Доктор Хаос

– Это была случайность, вы же понимаете. Если бы в машине были бы другие патрульные, повезло бы другим.

– Вся наша жизнь – цепочка случайностей, – склонил голову Силовайский.

– Коллега, давайте без шаблонов, – Жорик поморщился. – От вас-то я этого никак не ожидал.

– Итак, – не обратив внимание на «коллегу», профессор потер руки. – Кому же не повезло стать вашей первой жертвой?

– Собаке, – коротко ответил Жорик.

Видимо, в глазах Силовайского отразилось разочарование, и убийца добавил:

– Наверное, после ее убийства я, что называется, поверил в себя. В свою силу, если быть точным. В свою избранность я поверил позже. А пока была собака. Дворовый пес сестры по кличке Бульдог. Хотя ничего от бульдога у него не было, обычный двортерьер. Но не любил меня жутко. Постоянно лаял, хотя знал меня больше пяти лет. Истерически так лаял, взахлеб. Набрасывался, путался укусить.

– Вы били его? Кричали?

– Никогда! Я даже кормил его. Но не с руки, так, бросал куски колбасы. Это были единственные минуты, когда он на меня не орал. Даже, наверное, секунды – проглатывал колбасу и опять принимался за свое. Мало-помалу меня это выводило из себя. Ну и однажды ночью я пробрался к сестре. Бульдог начал орать, но домашние привыкли к ночным руладам пса, и не реагировали…

Жорик как наяву увидел эту картинку. Бульдог уже сипит от злости, а не лает, когда видит, как в ночи к нему крадется объект его ненависти. Бросается к нему, цепь натягивается до предела, но отбрасывает пса назад. Он опять совершает бросок. У Жорика в руках черенок от лопаты. Короткий замах.. И палка медленно опускается. Жорик не в силах нанести удар. Он видит глаза собаки, так близко, практически в упор. В глазах он видит нечто, что не дает ему завершить месть. Что-то кроткое, может, даже умоляющее. Бульдог замирает.. И внезапно кидается на него. Когти царапают по куртке, а зубы едва не впиваются Жорику в руку, которой тот держит черенок. И все, минутная жалость проходит. Палка стукает пса по виску. Мощно, от души. Легкий хруст хрупкой кости, взвизг, и Бульдог воняющим псиной ковриком падает на землю. Жорик смотрит по сторонам, но тишину ничто не нарушает. Затем он обворачивает пса в здоровенную тряпку, приготовленную накануне, и тащит в уличный туалет, в который поздней осенней порой практически никто не ходит. На его счастье, дерьмо не успели откачать. Положив Бульдога на землю, Жорик тихо, стараясь не шуметь, снимает деревянный «насест» с дыркой-сидушкой. Вновь поднимает пса, и вдруг чувствует, что тот еще жив. Бульдог дергается, слабо пытается выбраться из обмотавшей его тряпки. Но Жорик без сожаления кидает вонючий сверток в еще более вонючую жижу метровой глубины (специально вчера измерил, погружая в дерьмо корявый дрын). Чвакает жижа, принимая в себя дар природы. На поверхности еще какое-то время появляются судорожно разгоняющие дерьмо собачьи лапы, со дня подымается несколько пузырей, которые лопаются, соприкоснувшись с воздухом. Жорик для верности тыкает в глубину дрыном, задевая мягкое и дергающееся. После, размахнувшись, запускает дрын, как копье, на соседский огород. И идет домой, мимоходом обрывая цепь, на которой раньше сидел безвременно утопший Бульдог. Собаку, конечно, искали, слез и соплей было немерено. Жорик принимал самое деятельное участие в поисках. Которые, естественно, ни к чему не привели.

– Любопытно, – была единственная реакция профессора на рассказ Жорика. – А человека когда первый раз лишить жизни изволили? Ваша девушка?

– Да что вы к ней прикопались?! – рассердился Жорик.

– Обычное дело для таких, как вы, срывать свой гнев на родных.

– Да нет, – покачал головой Жорик. – Первым был мужчина.

– Любовник?

– Банально. Нет, настоящий человечий очисток. Сосед наш, Сашка-алкаш. Мерзкий тип. Реально засоряющий наш мир своим присутствием.

– Может, стоило направить свою энергию на помощь этому человеку? Открыть ему глаза. Заставить остановиться. Устроить на работу. Вот это была бы настоящая помощь.

– Доктор, – как маленькому, ласково сказал Жорик, – вот вы иногда производите впечатление умного человека, а как скажете что – дурак дураком. Знаете поговорку – горбатого могила исправит? Вот все те, кого я покарал, как раз те самые горбатые. А некоторые из них, как верблюды, двугорбые. Тех уж точно только могила.

