Следи за знаками судьбы

– Лёня, оставь умные программы для глупых сериалов. Я Сашке Огородникову про телевидение сказала, он только отмахнулся, кто, мол, будет на всё на это глаза лупить. Так что дело помощи утопающим – дело рук самих утопающих. Это нам повезло, что в тот день в городе День волонтёра праздновали, и телевидение приехало. Вера из редакции к ним позвонила, и они обещали нас допустить к отснятым материалам. Утром за нами Серёжка Кузнецов заедет, он на базу за товаром собрался, попутно нас на Уремовское телевидение закинет. Лёня, сидишь дома, за ворота носа не кажешь. Мы вдвоём… Ань, ты тоже? Значит, втроём будем искать на записях Борькину машину, Борькину рожу и Борькиных приятелей. Я думаю, что где-нибудь они засветились.

Когда гости ушли, Лёня спросил:

– Ба, они реально уборщица и санитарка?

– Анна Ивановна всю жизнь в больнице. А Таисия Андреевна в прежней жизни завуч педучилища, отличник просвещения. Когда в девяностых педучилище наше закрыли, пришлось ей и кондуктором на городском автобусе кататься, и челноком мотаться, и на рынке овощами с огорода торговать. На руках мать, две дочери да внучка от старшей сестры. Покрутилась и пришла к выводу, что место уборщицы самое надёжное. Пока дочерей замуж не выдала, умудрялась в четырёх организациях убирать.

Утро обещало жаркий день. Наталья Алексеевна надела панамку, взяла за руку Сашу и направилась к воротам. Лёня двинулся следом. Переходила Храмовую, направляясь к ним, Анна Ивановна, тоже в панамке и очках, только затемнённых. С другой стороны из калитки вышла Таисия Андреевна. Эта была без очков, в светлой разлапистой кепке-четырёхклинке с широким козырьком и с петелькой на макушке. Подъехавший на микроавтобусе водитель вышел, чтобы открыть им дверь, поглядел на их сосредоточенные лица и заржал:

– Вам ещё бы трубки в зубы! Следствие ведут колобки!

Лёня тоже засмеялся. Действительно, похожи бабульки на мультяшных героев!

– Бабушка, возьми меня на телевизор, – заныла Саша.

– Никак нельзя, Сашенька, телевидение полиция охраняет, – ответила ей Таисия Андреевна. – Зато ты в садик на автобусе подъедешь! Лёня, калитку закрой на засов!

Завалившегося на террасе после обеда Лёню разбудил дверной звонок, стук в калитку и весёлые голоса. Надвинув шлёпанцы, он заспешил к калитке. Едва он отодвинул засов, как створка распахнулась, ударив ручкой по забору. Бабульки, галдя, вступили во двор:

– Всё, Лёня, порядок, празднуем, – сказала Анна Ивановна, стукнув бутылкой красного вина по столу. – Это тебе для повышения гемоглобина, а нам для поддержания сил!

– Анна Ивановна у нас автор решающего гола, – выкладывая на стол свёртки и пакеты, ухмыльнулась Таисия Андреевна. – вот, возьми флешку из сумки, а то у меня руки в селёдке.

– А Таисия Андреевна – играющий тренер, – спускаясь с крыльца с стопкой тарелок, вступила в разговор бабушка. – Как я вам благодарна! Все молодцы, теперь нужно, чтобы полиция приняла наши находки и по городу об этом узнали.

– Радио подключим, – вытирая руки, сказала Таисия Андреевна. На недоумённые взгляды Трашкиных пояснила. – Есть у нас такая баба, Анька Кузнецова по кличке Радио. Специалист по части информации. Если, допустим, что-то на заборе написать, не всякий читать станет. А Радио тебе это расскажет, даже если ты слушать не хочешь.

Потом они обедали во дворе, а Лёня сидел с бокалом вина за ноутбуком и просматривал привезённое. Таисия Андреевна умудрялась одновременно есть, заглядывать ему через плечо и комментировать изображение на экране:

– Во, это номер задний Борькин! Анька как наткнулась, так сразу завизжала… а чего тут непонятного? Видишь, в правом углу батуты? Это за спортивным пляжем… и время видишь? В Конях они с утра были, держи карман шире! Так вот, когда этот Витя, что нам их записи просматривать дал, на визг Анькин прибежал, мы ему объяснили, как это для нас важно. Вот, ты следующую папку открой, это с регистратора. Он ведь, какой молодец, догадался, что если их автобус за Борькой ехал, то машина могла мимо тех сосен проехать, где тебя свалили. А они, представляешь… вот, останавливай! Нет, назад! Ага, себя видишь? Эти придурки тебя из машины вытаскивают! Борьки, правда, не видать, но этот обалдуй Кожевников, Борькин кореш… ага, попались, щенки, – оглядела стол и вздохнула. – Эх, сейчас бы добавить моей смородиновой! И огурцов у меня дома туча, а сходить не могу! Мать из дома не выпустит. До чего же въедливая! В том месяце мы Варькину днюху отмечали. Решили без мужиков. На мысу за богадельней гуляли. Ели, пили, в озере плескались. Вечером мужние жёны уже перед вторыми своими половинами оправдались, а я от бабки никак не отобьюсь! Дважды вдова на восьмом десятке, а до сих пор перед матерью отчитываюсь!

