А если снова с чистого листа

Бабки ответили визгливым хохотом. Усмехаясь, Альбина двинулась дальше по коридору. Старые как малые. Эротику они вслух читали, ну надо же! Да пусть хоть матерятся, лишь бы не дрались и не плакали. Тут не так уж много одиноких, у большинства и дети, и внуки в наличии, только не нужны старики никому. У большинства и жильё есть… то есть было. Вот ради жилья для подросших внуков детки и упекли старух сюда.

С дедами по-другому. Есть и среди них такие же несправедливо обиженные, но чаще мужики получают по заслугам. Как седина в бороду и бес в ребро, решил уйти к молодой, а когда занемог, она выгнала. А старая семья не принять вправе. Или кичился своей мужской свободой, а на старости лет оказался одиноким. Алкаши и наркоманы, как правило, до дома престарелых не доживают. Но ещё довольно много среди здешних обитателей тех, кто смолоду по тюрьмам… вон, кстати, один из таких.

– Эй, Володенька, что у окна застрял? Давай-ка я тебя сопровожу в столовую!

– Привет, сестрёнка, – белозубо засиял он при виде её. И как только умудрился сохранить их при такой «весёлой» жизни. – Я на снег загляделся. Как же радостно на душе, когда грязи не видать! А до столовки я на своём кабриолете сам доеду, занимайся своими делами, Альбина Васильевна.

Развернулся на инвалидной коляске и поехал в сторону столовой. А Альбина поспешила к девятнадцатой палате, где сегодня штукатурка с потолка упала.

Это землячки, сестрёнки Маша и Саша её сюда сосватали. Когда Альбина поделилась своей историей с Машей, она обратилась за советом к сестре. А та в Вознесенской сельской администрации специалистом работает. Вот и предложила ей в доме-интернате для престарелых и инвалидов должность санитарки-уборщицы, но зато с предоставлением комнаты. И смотрела так выжидающе, наверное, думала, что бывшая бизнес-вумен её обольёт презрением. Но Альбина только плечами пожала: «Давай попробуем». А когда узнала, где эта богадельня находится, смехом закатилась: в усадьбе Веневитиновых! После некоторой паузы к ней присоединилась Маша, сквозь хохот пытаясь объяснить сестре юмор ситуации. Альбина ещё удивилась, как при обычной для сельской местности безработице там образовалась вакансия. Александра объяснила, что до областного центра всего двадцать с небольшим километров, так что селянки предпочитают на работу в город ездить, а не из-под старичья дерьмо выгребать.

Саша лично отвезла её на новое место работы и жительства. Усадьба поразила: почти трёхметровой высоты кованая ограда между выложенными из камня цилиндрическими столбами, завершающимися конусообразными куполами. А у главных ворот усадьбы вместо столбов сторожки по обе стороны, только одна приспособлена для охраны, а вторая полуразрушена. А за оградой в отдалении дом, даже не дом, а дворец с островерхой крышей и стрельчатыми окнами. От ворот дорога к гигантскому крыльцу петлёй проходит, можно на транспорте въехать по кругу впритык к порогу, а можно пешком по прямой к крыльцу по ступенькам подняться. Над крыльцом большой балкон с коваными перилами. Едва увидела Альбина такую красоту, так и представила себе, как кареты въезжают во двор усадьбы, подъезжают к выходу справа, пассажиры выходят, а карета продолжает свой путь влево, сделав оборот и следуя к конюшням. Может, их так много, что они выстраиваются друг за другом в ожидании, когда впереди стоящие разгрузятся. Отъезжает освобождённая карета, подъезжает следующая, лакей дверцу распахивает, дама, придерживая пышные юбки, ступает на откидную ступеньку кареты, за ней молодой человек в гусарском мундире. А на балконе хозяйская дочь, накинув на плечи шаль, высматривает, кто приехал, не суженый ли её?