– Итак, Сашка-алкаш, – профессор опять потер руки, как будто рассказ приносил ему удовлетворение, хотя лицо у него было самое что ни на есть несчастное. – Продолжайте.

Жорик прикрыл глаза и продолжил ровным медитативным голосом…

Глава 6

Сашка-алкаш жил в соседнем доме одного с Жориком двора, в утлой саманной развалюшке. Каждый вечер он, еще довольно молодой мужик, бритый налысо от регулярных посещений трезваков, сидел на приступке своего дома и либо затягивался сигаретой (он курил самые дешевые, покупал оптом на местном рынке), либо прихлебывал из пластиковой бутылки пиво, опять-таки копеечное. Пялился на мир из двух узеньких щелок, заменяющих ему глаза.

Когда в его плавающее поле зрения попал проходящий по двору Жорик, Сашка оживился.

– О! Жора! Слышь, ты это.. – алкаш оторвал задницу от крыльца, пошатнулся, но устоял на ногах, и потащился за ним, искательно заглядывая в глаза. – Ну эт`самое.. Червонец не займешь? Очень надо, не хватает немножко!

– Тебе всегда не хватает, – отрезал Жорик. – На той неделе на сигареты, на этой на пиво. Сегодня на что?

– А мне эт`самое. Мне за свет надо платить, во! Не хватает вообще-то сотки, но я набрал тут уже, – Сашка полез в карман и вынул руку с грудой грязной мелочи, в которой затесалось несколько мятых зеленых «десяток». – Жировка пришла уже, отключат же за неуплату. А как я без света? Читать же надо!

Вот это всегда поражало Жорика. Сашка много читал. Запоем. Причем телевизор не смотрел, может, ему было неинтересно. То, что телек у Сашки есть, правда, старый черно-белый, еще ламповый динозавр «Крым», Жорик знал. Но по вечерам из его окон лился только тусклый свет лампочки-сороковки. Сашка читал все подряд: женские романы, фантастику, детективы и даже учебники, смотря что удавалось находить на мусорках. Раньше он был весьма неплохим электриком, Жорик даже помнил то время, когда Сашка ходил на работу в относительно свежей рубашке, и все соседи обращались к нему на предмет починки всякой техники или замены проводки. Но после смерти матери, которая, собственно, и спаивала Сашку в отсутствие постоянных собутыльников, Сашка ушел в штопор. Его выгнали с работы, регулярно отрезали свет и газ за неуплату. Он с такими же, как он сам, колдырями-кустарями искал шабашки возле местного рынка. Любители копеечной починки находились всегда, ибо Сашка брал за ремонт всегда пивом или водкой. Деньги в доме делала Сашкина сестра, которая уже давно не жила с выпивохой-братом, но время от времени подкидывала на оплату коммуналки, все-таки дом был записан на нее.

– Ну че, Жор? Дашь десюнчик?

Жорик с отвращением посмотрел на трясущуюся руку алкаша, вынул из сумки портмоне и вытряхнул из отделения для мелочи все монетки, что там были.

– На, и до конца месяца не проси! Шиш получишь!

– Ой ты ш Жора, – Сашка принялся пальцем пересчитывать монетки. – Да конечно же! Да за ради Бога! Шоб я! До конца месяца-то.. Да еще бы..

Жорик отвернулся и, погремев ключами, зашел в дом. На пороге он обернулся, чтобы закрыть дверь, и поймал взгляд Сашки, полный зависти.

Той же ночью Жорик проснулся от неясного шума на кухне. Она, как и во многих домах старого жилого фонда, была последней из помещений перед выходом из дома, исключая прихожую. Жорик тихо откинул одеяло, встал с дивана, тренькнувшего пружинами, и пошел в кухню, освещаемую слабым мечущимся светом чьего-то фонарика. Заглянув в дверной проем, Жорик замер. Посреди кухонного стола стояла здоровенная сумка, распахнутая, как пасть кашалота. Из нее уже торчали какие-то пакеты и ручки пустой посуды. По полкам тихонько, как мышь, шарился Сашка. Он вынимал банки, коробки, совал в них нос и ставил на место. Рядом с «кашалотом» лежала рабочая сумка Жорика. Она тоже была открыта. Портмоне валялось на полу, явно выпотрошенное.

Сделав пару шагов, Жорик взял со стола хлебный нож. Сашка, весь в азарте поисков, ничего не слышал. Зато он почувствовал легкий удар по плечу. Замер. И медленно повернулся.