– Так это же прекрасно, Таисия Андреевна, – вздохнула Наталья Алексеевна. – Сейчас бы мама моя меня бы отругала, а потом по головке погладила! Я с тринадцати лет сирота.

– Да, Наташ, горька доля сиротская, – подпершись рукой, сказала Анна Ивановна. – Я после школы в больницу санитаркой, потому что мама болела. А хотела на медсестру выучиться. Замуж уже сиротой выходила. Так ещё свекровка-змеиная головка меня этим упрекнула. Безродная, мол. Потом дочь родилась, потом муж запил, потом свекровь слегла. Так всю жизнь с тряпкой да в дерьме.

Вечером зашёл Огородников. Наталья Алексеевна думала, что из-за записей, но нет, он и не знал. Как же так, Витя же на электронную почту сбросил! Оказалось, это у следователя, а он в другом учреждении. Ну, показали и ему. Полицейский обрадовался искренне: наконец-то попались эти мажоры безмозглые, насколько спокойнее в городе станет, если их закроют! А пришёл он сказать, что на Галин телефон позвонил её дядя. Узнав о смерти племянницы, спросил, когда тело доставят в Архангельск. Огородников сообщил ему телефоны внука и бабушки, сам пытался им позвонить, но оба оказались недоступны. Тут Наталья Алексеевна спохватилась, что как в Доме печати отключила телефон, так больше и не вспомнила о нём. А Лёня с утра в наушниках за компьютером сидел, телефон и не трогал, он у него на журнальном столике у дивана с вечера, а дома душно…

О дяде Лёня знал мало. Вроде бы, двоюродный. Родня не близкая, поэтому в глаза его не видел и ничего о нём не знал. На свадьбе? Так не было свадьбы, расписались и посидели вчетвером в ресторане со свидетелями. Потом через пару дней на работе поляну накрыли в обеденный перерыв – и всё. У Лёни это второй брак, а Галя почему-то торжества не захотела, ну, он и не настаивал. Ещё удивительно, что она в день свадьбы кремовое платье надела, а то у неё просто патологическая страсть к чёрной одежде была. Звонить ему? Зачем? При чём тут Архангельск? Галя родом откуда-то с Урала, какой-то маленький городишко, он не помнит, надо в паспорте посмотреть. Если родители изъявят желание, то Лёня поспособствует отправке тела на родину. А в Архангельск – зачем? О родителях Галя не говорила. Она, как и Лёня, в интернате выросла.

Когда полицейский ушёл, Наталья Алексеевна долго собиралась с духом, прежде чем спросить:

– Ты вырос в интернате?

– Бабушка, ты что, не знала?

– Лёня, я о твоём существовании узнала пять лет назад!

– А откуда узнала?

– От Анны Ивановны. Она ведь мать одноклассницы твоего отца. Тоня закончила наше областное медучилище, потом познакомилась с моряком, вышла замуж и уехала к нему в Архангельск. Работает в травматологии. Когда Моника в аварию попала, её фамилия Тоню зацепила. Нас ведь не так много, Трашкиных-то. Трошкины, Трушкины чаще встречаются. Она тебя расспрашивала, откуда ты.

– Теперь вспомнил! Мне Анна Ивановна знакомой показалась, потому что я дочь её видел!

– Да, они похожи. Дочь такая же пухлая, круглолицая, грубоватая и неравнодушная. Поняла, чей ты сын, и матери позвонила. А она – мне: так, мол, и так, у тебя правнучка родилась, мать её в аварию попала, прокесарили на восьмом месяце, мать в травме, ребёнок в областной детской больнице. Я даже не поняла, кто из вас… я подумала, что Моника моя внучка. Кинулась в соцсети смотреть. Когда увидела вашу свадебную фотографию, поняла, что внук – ты. Ты же на одно лицо с матерью своей. Тоня мне твоей номер дала, я СМС послала…

– Да, я помню: «Лёня, я твоя бабушка Трашкина Наталья Алексеевна, если тебе нужна помощь по уходу за женой и дочерью, звони». Я тогда растерялся.