От внутреннего убранства, конечно, ничего не осталось. Внутри это было похоже на больницу и ни на что более. Даже старинные отшлифованные каменные плиты пола первого этажа вписались в интерьер казённого учреждения, подчёркивая его стремление к тому, чтобы здешние обитатели не оставляли следов, а если оставляли, то их легко было бы стереть.

Директор дома-интерната Анастасия Ивановна, маленькая хрупкая старушка с прозрачными бледно-голубыми глазками-льдинками, внимательно вгляделась в Альбинино лицо, с которого, кажется, ещё окончательно не сошли следы её приключений, скользнула по фигуре, медленно проглядела все документы и спросила:

– Прячетесь?

– Да, – ответила она не задумываясь.

– От отца ребёнка?

– Наоборот.

– Всё правильно, – подытожила эта странная старушка. – Богадельня – последнее место, где будут искать беременную. Будете моим заместителем по хозяйственной части.

– Почему? – вырвалось у Альбины.

– Вы – специалист по строительству, а у нас вечный ремонт. И ещё… я видела, как вы глядели на это здание. Вы его уже полюбили. Надеюсь, вы и контингент наш полюбите, хотя таких любить тяжело, почти невозможно.

Конечно, невозможно! Обидчивые, скандальные, агрессивные, драчливые, жадные, завистливые, неряшливые, лживые. Если в людях всё это может присутствовать, но с этим борются, и даже при наличии всех этих черт находятся те, которые такого субъекта принимают, а ребёнком даже умиляются, то в стариках это вызывает отвращение. Она честно сказала об этом Анастасии Ивановне через несколько дней.

– А ты разговаривай с ними, – ответила она. – Они обидчивые, потому что их много обижали, агрессивные – потому что обидчикам надо противостоять, жадные – потому что всего лишены, завистливые – потому что обездоленные, неряшливые – потому что немощные, лживые – потому что их правда страшна. Ты ведь маму свою любила? А представь её здесь.

И Альбина стала разговаривать и даже записывать их истории. Это поразительно, но с некоторыми она после длительных разговоров почти сроднилась. Например, потрясающе бодрая, почти в дугу согнутая старушка Аграфена Михайловна с восторгом ей сказала:

– Аленька, люди счастья свово не понимат, мы ведь тут живём как цари! Тепло, светло, хлеба вдосталь, да мяконький какой. Побаниться всегда можно, хоть кажный день. Пол за тобой притрут, поесть дадут да посуду за тобой приберут! Дед Тишка каженный вечер на гармошке играт. Телевизер у колидоре красивый какой. У меня, вишь, ручки даже беленькие как у барыни стали.

А послушав, как жила она до того, как сельская администрация силком, можно сказать, отправила её сюда, Альбина чуть не разревелась. Жила одинокая бабуля в покосившейся щелястой избушке в деревне, где с десяток изб всего жилых, а в них либо старики древние, либо алкаши конченные. Хлеб раз в неделю привозили сюда с автолавкой, так что свежий ей как праздник, больше сухари размачивать приходилось. Питалась с огорода, зимой, считай, картошкой да соленьями. Пенсия у неё, наверное, не самая маленькая была, да лихие соседи отбирали. Когда уезжала Аграфена Михайловна, оставшиеся в деревне старухи причитали, как на смерть провожали. А старуха второй год здесь живёт и здешней жизни радуется.

Ещё одна оптимистка, тоже на жизнь не жаловалась. Эта лежачая. Рассеянный склероз. Поступила сюда уже обездвиженной, только одной рукой ещё пользовалась. За несколько лет, проведённых здесь, и эту способность утратила. Лежала на спине, только головой малость крутила. Зато ясность ума сохранила, и память чиста была на редкость. Ей единственной директор телевизор в палату поставила, и комментарии старухи по политическим событиям Альбину иной раз вводили в шок. А прочие бабки негодовали по поводу этого палатного телевизора и завидовали ей жутко.

