Касаясь Пуст0ты

– Что вы, мистер Юкнайт! «АрКейну» не нужны такие люди, как Уорен.

– Такие – «это какие»?

– Которые не готовы к ответственности.

– А такие, как вы? Вы кажетесь мне ответственной женщиной.

– Я ответственна перед Полисом и магистром, перед своей семьей. Поэтому я сообщила безликим о муже, как только увидела его с проколотой рукой. Я не стала его ни о чем спрашивать или пытаться остановить.

– Это бы не помогло. При попытке взлома чип подает сигнал в центральную систему. За ним бы пришли и без вашего звонка. Но я хочу поблагодарить вас за честность и проявленную смелость. Вы защищали свою семью и других людей, как велит министерство.

– Спасибо.

Я отпустил ее руку, и она устало прислонилась к спинке стула.

– Я могу идти, мистер Юкнайт?

– Конечно.

– Миссис Гибсон, – Она замерла в дверях, тем самым преграждая путь стоящим в коридоре,– в одном вы не правы. «АрКейну» как раз нужны люди, которые бегут от ответственности. Но ваш муж не такой.

– Это уже неважно.

– Правда?– Взгляд ее изменился. Если бы время не поджимало, а чужие вздохи не подгоняли, она бы нашла, что ответить, а так молча удалилась, сдвинув шляпу на лоб.

Следующие пять человек шли сплошным потоком, и все, как один, повторяли: «Уорен не думал об «АрКейне»…Уорен не говорил об «АрКейне»…Не припомню ничего, связанного с «АрКейном»».

Я спрашивал об «АрКейне» столько раз, что под конец начал запинаться, а порой, вовсе забывать слова. Стабильность, к которой стремится общество, для Гибсона была сродни удавке. Время от времени он пытался ослабить хватку, хотя особенно тугим узел на его шее не был. Он позволял себе больше свободы, прекрасно сознавая, чем всем может обернуться. Он сознавал и принимал, прежде всего, свою развязность и некоторую безответственность.

Он не был многоликим, который пытается оправдаться за оказанное ему доверие, за возможность жить среди других, а не быть ими уничтоженным. Он родился, когда Корпорация терпела упадок. Пусть и недолго, он был частью того общества, чувствовал его настроения, впитывал его ожидания.

И как бы абсурдно это ни звучало, именно таким, как Уорен, сложнее всего принять нынешнюю систему. А ведь именно они воспитывают новое поколение, поколение, которое рождено в одной системе, но испытывает странное влечение к другой; причем не к лучшим ее сторонам.

Если бы я не стал чтецом, думал бы я об этом так же часто? И думаю ли об этом именно Я? Или все это они, люди? Особый вид людей, с которыми я ежедневно сталкиваюсь? Гибсон пытался извлечь чип, потому что не хотел наступления последствий; потому что ходить по краю и одной ногой оказаться в пропасти не одно и тоже. Азарт исчезает, и появляется чистый страх. Боязнь больше не увидеть пропасть издалека, а полностью оказаться в ней и затянуть туда других. Такой вот парадокс.

Я развернул кресло к окну и уперся взглядом в министерство Связи. Между зданиями всего пара километров, а, кажется, будто я смотрю на высотку на окраине города. Либо туман все искажает, либо допрос (последствия всегда разные; никогда не знаешь, чего лишишься на этот раз – чувствительности в руке или зрения).

В какой-то момент с крыши здания скользнула черная точка и устремилась вниз. «Должно быть, птица», – пронеслось в голове вместе с мыслями о дожде, который вот-вот должен начаться.

Расслабление, которое я надеялся получить от своего мини-отдыха, никак не наступало. Я еще сильнее захотел раствориться в кресле и желательно перестать чувствовать тело вообще. Любое движение, даже самое простое, срабатывает как катализатор, поднимает скопившуюся боль, усталость, но, что хуже, «неудобство». Неуютность, которую испытываешь, находясь в собственном теле. Будто колючий свитер, который нельзя снять.

Постепенно я начал погружаться в сон, но звонок телефона быстро вытащил меня из дремы. Я схватился за трубку, едва успев собраться с мыслями. Вместо четких фраз наружу вышло бессвязное бормотание. На линии продолжали молчать, и я тоже взял небольшую паузу, чтобы оторвать язык от неба.

– Только не говори, что в списке свидетелей появился кто-то еще.

Я не ожидал услышать никого, кроме Дианы, но, когда в трубку пробился голос отца, мне хотелось только одного – положить телефон. К его звонкам, как и допросу, невозможно быть полностью готовым.