– Ну, понятно, родители сказала, что я спилась ещё двадцать лет назад, а я жива!

– А когда ты приехала, я вообще завис. Ты же совсем не старая! Бабушка, а если бы ты знала, что я в интернате рос, ты бы меня забрала?

– Господи, Лёня, я же тебе говорила, что во мне это навсегда: детей нельзя бросать. Жизнь моя на несколько лет раньше обрела бы смысл! А как это случилось? Ведь они живы? Ну, твои родители? Я ведь о них ничего не знала с тех пор. Где, как жили?

– Живы. Разошлись, когда мне было одиннадцать лет. Я остался с матерью. Жили мы тогда в Холмогорах. Отец уехал вроде бы куда-то под Москву, оттуда алименты приходили. Мать вышла замуж, и через полгода они меня определили в школу-интернат в Архангельск. Я сначала плакал, домой просился, потом перестал. Первое время на каникулы забирали, потом не стали, когда у них сын родился. В лагерь летом определяли на все четыре смены. После школы в универ поступил. У нашего интерната шефы были богатые, они нам кабинет информатики шикарный оборудовали. У меня это дело очень пошло, поэтому я в одиннадцатом классе уже у них подрабатывал. Студентом не бедствовал. И я ко второму курс уже с Моникой сошёлся. Встретились случайно, так обрадовались друг другу, что больше не расставались. Мы раньше были знакомы, она у нас тоже с младших классов, её тётка сдала в интернат, когда мать умерла.

Гештальт-терапия

Всё с вечера к поминкам приготовлено, и с утра Наталья Алексеевна даже картошку почистила и залила водой. Когда Татьяна Ивановна пришла, она только головой покачала: уж эту малость она бы и сама сделала. Тут поминающих-то будет всего-ничего: вдовец, хозяйка дома, трое соседок, Анна Ивановна и дядя покойной. Похороны пришлись как раз на девятый день, раньше тело полиция не выдавала. Беспокоил и раздражал предстоящий приезд дяди. Он позвонил Лёне, тот как-то растерялся. Мычал невнятно, оправдывался. Бабушка протянула руку за трубкой. В вибрирующую от быстрого монолога дяди трубу она вклинилась сухим приветствием и спокойным перечислением аргументов: Архангельск – не родина Гали, если же тело родители потребуют доставить на фамильный уральский погост, то пришлите сопровождающего, у Лёни после отравления и травм постельный режим. Средствами Трашкины поучаствуют. Как, удивился дядя, Лёня не поедет в Архангельск? Даже не дрогнув ни лицом, ни голосом она ответила, что в ближайшие месяцы он будет поправлять здоровье здесь, а работать по возможности удалённо. Длинная пауза, а затем дядя пробормотал «Я перезвоню» и отключился. На недоумённый взгляд внука она ответила:

– По разговору понятно, что ему не покойница нужна, а ты. Или прибить тебя за свою кровиночку, или кровиночкино наследство поделить. Галя богата?

– Ничего у неё нет… не было! Работала в крутой конторе, но мелким клерком, жила от получки до получки. Ни золота, ни бриллиантов, ни жилья, ни образования.

– Вот и понаблюдаем. Если его интерес велик, перезвонит. А я теперь вижу, внучок, в чём ты на меня похож. Ненаходчив и неконтактен. Мы же обсуждали похороны, и ты говорил вполне здравые вещи. Что же при разговоре с этим дядей соображалка тебя покинула?

– Как-то растерялся…

Дядя перезвонил, чтобы сообщить, что вылетает вечерним рейсом до Новогорска. И вот теперь они в ритуальном автобусе стоят при въезде в областной центр и ждут, когда он подъедет. Через десять минут терпение лопается, как ни странно, у Натальи Алексеевны. Она говорит:

– Ну вот что. Я вон там под козырьком остановки присяду, а вы поезжайте и действуйте по графику: сначала в областную судмедэкспертизу за телом, потом на отпевание. Дождусь гостя и на такси подъедем в Христорождественскую церковь.

Таисия Андреевна подымается следом:

– Ань, справишься без нас?

Анна Ивановна с готовностью кивает.

Они сидят в тени с мороженым в руках и говорят о том, о сём. Таисия Андреевна осторожно переводит разговор на сегодняшние события:

– Почему здесь отпевают?

– Анна посоветовала. Сказала, в нашем-то храме полгорода соберётся… после всех-то разговоров…

– А правда! Молодец Анька. А теперь скажите, что за дядька, почему вы раздражаетесь так?

Наталья Алексеевна вздыхает и пытается объяснить. Соседка сочувственно кивает, но видно, что сомнений её не разделяет. Однако обещает «прощупать этого перца».