Летопись Кенсингтона: Кенсингтонский народный фольклор

– Уйди отсюда, – сказал Фредди, выдавливая его из комнаты тем же способом. – Маска, я знаю твой фильм. Ты там играешь. Я читал в «Передовом ударнике Трура»!

– Да я там играю, я! – опять влез безмасочный, складывая свое лицо в жалюзи. – Вот же!

– Ну разумеется, – кивнул Фредди. – Я тоже там играю. На пиле. И не крой мне рож!

Он грохнул ставней, заставивши тем самым пришлеца спланировать вниз.

– Вот молодежь пошла – все им надо! – пробрюзжал Фредди. – Трутни!

– Фред, – мягко сказал Мэй. – Это же и вправду был Джим Керри.

– Да? – растерялся Фредди. – А как же маска?

– Так может, это другая маска? – бросил реплику Джим Керри, который, никем не замеченный, проник через черный ход, и теперь лез на шкаф. – Незеленая.

– Может, ты Фантомас? – с надеждой спросил Фредди.

Масочник покачал головой.

– Методом дедукции, – сказал Фредди, – я вычисляю, что ты не кто иной, как Зорро.

– Нет, – сказал незнакомец. – Я не Зорро. И даже не зять его Бандерас.

– Может, однофамилец? – с надеждой спросил Фредди.

– Ни в коем разе, – сказал маскоголовый. – Задом наперед – совсем наоборот.

– Ну не Брайан же ты Адамс, – устало сказал Фредди. – Кто же ты? Может, Моффи?

– А это еще что за чудеса? – удивился Мэй.

– Моффи – это Моффи, – пояснил Фредди. – Все. Отныне ты – Моффи. И даже если ты ни кто иной, как Брайан Адамс – что маловероятно – для меня ты отныне Моффи.

– Ну уж простите! – и из-под маски выкарабкался вспотевший и злой Брайан Адамс. – Не желаю! Зовите хоть Леопардом, только не Моффом.

– Для меня ты – Моффи, – отсутствующим голосом заявил Фредди. – А никакой не Леопард. И уж во всяком случае, не Адамс.

– Нет! Клянусь моим мегафоном, нет!

– Да, Моффи, – ласково прошептал Фредди. – Да. И перестанешь ты быть им только в том случае, если поможешь мне сейчас же найти мой венский набор…

Как ни подавал Мэй Адамсу отчаянные знаки ушами, тот повелся на моффианский блеф. Он, всхлипывая, полез под диван и вытащил облепленный разной гадостью короб с набором. Фредди заверещал и кинулся целоваться с посудой. Мэй же стоял особняком и говорил в адрес Адамса слова, хоть и нехорошие, но не лишенные некоего налета гуманности и эстетизма. Например, «форшмак».

– Не говори дрянь, – сурово сказал Ринго, возникая на пороге. – A то – штраф. Ты меня не узнал, может быть? – и он затряс носом.

– Йеху! – и ноги Брайана, мелькнув, исчезли за окном.

Ринго, высунувшись за ним, долго и безуспешно свистел, после чего, обернувшись к друзьям, внушительно протрубил не до конца вытряхнутым носом в огромный клетчатый плат, и загремел:

– За выгонятельство оскорблятеля Блюстителя и за укрывательство особо ценного для блюстителя же венского набора – штраф в крокодильском размере!

– В энтаком? – вытащил из-под кровати крокодила Фредди и протянул его обмершему Ринго с выражением глубочайшего почтения и преданности. Старр крепился три секунды, после чего с жутким ревом вылетел в окно. За ним, возмущенно вереща, последовал Джим Керри – он ревновал всех к зеленым.

– Ишаки, – сказал Фредди, заботливо запихивая крокодила ногами вперед обратно под диван.

В окне показалась взъерошенная голова Брайана.

– Ушли? – прошипела она.

Фредди вместо ответа сложил губы трубкой и издал поцелуйный звук и, взяв под мышку вожделенный набор, собрался уходить.

– А ремонт? – взревел разобиженный Мэй. – Ремонту подавай!

– Сейчас подам, – проворчал Фредди, мимоходом отвешивая злополучному Брайану внушительную оладью по мягкому месту.

– Нy и сдохнут твои звери смертию неминучею! – провыл вслед Мэй.

– А я им панадолу дам, – прозвучал ответ удаляющегося Фредди.

Тогда Брайан замыслил кровавую месть. С помощью безмасочного теперь Адамса он кое-как доделал ремонт, затем поскакал в «Шинок», они с Филом заперлись там и долго о чем-то совещались за закрытыми дверями. Как ни пыталась их взломать заинтригованная общественность в лице Васи Стрельникова и парней из «Aerosmith» под коноводством губастого Тайлера, который, под звуки трещащей двери, вопил: «Так им! Гапоны плешивые!»