– Значит, ты уже закончил с теми, что были?

– Да, мистер Юкнайт.– На линии послышался шорох, как если бы отец что-то искал и не мог без этого продолжать разговор.

– Тогда собирайся, для тебя есть работа. – Прежде чем я успел возразить, он добавил: – С отчетами разберешься позже. Я не стану тебя торопить.

– Что за работа?

– Такая же, как и всегда. Допросить и найти того, кто лжет. Тернер расскажет тебе подробности на месте.

– Начальник безликих лично курирует дело?

– Да, того требуют обстоятельства.

– Хорошо, я сейчас поеду в министерство и…

– Оу, нет. В министерство тебе ни к чему. Случай особенный. Тернер ждет тебя в министерстве Связи. Когда закончишь, будь добр, зайди ко мне.

– Как скажете, сэр.

Дела с участием главы министерства предполагают особую серьезность проступка. Я попытался развить мысль дальше, оформить ее в нечто более ясное и конкретное, но ничего не вышло. Одновременно идти и думать оказалось слишком сложно. Я оставил все мысли, кроме тех, что толкали тело вперед, и вышел из кабинета.

До министерства я добрался быстрее, чем рассчитывал. Уже на развилке меня ждали первые безликие. Они оградили проход и останавливали каждого, проходящего мимо, для идентификации. Начну пробираться через толпу и еще больше встревожу всех этих людей(разговоры они ведут итак не самые обнадеживающие). Очередь стремительно продвигалась вперед и в какой-то момент, я услышал:

– Вашу руку, сэр.

Я поднял правую ладонь так, чтобы безликие могли увидеть инициалы и должность на приборной панели.

– Можете проходить.

Министерство оцепили со всех сторон. Куда бы я ни повел взглядом, везде белые маски, нашивки с номером отряда на рукавах формы. Связисты, будто мухи, столпились у окон, выискивая причину своего заточения. Они, как могли, окидывали взглядом территорию, а то, что не получалось охватить самим просили оценить соседа. Они словно играют в морской бой, выискивают очередную точку для удара и, промахиваясь, с еще большим энтузиазмом переходят к новой цели.

Тернер стояла недалеко от входа и раздавала указания безликим. В сумраке дня ее и без того темная кожа казалась угольной. Из-за дождя волосы липли к лицу и черными прядями спадали на глаза. Как глава министерства она могла бы отказаться от формы, но я не помню и дня, когда бы Тернер сменила мундир безликого на что-то более обыденное.

Мое появление заставило ее отвлечься разве что на секунду. Она недовольно повела взглядом и снова вернулась к разговору.

– Значит, Роб прислал тебя…Ну, пойдем.

Мы обогнули здание с левой стороны и вышли к причине всеобщего беспокойства. Из-за того, что тело прикрыли тканью, воображение лишь сильнее разыгралось. Я поднял взгляд вверх, пытаясь найти этаж, с которого был совершен прыжок или падение (с подробностями разберемся позже), но пробудившаяся головная боль заставила меня вернуться к тому, что на земле.

Осколки, кровь, чьи-то следы. За какие-то полчаса все это настолько въелось в асфальт, будто кто-то нарочно топтался здесь ногами. Тернер указала безликим на ткань, и те услужливо потянули с двух сторон и обнажили, так сказать, содержимое.

– По предварительным данным, этот человек пытался взломать систему и установить соединение с источником на стороне. Если бы ему удалось, «АрКейн» получил бы доступ к звонкам министерства, ко всем межведомственным сообщениям, поступающим напрямую от руководства. Они бы узнали о всех наших передвижениях, перестановках в армии, защитных механизмах.

Я не услышал и половины из того, что она сказала. Я не мог заставить себя воспринимать что-то, кроме Фила и его растекшегося по асфальту тела. На мгновение я почувствовал себя отделенным от всего, что происходило вокруг. Но то была лишь секунда. Мгновение пустоты, в котором не было печали или боли.

Я просто стоял и ждал, как стою и жду каждое утро автобус. Жду, а он не приходит или отстает на пару минут. Это неважно; оно перестало быть важным очень давно. Я не знаю, когда смерть стала для меня обыденностью. Когда я успел отделить своего лучшего друга от тела, лежащего передо мной? И был ли он вообще мне другом? Или же я стал слишком далек от людей, будучи постоянно «в них»?

Теперь понятно, почему отец отправил именно меня и что за разговор нас ждет по окончании.

Да, это твоя лучшая шутка, Фил…