С дедами разговоры были не столь интересными. То ли люди такие, рабочие и крестьяне преимущественно, то ли разговорить их она не умела. А задружила она внезапно с одноногим мужиком из уголовников. Весь в наколках, смотрит волком, с малолетки по тюрьмам, и видно, что мужик опасный, и окружающие его боятся. Но фамилия у него Бережков, так что не сдержала Альбина любопытства и спросила как-то:

– А ты не из тех ли Бережковых, которые из Бережков? Я почему спрашиваю, моя девичья фамилия Бережкова.

– А ты из Бережков, что ли? – недоверчиво спросил он.

– Нет, я из Пружинска, а вот папа мой был из Бережков родом. Он говорил, что в Бережках все либо Бережковы, либо Туминские.

– Ну-ка, а кого ты в Бережках знаешь?

– Да я с детства там не была, папа умер почти тридцать лет назад, и уже тогда родни в Бережках близкой не оставалось. Вот помню, тётя Шура там у кладбища жила…

Они надолго сцепились языками, перебирая земляков. И Володька Бережков этот подвёл итог разговору:

– Похоже, через ту бабку или другую тётку родня мы с тобой. Может, четвероюродные, может, пятиюродные. Словом, не чужие, деды наши на одном плетне онучи сушили.

И стал звать сестрёнкой. Общались, иногда просто парой слов перекидывались, иной раз присаживались поболтать. Ничего конкретного он никогда не рассказывал, просто «за жизнь перетирали».

Хоть должность Альбины называлась солидно – зам директора по хозяйственной части, фактически трудилась она за разнорабочего. То щели в стене заштукатурит, то половицы переберёт, то тумбочку развалившуюся склеит, то розетки заменит. В общем, вернулась к тому, с чего начинала в молодости. А ещё стала она спонсоров выискивать. «Ну что, побирнёмся?» – спрашивала она у директрисы и садилась за казённый компьютер.

Первого она поймала в областном управлении социального обеспечения. Завозила туда бумаги из дома-интерната и наблюдала, как руководящие дамы его «окучивают». Узнала, вернее, догадалась, кто он такой. Тоже строитель, только несопоставимый по масштабу со Смирновым. Его фирма промышленным строительством занималась, причём не только в своей области. Догнала уже за выходом и сказала:

– Игорь Николаевич, я слышала, как здешние дамы вас на предмет помощи обездоленным детям раскручивали. Только ведь детям почти всякий помочь не откажется. А вот обездоленным старикам редко кто помогает. Я из дома-интерната для престарелых и инвалидов. Вашей фирме к остановке около него крышу из отходов пришпандорить – как комар начхал. А моим старичкам и редким посетителям очень бы комфортно было автобуса дожидаться.

Импозантный мужик развернулся, скривил рот на толстую бабу в потёртом зимнем пальто и повязанную платком:

– Мы знакомы?

– Ну что вы? Так, слышала.

– Куда ехать?

– Пригород. Не доезжая Вознесенского пару километров, знаете?

Водитель, выглядывающий в окно, наверное, в навигаторе выяснил:

– Двадцать три кэмэ.

Игорь Николаевич открыл перед ней дверцу:

– Поехали!

По дороге почти молчали. Только Альбина интернатскому водителю позвонила, уточнила, разгрузился ли, предупредила, что за ней заезжать не надо. А когда повернули с шоссе к воротам, шофёр свистнул:

– Ух ты!

Вышли, осмотрелись. Большой босс в деле понимал, сразу спросил:

– Вы хотите эту развалину плитой сверху закрыть?

– Ну да…

Походил, сказал, что подумает. Она из вежливости предложила по усадьбе прогуляться, он кивнул. Махнула охране, чтобы ворота открыли.

В дверях их встречала Анастасия Ивановна. И как она умудрялась всегда всё видеть? Альбина быстренько представила их друг другу и шмыгнула в коридор. Она, уже переодевшись в рабочий халат, пристреливала к стене кронштейн для телевизора, когда в палату вошли предполагаемый спонсор с водителем в сопровождении директора.