Когда же дверь слетела с петель, они узрели уже прощающихся негодяев. Один из заговорщиков обозвал взломщиков тунеядцами, гуслями и ползучими зелибобами, опосля чего заставил их заменять ему дверь. А второй заговорщик неспешно удалился, горлумкая и гложа свои черные пальцы в предвкушении мести…

На другой день Фредди проснулся у себя в особняке… И так зарррррычал, что проснувшийся по ту сторону Кенсингтона дедушка Джорджа Харрисона, не разобрав в чем дело, в одних подштанниках выскочил на балкон с берданкой и пару раз выпалил в воздух, после чего сиганул через перильца и помчался по улице, крича, что наконец-то настало его время. Что он имел в виду, стало известно, когда через неделю по телевизору в новостях сообщили, что Ирландия опять объявила войну Северной Англии и ее колониям в других странах. Правда, дальше сообщения дело не пошло, но все равно то тут, то там в Ирландии еще долго раздавались одиночные выстрелы из берданки…

Но мы отвлеклись. Фредди заорал из-за того, что по всему его персидскому ковру были разбросаны клочки из брошюры про здорового и безхлопотного кота, а одна из кошек, жалобно стеная, таскалась по комнате с привязанной к хвосту гирляндой консервных банок.

– Я знаю, – сказал Фредди злобно, – чьи это происки. Только Боуи у нас жрет «Килька в мас…", – не договорив, он выскочил из дома и побежал к будочке, откуда вскоре на весь район стали доноситься вопли: «А ты кто такой?» и звон разбиваемых о чью-то голову банок и бутылок. Наконец оттуда выкарабкался Фредди, трижды поклонился и на карачках уполз обратно в особняк.

– Ошибочка, – бормотал он, втаскивая свое щуплое туловко по ступенькам. – Выходит, не один Буй жрет рыбу… Хо! Это что?

И Фредди потянулся к почтовому ящику, из которого умильно выглядывал кончик конверта. Фредди вытащил письмо и быстро его развернул, а там оказалась дохлая крыса, восемь паучков, три сушеные ящерицы и одна вяленая вобла. Под всем этим было уничижающе подписано «Так будет со всяким!» Фредди сразу почуял неладное.

– Наверняка это храбрые львы, называемые Роджер и Джон, – подумал он. – Хотят сделать мне козью морду. Но я буду начеке. Или начеках, – добавил он, подумав, как следует. После чего кинул присланные пакости в мусорный бак, вытер руки об дверь и вошел в дом.

Через секунду его тоскующий крик потряс сердца и уши каждого трезвого кенсингтонца, а поскольку сейчас был файф-о-клок, то единственный сухой в районе – Джордж Харрисон – расчувствовался и по этому поводу устроил грандиозную пьянку. Дело-то было в том, что по особняку разгуливали уже все четырнадцать товарок баночно-хвостатой кошки точно с такими же украшениями.

Откричавшись, Фредди сел писать тревожные письма. Королеве. Потом – канцлеру, принцессе Диане, Роберту Карлайлу и еще тридцати влиятельным лицам королевства. Дописав, он с чувством глубокого удовлетворения зализал конверты и улегся прикорнуть в корзинке. Вскочив через полчаса с твердым намерением идти на почту, он кинул взгляд на стол и громко, с чувством сказал:

– ВОТ…!!!

Больше он ничего не сказал. Да и не требовалось – на столе вместо готовых к отправке писем нагло лежал Ангус Янг, расклячив живот, и ел бутерброд с жирной колбасой. Рядом с ним примостился баран Фила и жевал траву, принесенную с собой. На шее у Янга был плакат «Инглиш воровайка», а на шее у барана – «Венский набор не выдержит двоих». Посреди стола аккуратно догорали все письма. На подоконнике сидел, свесив ноги, Брайан и со зверским выражением лица держал веревку, к которой были привязаны за хвосты все кошки. А Коллинз, последнее действующее лицо в этом фарсе, держал наизготовку таз с «Кенсингтоном», чтобы раз и навсегда оградить Фредди от глупостей и поползновений к выручательству кошек и прочим дерзостям.

– Мэй, – сказал Фредди стальным голосом. – Дай кошек.

– И не подумаю, – отозвался чрезвычайно довольный Брайан. – Еще одно слово – и я превращу их в пюре, – и он выразительно покачал вервием.

– Птички мои, – тоскливо спросил Фредди. – Что там с вами?