, улыбнуться, похлопать по плечу, получить дружеский тычок в бок, с радостью встретить другие знаки дружеского внимания. И ответить с удовольствием. Взрывы смеха, споры, доброжелательный гул, родные лица друзей. Что может быть лучше для души? Ничего, согласитесь.

Едва Ермак поздоровался с Юрой, как с порога избы-читальни раздались переливы гармони, топот и пронзительные вскрики залихватской песни. «Ехал на ярмарку молод купец, молод купец, удалой молодец …». Горюны снова были в своих ярких рубахах и хромовых блестящих сапогах. На этот раз лишь Горюн-Уан наяривал на гармошке, а братаны выплясывали знойный танец, пускаясь вприсядку. Ребятня радостно встретила гостей приветствиями, улыбками и хлопаньем в ладоши, то есть аплодисментами. Все расступились, и, не прекращая пляса и игры на веселом инструменте, троица проследовала к сцене. На сцене возвышался большой стол, за которым несколько пар добряков играли в шахматы. Точнее, они уже не играли, так как с растерянными улыбками дивились на новых гостей, оставив на досках патовые ситуации.

Едва молодцы в красных рубашонках достигли края помоста с шахматистами, они разом прекратили вокально-инструментальный номер, и горюн Уан призывно завопил: «Добро здравствовать, хозяева и хозяюшки. Примите в общество гостей хоть не званных, но душевных. Отведайте за здравие наше угощение!».

Не успел горюн закончить предложение, а два оставшихся притопнуть сапогами, как в дверь читальни на тележке въехал объемный бочонок. Тележку катил Матюша-Солены-Уш, но его поначалу за пузатой емкостью не было видно. Только когда колеса застучали по деревянному полу главного зала, все узнали конопатое задорное лицо и услышали звонкий Матюшин призыв:

«А вот мороженое, подарок купеческий, сказочный! Налетай, ребята! Подноси посуду!».

Добряки было умолкли, но затем восторженно загомонили. Как иначе: мороженое было лакомством, доступным ребятам лишь пару раз в году. Именно поэтому теннисисты вскоре перестали играть в теннис, шахматисты в шахматы, стихла песня, смолкли ораторы: в зале раздавались лишь трели гармошки, перестук чашек, плошек да деревянных ложек. Мороженое было клубничным.

Ермак с Юрой из одного угла читальни, Коля с Ядвигой из другого изумленно взирали на своих добрых друзей и не узнавали их. Родные лица изменились до неузнаваемости. Волшебные сияющие глаза Есении потухли, на их месте темнели два огромных черных пятна, втягивающих в себя свет. Расписная ложка в её смуглых, тонких ручках ритмично мелькала над огромной студеной тарелкой с розовым дымящимся сугробом в ней. Кейдан-Держи-Кардан застенчиво отвернулся к стенке и, склонив голову над тарелкой, уписывал за обе щеки клубничную снедь. Оливка, Софья и Вика-Бибика лопали из одной огромной, похожей на лохань, миски. Марк-Клюшкой-Бряк растерянно держал в одной руке плошку, полную розового добра, и искал куда пристроить клюшку, что он сжимал другой рукой – не ей же черпать. Все, кто отыскал посуду, азартно потребляли мороженое, остальные торопливо перемещались по залу и вокруг бочки в поисках инструмента. Над всем висели звуки пронзительно пиликающей гармошки, дробный топот каблуков с подковками и не совсем стройное, но добротное, призывное пение со множеством «ух! эх-ма! давай, наяривай!».

При виде такого Ядвига окаменела, Коля щурил глаз и чесал за ухом, Юра хмурил брови, Ермолай сжимал кулаки и не знал что делать, Барбоска лежал под столом, на котором высился бочонок, и искал левым открытым глазом Кота.

Кот Котыч, тем временем, занял господствующую над залом позицию, что характерно вообще-то для кошачьих. Позиция эта располагалась на деревянной балке, идущей под потолком поперек зала и прямо над бочкой с мороженым. Глаза Котыча метали желтые молнии, их целью были тройка исполнителей в красных рубахах, гармонь и излучающая холодный розовый свет бочка.

Барбоска учуял запах друга, идущий откуда-то сверху, и высунул голову из-под стола, повернув ее затем влево и вверх. При этом левое ухо закрыло ему левый глаз, а правым смотреть вверх было неудобно. Это, тем не менее, не помешало ему что-то увидеть, унюхать и понять. Немного поразмыслив, он пришел к выводу: Котыч настроен решительно. Мысль об этом и прыжок его рыжего приятеля состоялись одновременно. Если точнее: Кот Котыч спрыгнул с потолка прямо в бочку с мороженым.

Никто, кроме Кольки и пса, этого не заметил, поэтому то, что случилось следом, стало шоком, то есть неожиданностью, испугавшей всех. Вот как все происходило: сначала в мороженое упал лимонного цвета шар, затем из бочки повалил желтый едкий дым, после раздался треск: бочка разлетелась на мелкие части. Что-то завизжало, дым разметало по всему залу, и в воздухе ужасно завоняло. Чем бы вы думали? А кошачьими писюлями. Ужасней запаха в мире не бывает! Тот, кто вздохнул пропитанный зловонием воздух, мгновенно выплюнул мороженое, которое приобрело запах не клубники, а наоборот. Что такое наоборот никто не успел понять, потому что изумленно обнаружил себя там, где себя и потерял, то есть в читальне, окруженным как бы пробудившимися от дурного сна друзьями .

последний раз и упала на пол, Колька обдумывал увиденное и услышанное. Кот Котыч почему-то снова оказался на балке под потолком. Он, похоже, дремал, так как пребывал в позе калачика.

Глава 3. Необитаемый остров

Похолодало. Время близилось к началу осенних штормов, и Ермолай решил, что до прихода ненастья надо еще раз выйти в море, чтобы снять ловушки на креветок и краба. Так было решено ко времени, когда полностью созрели желуди и дубы начали ронять листву на пожухлую траву. В окрестностях появились дикие кабаны; уже и охотничий сезон не за горами.

История с мороженым, хотя нет-нет и вспоминалась в ребячьих беседах, быстро растворялась в повседневных делах и заботах. Вопросы остались, однако Добряки не досаждали ими горюнов, надеясь, что все как-то разъяснится со временем.

Горюны, меж тем, закончили стройку, удивив всех огромной, почти с клуб, двухэтажной избой с непонятной вывеской «лабаз» над большой входной дверью. На первом этаже лабаза был склад, заставленный разным полезным для добряков товаром: от рыболовных крючков и сетей до соли, сахара, муки и, что характерно, карамелек и мороженого. Все это выдавалось в обмен на соленую рыбу, икру, сушеные белые грибы, поделки из дуба и не только. Получив товар, вместо оплаты можно было отработать на огороде, складе и по хозяйству у горюнов. Ермак сам накануне приобрел две свечи зажигания для лодочного мотора в обмен на десяток знатных туесов-корзинок из бересты, сделанных умелыми руками Сеньки. Бересту к ним готовил Колька. Туеса – семейное дело, ермаковцы этим сильно славились.