Охотники ночевали в зимухе.
– Снег ночью будет, – сказал Тихоныч, сбросив перед печкой дрова. – И боюсь, что мокрый. Накрылась медным тазом наша охота. Иваныч у нас хоть зайца убил. А мы только время…
– Переходим к водным процедурам, – сказал Коля, доставая из рюкзака бутылку.
– Подожди, Коля, может, обойдется, – сказал Константин. – Обидно: первый раз на охоту пошел, а попал на дежурную пьянку.
– Да не, мы символически, перед сном. Федя!
– Не трожь его, он таблетку принял, весь день зубами маялся, – сказал Тихоныч. – Я тоже не буду, а то потом не остановлюсь. Если завеет, тогда уж…
Сели за стол.
– А что мы есть будем, если завеет?
– Домой пойдем, тут не заблудишься. Ну, а уж если кирпичи с неба будут падать или дождь пойдет, тогда зайца съедим. А потом жребий бросим.
– Э, меня есть нельзя, я курильщик с двадцатилетним стажем.
– Наоборот, копченее мясо вкуснее.
Перекусив, мужики стали укладываться. Спать не хотелось, но и делать было особенно нечего. Юрий Петрович вышел на улицу.
– Надюхе своей пошел звонить, – сказал Тихоныч. – Хоть бы уж поженились, что ли.
– Не выйдет у них ничего, – сказал Коля. – Я бабку Гашу знаю, ей износа не будет. А Надя ее не бросит. Вот ведь досада, одна вредная бабка губит жизнь двум хорошим людям.
– Юра настроен ждать, – покачал головой Константин. – И настроен он серьезно.
– А ты серьезно настроен? – спросил Константина нетактичный Тихоныч. – Ездишь ты к Ире который год. Люди вы немолодые. Сходились бы да жили.
Константин поглядел на деда строго, но решил, судя по всему, не обижаться: было видно, что Тихоныч влез не в свое дело из лучших побуждений.
– Ира привязана к Утятину.
– А ты привязан к Москве?
– Я живу в Подмосковье. К местности я не привязан, и Утятин мне нравится. Но мой бизнес завязан на центр.
– А сколько тебе нужно заработать, чтобы завязать со своим бизнесом? – спросил Коля.
– Деньги в бизнесе – не главное. Есть еще человеческие взаимоотношения и обязательства. Чтобы со всем этим развязаться, потребуется, как минимум, несколько месяцев… а может быть, и лет.
– Да, перспективы у наших невест неясные, – пробормотал Иван Иванович.
Коля, почувствовав, что в воздухе возникло напряжение, попросил:
– Иваныч, рассказал бы ты, чем инспекторшу ущучил.
– Пусть это будет мой маленький секрет.
К этому времени за столом их осталось четверо. Вернулся Юра и, услышав последние фразы, включился:
– Мне, когда Надя рассказала, подумалось, что она просто деньги вымогала.
– Нет, она Елене Игнатьевне мстила.
– А как же вы убедили ее, что не надо этого делать?
– Напугал.
– А чем?
– Знаешь, как немцы говорят? Что знают двое, то знает свинья.
– Клянемся, что никому не скажем! Я своей Машке точно не скажу, иначе весь город будет знать, – сказал Коля. – Да и задним числом Акименко опеку не отыграет.
– Ладно, скажу. Собственно, Елена Игнатьевна сама мне путь подсказала, когда подлеца назвать отказалась. Я Акименко очень простодушно сказал: понимаю, что вы действуете в интересах другой стороны.
– Какой стороны?
– У ребенка есть бабушка и дедушка со стороны отца. Если опека отказала материнской стороне, будем искать отцовскую. Тем более, генетический материал некоторых наиболее подозрительных в смысле морали граждан у нас хранится.
– Какой материал?
– Помнишь, в позапрошлом году групповуха была?
– А, ты про семеновских? То есть, ты имеешь в виду, что там и Борьку ее проверяли…
– Ну да.
– Так это Борька?!
– Это точно не Борька. Но она-то в этом не уверена!
– И на такой мякине ты эту воробьиху провел?
– Не только. Во-первых, она не может быть уверена, что ее сынуля в этой пакости не замешан, потому что знает, что он мерзавец и на все мерзкое способен. Во-вторых, у этих гаденышей родители все непростые. И когда их трясти начнут, они узнают, чьей ретивости обязаны.
– Да, Иваныч, был ты правильный мент, а стал аблакат! – сказал Тихоныч.
– То есть я неправ? – ухмыльнулся Шеметов.
– Почему ты не пристрелил эту пакость?
– Казнь ему Зоина мать назначила. Вот пусть живет и боится, что все всплывет.
– Вань, ты знаешь, кто девочку погубил? И молчишь? – возмутился Коля.