Забытая тетрадь

Стояло довольно тёплое начало октября, и вода, хотя уже довольно прохладная, всё же не обещала сегодня стать невыносимо холодной. За полчаса я доехал до тихого ответвления реки – лодки там не ходили из-за небольшой глубины, и полоса выбеленной речной водой и гладкой мелкой гальки стала любимым местом отдыха ребятни. Правда, в октябре желающих поплавать на берегу почти не было. Чуть дальше река впадала в море, и там уже инициативу перехватывали любители ходить под парусом.

Я отъехал подальше от нескольких игравших на мелководье мальчуганов в закатанных до колен вельветовых штанишках, поставил велосипед под раскинувшей ветви над водой ивой, пощурился, ослеплённый игрой света на поверхности реки, скинул футболку и шорты и с разбега плюхнулся в воду. Меня обдало волной холода, смешанного с восторгом – на какой-то миг я сам как будто стал мальчишкой, бурно радовавшимся возможности искупаться вместо похода в школу. Я поплыл брассом к середине реки, потом вернулся на берег, вытерся полотенцем и растянулся на солнце. Сам я родом с севера, поэтому холод меня никогда не пугал, а мягкая приморская осень воспринималась практически как лето.

Пробыв на пляже в общей сложности около часа и совершив несколько коротких заплывов – температура воды к долгому пребыванию в ней всё-таки не располагала – я окончательно обсох, оделся и поехал обратно в город. В списке мест для посещения значились библиотека (я хотел побольше узнать об истории города, в котором собирался задержаться), бакалейная лавка и пекарня. У последней была одна особенность – выпечку в ней делали небольшими порциями дважды в день – с утра и около пяти часов вечера, так что побаловать себя ароматными горячими булочками можно было за чаем, который здешний люд пил между обедом и ужином.

Вернувшись в приютивший меня дом, разгрузив содержимое бумажных пакетов на кухоньке и наскоро перекусив ещё не успевшими остыть булочками с молоком, я уселся за пишущую машинку. Вечер решил для разнообразия провести в трезвости, оставив наполовину опустошенную бутылку бурбона сиротливо грустить на подоконнике. Неожиданно для самого себя я стал замечать, что меня всё реже тянет к этому янтарному напитку. Не знаю, чему я был обязан этим – свежему ли воздуху, регулярным купаниям, отсутствию спешки и стресса, характерных для столичной жизни, или тому, что вокруг не было моих пьющих приятелей – но факт оставался фактом.

Перебирая в голове впечатления дня и собираясь в порядке упражнения записать какие-то из них на бумаге, я услышал, как по крыше над моей головой забарабанило – начался вполне привычный для этих мест мелкий дождик. Он не стал для меня неожиданностью. За месяц жизни на чердаке я научился предсказывать дождь, наблюдая за обитающими под крышей мелкими птахами: незадолго до того, как с неба начинало капать, они демонстрировали фигуры высшего пилотажа почти у самой земли, охотясь на насекомых.

Я стал писать. Отдача нажимаемых клавиш вернула пальцам уже подзабытое приятное ощущение. Звук ударов вторил дроби дождя. На пару часов я словно выпал из реальности, точнее попал в другую, создаваемую мной самим. Это было ещё не то ощущение полной погружённости в работу, накрывавшее меня, когда я создавал настоящие произведения, но что-то близкое к нему. Я рассказал бумаге о мелочах, из которых и складывается жизнь: о том, как играет ветерок в волосах, когда катишь на велосипеде, как блестит река на солнце, как ива, похожая на изящную тонкорукую девушку, вычерчивает ветвями узоры на подвижной поверхности воды, склоняясь над ней низко… От моего приятного занятия меня оторвало становившееся привычным ощущение – я здесь не один. Замерев над машинкой, я обвел глазами комнату, но никого не обнаружил. Тогда очень медленно оглянулся через правое плечо на кресло в углу, освещаемое зеленоватым светом торшера. Оборачиваясь, я уже знал – мой призрак там. Так оно и было: давешняя фигура расположилась в кресле, как и вчера, неподвижно и безотрывно глядя на меня из-за толстых линз. Правда, на этот раз протяжных вздохов гость не издавал. На мгновение я опешил – не знаю, можно ли привыкнуть к появлениям привидений у тебя в доме – но быстро пришел в себя.

– Привет, – сказал я. – Опять ты?

Вместо ответа он продолжил пристально глядеть на меня, а потом начал растворяться. Я отметил про себя, что в первую встречу это свое умение он мне не продемонстрировал – просто исчез и всё. Внутренне усмехнувшись, я подумал: «Интересно, на что он ещё способен?». Чисто писательская привычка – пытаться анализировать ситуацию до того, как она пришла к логическому завершению… или чисто моя?

