Вера в сказке про любовь

– Хотела «спасибо» сказать, – словно в оправдание своих действий невнятно пробормотала я, чем, кажется, слегка смягчила Пересвета.

– Да, отец рассказал, что кота Феофаном звать, а Пофиг – это уже производное.

– Он просто с детства себя так вел. Танк взрывайся над ухом, а ему хоть бы хны. Еще сядет перед теликом и вот смотрит. Так и прозвали.

– Забавно.

На этом замечании вновь воцарилось неуклюжее молчание. Я попыталась скромно глотнуть чаю. И, как всегда случается в такие моменты, от старания быть тихой и незаметной подавилась и закашлялась. Из глаз потекли слезы, а Хуан, едва не уронив стул, подорвался помогать несчастной гостье, да как шарахнет своей лапищей мне по спине. Вслед за слезами искры посыпались! Честное слово. Я сорок раз пожалела, что вообще этот злосчастный напиток ко рту поднесла.

– Ой, – спохватился Свет. – Больно?

Продолжая отчаянно кашлять и краем глаза следить за вероятной траекторией его увесистых ладоней, я отрицательно покачала головой. Нет, ну что вы, сударь! Как можно? Я и не заметила.

– Водички?

– Нет, – на этот раз вышло у меня вслух. – Спасибо.

– Это мой сын, Артём.

Я обернулась. Малец стоял в дверях и с отстраненным любопытством за мной наблюдал.

– Привет, – помахала я ему ладонью.

Тём не ответил, только голову слегка вбок склонил, продолжая пристально изучать инородное тело в квартире. Если совсем недавно меня мучил факт странного безразличия мальчика к себе, то теперь смущало откровенное молчаливое внимание. Он словно не на живого человека смотрел, а на новый диван или, не знаю… новые шторы. Что-то не слишком мелкое, вроде тарелки, но и не слишком масштабное, вроде автомобиля.

– Артём хочешь пить, – наконец произнес приятным детским голоском мальчик и обернулся к отцу.

– Воды или чаю? – спросил Свет.

– Или чаю, – ответил Артём, прошел и вновь сел на свое недавнее место.

– С сахаром. Конфет хватит.

– Хватит, – согласился Тём и подвинул блюдо со сладостями мне. – Ешь.

Я оторопело уставилась и на мальчика, и на его отца.

– Спасибо.

– Это? – ткнул в меня пальцем Артём и обернулся к отцу, видимо, вопрошая еще и взглядом.

– Кто это, – поправил сына Свет. – Это Вера.

– Вера. – Поскольку букву «р» он не выговаривал, то прозвучало это как «Вела».

Да, и вообще, насколько я успела подметить за все произнесенные мальчиком реплики, он многие звуки не выговаривал: «ш», «ч», «ю». И это ведь только то, что услышала.

– Рудольф не говорил про внука, – завороженно глядя на Тёма, пробормотала я.

Свет положил руку на плечо сына, уже успевшего потерять ко мне интерес и переключить внимание на кухонную салфетку.

– Рудольф – хороший мужик, – с легкой прохладцей, не отрывая взгляда от макушки мальчика, произнес теперь уже очевидно бывший Динозавр, – но некоторых тем он предпочитает избегать.

Я вдруг ощутила себя чудовищно назойливой грубой сукой, которая позволила себе буквально вломиться в чужую жизнь. Захотелось извиниться, откланяться и сбежать. Сбежать как можно быстрее к своему коту, подруге, родителям, выдуманным романам, зюку, в линзах которого голый Динозавр глупо и примитивно прожигал свое время. Вселенная из окон этой квартиры мне не нравилась, она была не такая, страшная, она пугала. Мой мир, он не такой, он… он…

– Больше не выкладывали? – спас меня от подступающей паники Свет.

– Нет, – ответ вышел поспешным, а голос хриплым.

Рудольфович сощурился, отчего в уголках его глаз собралась сеточка мимических морщин.

– Если хочешь, иди, – с мягкой доброй улыбкой проговорил он.

– Нет! – вот теперь я запаниковала. Как часто в жизни женщине хочется, чтобы мужчина угадал ее заветные желания. И невдомек мне было, что когда-либо я возжелаю, чтоб мужчина не угадал. – Нет. Я просто растерялась. – Возможно, честность смягчит тот удар, который я сейчас ему нанесла.

Им обоим нанесла.

– Тёмыч скоро спать, а у меня вино есть. Посидим. Помнится, врать ты не любишь.

В который раз за вечер я растерялась?

– А тебе на работу там ничего?

– В воскресенье? – искренне заулыбался Свет. – Чего я там забыл? Завтра у нас карусели.

– Карусели – это здорово, – улыбнулась я в ответ.

Хотя от откровенного равнодушия Артёма к теме обсуждения по-прежнему бросало в дрожь. Дети ведь все и всегда слышат, кругом суют свой мелкий нос. Я, конечно, на эксперта по детям не потяну, но и не в пещере ведь половину жизни провела, чтоб простых постулатов не знать.

– Мультики, – вмешался в наш кривой и неловкий диалог Тём.

– Можно и мультики, – тут же среагировал папа. – Я сейчас, – предупредил меня он и отправился на пару с сыном в гостиную к тому самому плоскому монстру, который мы с Каринкой считали приобретенным исключительно для футбольных нужд.

А вон оно как оказалось. Знала я, что мульты включаются на большом плоском экране, а не на каком-нибудь ноутбуке, благодаря своему любопытству. Сначала последовала за ребятами, а потом тихонечко остановилась на пороге, страшась нарушить гармоничное существование отца с сыном. И меня, как, наверное, любую другую оказавшуюся в такой ситуации женщину, до чертиков интересовало, где их мать. Женщиной тут и не пахло. Совсем и вообще. Более того, мать ребенка никто не пытался помнить. Рамки с фотографиями отражали чисто мужское трио: Рудольф, Пересвет и Артём всех возрастов. Может, конечно, в комнате мальчика есть хоть что-то. Комнату ведь по иронии судьбы я пока еще ни разу не видела: ее окна выходили на левую, солнечную сторону «Пандоры». Зюк быстро раскрыл бы намеки на детство в интерьере.

Тём замер напротив «Смешариков», а Свет развернулся и пошел на меня. Я поспешила убраться на кухню к своему остывшему чаю.

– Маме твоей Тём нравится, – без предисловий ответил на один из моих невысказанных вопросов мужчина.

– Да она, наверное, с порога потянулась к нему с намерением: «Поцелуйки в носик», – я без зазрений совести передразнила мамину интонацию.

Мой собеседник зажмурился и закивал головой, сдерживая смех.

– Ничего, они квиты. Пока она его целовала, он отодрал от ее украшения бусину.

– А-а, – протянула понимающе я, – вот куда делись ее лазурные любимцы. Никогда не разделяла маминых восторгов. Тёму спасибо.

– Да не за что. Обращайся. – Теперь ощущение дискомфорта отступило.