– Жор, – сипло сказал он, сглотнул и более чистым голосом повторил. – Жор, ты че? Я же тут…

Чисто по наитию поняв, что Сашка сейчас заорет, призывая на помощь соседей, Жорик метнулся к нему и ребром ладони саданул Сашку по кадыкастой шее. Крик ворюги захлебнулся, даже не начавшись. Сашка то ли кашлянул, то ли всхрипнул, схватился за шею и подался вперед. Прямо на нож, выставленный Жориком. Направив лезвие точно в сердце, Жорик точно так же шагнул навстречу Сашке. А ножи на кухне всегда были наточены на славу, Жорик за этим следил. Он же не та соседка из песни Шуфутинского!

Лезвие легко разрезало ветхую ткань Сашкиной голубой рубашки и вошло между ребрами. Для надежности Жорик ударил ладонью по торцу деревянной ручки, вбивая нож до упора.

– Ай, – как-то по-детски сказал Сашка.

– Больно? – участливо спросил Жорик.

– Мгм, – согласился Сашка, но его глаза уже смотрели куда-то вверх. Нижняя челюсть отвисла, оттуда вырвался вздох, отвратительный по запаху, смесь многодневного перегара, курева и сыра. Ноги Сашки подкосились, и он упал бы, если бы не заботливые руки Жорика…

– Понимаете, доктор, – сказал Жорик, постепенно выплывая из омута воспоминаний, – хорошо в этом смысле жить в частном доме. Всем все равно, чем ты занимаешься, главное, вовремя и всегда вежливо здороваться с бабушками и тетушками, спросить, как здоровье, посочувствовать насчет маленькой пенсии и дороговизны лекарств, поругать вместе правительство. Сашку я сбросил в старый погреб, который давно забирался засыпать. На следующий же день продемонстрировал всем дыру в полу, якобы следствие прогнивших досок, узнал у соседей, занимающихся пристройкой гаража, телефон заказа стройматериалов, и заказал машину песка и десять мешков цемента. На следующее же утро устроил публичное действо с засыпанием погреба, и на этом все закончилось. Сашку хватились примерно через неделю, поскольку привыкли, что он часто откисает в «обезьяннике». Ну, конечно, поискали для вида, опросили всех его корешей-забулдыг, но, понятное дело, ничего не выяснили. Сестра довольно быстро продала дом, оставила всем соседям контакты на случай, если Сашка все же объявится, и буквально через месяц вместо пьяницы-электрика во дворе жила вполне приличная семья с двумя детишками.

– То есть это убийство можно считать началом очищения мира от несправедливости?

– Конечно. Я и понял – кому, если не мне, следует заняться этим вопросом вплотную?! Если хотите, почувствовал себя Гераклом, исполняющим подвиг с Авгиевыми конюшнями. В этом мое назначение. В этом смысл моей жизни.

– Кто, если не вы? – кивнул доктор. – Понятно. Большинство маньяков руководствуются именно этой самовыстроенной теорией.

– Как хотите, – отмахнулся Жорик. – Верите, нет – мне вообще далеко безразлично все, что вы обо мне думаете и кем считаете. Важно, что о себе думаю я. И многие люди, если бы знали истинные причины, двигаемые мной, были бы со мной согласны.

– Как, по вашим словам, капитан Жеглов? Увольте, милейший. Вы же прекрасно знаете, что жизнь человека, даже если она кажется вам лишней и никчемной, все равно бесценна. Вы убивали людей, не скотов, не извращенцев, не таких же убийц и бандитов – вы убивали абсолютно безопасных членов общества!

– Это вы так думаете, – прищурился Жорик. – А я как раз считаю их самыми вредоносными. Убийца совершает свое действие, когда не в силах мириться с несправедливостью, когда у него нет другого выхода изменить ситуацию. Да, среди них есть конченые мрази, которые убивают ради денег, жратвы или банально из зависти. Но когда такой вот Сашка вломится в дом не к вам, доктор, а к какой-нибудь учительнице или медсестре, чтобы забрать последние копейки? Когда менеджер в магазине откажет в приобретении булки хлеба малоимущему, потому что у него не хватило десяти рублей? Когда…

– Я вас понял, Георгий Георгиевич, ваша точка зрения мне ясна. Давайте продолжим. Все же время идет, а полноценного признания от вас я еще не получил. Вам же у нас нравится? Вы же не хотите отправиться в тюрьму, где с вами будут разговаривать по-другому?

– Конечно же, нет. Профессор, что бы вы хотели услышать дальше? Может, хватит подробностей, я просто назову вам общее количество моих жертв, и места, где их следует искать?

– Для краткости, конечно, можете сделать это сразу. Но мне нужны именно подробности. Мне нужно знать все, несмотря на то, что ваши доводы к оправданию собственных поступков я уже услышал. Итак, кто был следующим?