Как бы там ни было, но мой призрак, медленно растворившись, покинул комнату… И почти тотчас появился в коридоре. Его фигуру окружало еле заметное свечение, такое, которое не даёт настоящего света, но может привлечь внимание. Дух бесшумно повис в воздухе, не отрывая от меня глаз. Приглашение было слишком очевидным, чтобы его проигнорировать. Я встал из-за стола и вышел за своим незваным гостем в коридор. Призрак снова исчез и на этот раз появился у лестницы вниз. Таким вот образом, появляясь и исчезая, он довёл меня до первого этажа – другими словами, до огромного склада никому больше не нужных вещей. На пороге захламлённого помещения я в нерешительности остановился. С одной стороны, если включу свет, привидение, скорее всего, исчезнет. Днём мой призрачный гость ещё ни разу не появлялся, и я слабо себе представлял, как вообще можно разглядеть что-то бестелесное в лучах солнца или в свете электрической лампы. С другой, шагать за духом в темноту было довольно страшно. Привёл он меня сюда явно намеренно, но каков был характер этих намерений, я не мог даже предположить. Наконец, я решил всё для себя так: если бы призрак хотел причинить мне вред, то уже нашёл бы способ сделать это, ведь я жил в этом доме на отшибе мира день за днём один-одинёшенек (и спал ночь за ночью в его, как выяснилось, кровати). Поэтому я снял со стены большой аккумуляторный фонарь, включил его и начал обшаривать склад ярким лучом.

Сперва дрожащий пучок света выхватывал из темноты одни только горы хлама. Я провел, по ощущениям, минут десять, тщетно пытаясь разглядеть своего призрака. Ничего не добившись, я начал потихоньку продвигаться вглубь большой комнаты, занимавшей практически весь первый этаж и в лучшие времена служившей, видимо, гостиной, осторожно, шаг за шагом, стараясь не обращать внимания на липнувшую к волосам паутину и каждый раз внимательно оглядывая под лучом фонаря площадку впереди себя, куда собирался ступить. Ещё минут через десять я был почти уверен, что призрак посмеялся надо мной – привёл меня в эту гигантскую кладовку, угнетающую посетителей как своими размерами, так и степенью захламлённости, а сам растворился в ночи… Но тут, направив луч фонаря в дальний конец комнаты, где под брезентом коротала свой век небольшая и очень старая моторная лодка, заметил знакомый силуэт. Мой ночной гость никуда не делся. Он стоял у лодки, сгорбившись и неподвижно вперившись в нее взглядом. Я, не спеша, подошел к нему и остановился в каком-то метре. Мираж вблизи оказался на голову выше меня, но болезненная худоба, бросившаяся мне в глаза в первую нашу встречу, никуда не делась. Он всё не двигался. Потом медленно, точно на кадрах прокручиваемой не с той скоростью плёнки, поднял голову, взглянул на меня и едва заметным движением руки указал на брезент, под которым покоилась лодка. Я сделал шаг к ней. Призрак даже не подумал отодвинуться, хотя между нами осталось не больше полуметра.

Я аккуратно поставил фонарь на корму и попытался открепить брезент с одного конца, потом взглянул на призрака, желая убедиться, делаю ли то, чего он от меня ждёт. Библиотекарь спокойно созерцал мои действия, не двигаясь с места. Я склонился над лодкой и начал отвязывать брезент уже более проворно. Наконец, кормовая часть лодки была полностью освобождена от своего савана – я поднял фонарь и откинул брезент. Под ним в свете фонаря я увидел кое-где облупившуюся белую краску и синюю окантовку, идущую по краю – классические цвета для здешних любительских судёнышек. Подняв голову, я опешил. Призрак стоял теперь вплотную ко мне и указывал куда-то на дно лодки. Поборов внезапный приступ тошноты из-за столь близкого контакта с существом явно не из плоти и крови, я взглянул в направлении вытянутой руки фантома, посветил фонарём и, хоть и с трудом, но заметил-таки под кормой небольшой тёмный предмет. Перегнувшись через невысокий бортик, я потянулся за ним, нащупал кончиками пальцев и ухитрился подтянуть к себе. Это оказалась небольшая кое-где проржавевшая металлическая коробка. Призрак стоял и внимательно наблюдал за мной. Я поднялся на ноги, держа находку обеими руками, взглянул на него и качнул коробку в его сторону – мол, это то, что мы искали? Фантом склонил голову в полукивке и в следующее мгновение исчез. Какое-то время я оставался у лодки, странно ошарашенный этим внезапным исчезновением. Потом опять накрыл её брезентом, дошёл до двери, выключил и повесил на стену фонарь и поплёлся наверх со своим «кладом», зажатым подмышкой.

Оказавшись на жилом этаже, я поставил коробку на край рабочего стола и попытался открыть. Ржавая крышка не поддавалась. Тогда я сходил в кухоньку, взял небольшой нож, просунул лезвие в узкую щель между коробкой и крышкой, поддел и потянул вверх. Мои усилия не сразу, но всё же увенчались успехом: крышка нехотя поддалась, открыв взгляду то единственное, что таила под собой. Это была потрепанная толстая тетрадь в переплёте из потемневшей кожи.