Девочка (не) Джеймса Бонда

– А можно мне тоже простить ипотеку? – вмешался в разговор таксист.

– А можно я тебе рога подпилю, чтобы ты не борзел? – Кит наклонился к машине и заглянул водителю в глаза.

– Не, не нужно. Они у меня не такие и длинные, – водитель завёл мотор. – Я как-то и попривык уже.

– Тогда донашивай, как есть, – великодушно разрешил Кит.

Немного подумал, подошел к моему окну, наклонился и шепотом спросил:

– Я не понял: ты живешь одна, что ли? Этот адрес, что я дал таксисту, это адрес родителей?

– Ну да, я с бабушкой живу в Москве. А родители в элитном поселке под Москвой. Но отчим требует, чтобы мы каждую неделю изображали счастливую семью. К нему приезжают друзья с работы. И он им демонстрирует семейные скрепы. А мне скучно до тошноты.

– А со мной весело? – недоверчиво спросил он.

– С вами – да, Никита Ильич. Поэтому я и подумала: не пригласить ли вас?

– Благодарю вас, Анна Владимировна. С удовольствием бы посетил ваше загородное родовое гнездо, но, к сожалению, очень стеснен во времени. А потому вынужден откланяться. Не обессудьте! Всего хорошего!

Стальной

Поспать он так и не успел. Наскоро принял душ, с сожалением посмотрел на кофеварку. На кофе времени не было. Он оделся, по привычке заправил постель. Она пахло ванилью и еще чем-то пушистым, розовым и очень девичьим. Стальной вспомнил, с каким серьезным лицом Аня объясняла ему, что ее рюкзак в виде сморщенного зеленого Чебурашки, которого она называла Малышом Йодой – это раритетная вещь. Стальной не выдержал и расхохотался. Он привык к женщинам, которые раритетом считали бриллианты. А эта малолетка носится с игрушкой. И слово какое: мандалорец! Рядом с приличными людьми и не произнесешь. Что интересно: девчушка явно не дура. Хорошо образована, язык подвешен. Но в маленькой попе играет пионерская зорька. Какое счастье, что он с ней не замутил, хотя бес в ребро его активно к этому подталкивал. Вот был бы номер, когда Стальной на праздники, вместо того, чтобы дарить украшения, дарил бы ей чебурашек с нее ростом, букетики цветов в виде сердец и прочую ерунду розового цвета.

– Ядрен батон, какой лютый пушной зверь песцовой породы! – пробурчал Стальной, отпирая дверь.

3 глава. Сюрприз от стервы

В конторе все уже собрались на совещание. Стальной чудом умудрился не опоздать. Он зашел в кабинет и окинул его быстрым взглядом. Полный комплект: военные, коллеги из трех зарубежных контор и невысокий полноватый мужчина с круглым лицом. Он выглядел добродушным дядькой, который регулярно ездит на рыбалку, ходит за грибами и солит огурцы со своего огорода. Такой Маринуй Иванович. И вполне мог бы это всё делать, если бы не был советником по особым поручениям президента Российской Федерации.

Все ждали только Стального – главного куратора операции. Нужно бы ещё оркестр у входа и цветы. Стальному категорически не нравилось такое количество вовлеченных структур. Но новый шеф конторы обожал совместные операции в духе времени: мы, мол, теперь друг другу не враги, потому что нужно объединяться против одного главного врага – мирового террора во всех его разновидностях.

– Доброе утро, Никита Ильич, – пропела Рухама, ехидно улыбаясь. – Надеюсь вы себя хорошо чувствуете?

– Вашими молитвами, Рухама, – улыбнулся Стальной и сразу же

приступил к делу.

Вывел на экран ноутбука фото главной кандидатки, отобранной из десятков других, и включил трансляцию на огромный монитор, занимающий всю стену.

– Вот она, – Стальной повернулся к монитору. – Наталья Свиридова. Мама – русская. Папа – арабский студент. Христианин из Ливана, светлый и голубоглазый. Мама типично славянской внешности из серии: "Не дошли монголо-татары". Поэтому девушка получилась беленькая, но с очень интересными чертами лица. Это и есть тот самый и единственный тип женщин, который любит Амин Аль-Ваффа. Все три его предыдущие любовницы были итальянками по паспорту, но смешанных кровей. Все три – христианки разных конфессий. Вот они, – Стальной вывел на монитор три фотографии юных блондинок.

Обратите внимание: у всех был примерно такой же тип лица, как у нашей кандидатки. При том, что они блондинки европейского и славянского происхождения, но есть в их чертах лица легкий средиземноморский намек. И ни к одной из них Аль-Ваффа не прикасался физически. Только смотрел. Но при этом ни одна из них не выжила.

– Почему? – спросил советник президента. – Что он с ними делает?

– По-разному, – уклончиво ответил Стальной. – В большинстве случаев он просто нанимает людей и смотрит, как девушки умирают после того, как сам Аль-Ваффа насмотрелся на их тела.

– Псих ненормальный! – не выдержал генерал Плетнев, который координировал операцию со стороны военных.

– Согласен, – кивнул Стальной. – И не только в этом смысле. Поэтому я с самого начала говорил, что его нужно просто ликвидировать старым дедовским способом.

– Тогда на его место придет кто-то другой, и, возможно, будет еще хуже, -возразил советник президента. – Его нужно дискредитировать. Сегодня, чтобы кого-то уничтожить, не нужно убивать. Нужно сделать его посмешищем, и тогда все двери перед ним закроются. Он ведь не открытый глава террора, как Бин-Ладен, а серый кардинал тайной политики. И без его авторитета он никто. Даже не ноль, а хуже. Потому что арабский мир не прощает потерю авторитета и чести. Для них это хуже смерти. Честь – вот из-за чего там начинаются все кровавые войны, которые длятся по несколько веков. А для Амина Аль-Ваффы честь – это всё. Даже его имя переводится как "честный", а фамилия как "преданный". Если сумеем его поймать в ловушку, то он вынужден будет на нас работать, боясь огласки. Тогда мы сможем ставить условия, а не наоборот.

– Насчет девушек… возможно, какая-то детская травма? Юношеская фантазия? – спросил генерал Плетнев.

– Не возможно, а точно, – кивнул Стальной. – Амин Аль-Ваффа родился в Бейруте. Там много христиан-маронитов, ливанских католиков, принадлежащих к восточно-католической церкви. Когда-то до военного переворота и войны 70-х годов, они были ливанской элитой. Отец Амина готовил его к управлению ведущим в Ливане политическим кланом. Его семья была самой влиятельной в Бейруте. И было понятно, что Амин, как старший сын, унаследует управление, финансовое обеспечение и всю логистику. Вместо этого в семнадцать лет Аль-Ваффа влюбился в девочку-христианку, дочь богатого бизнесмена-маронита, которая жила по соседству. Отец ее был ливанцем, а мать – русской из Питера. Девочка была похожа на мать, милая блондинка. Но ливанская кровь все же взяла свое. При том, что у нее был славянский тип лица, легкая средиземноморская изюминка придавала ей пикантности. Девочка тоже влюбилась в Амина. И они, изображая Ромео и Джульетту ближневосточного разлива, даже попытались сбежать в Европу. Но отец Аль-Ваффы узнал об их планах. Девочку убили. А Амина отец наказал. Так избил, что у него на лице навсегда остался шрам: рассечённая надвое бровь. После этого Амина пытались женить на правильной мусульманке, чтобы породниться с другим влиятельным кланом. Но он дал клятву своей девочке не прикасаться к другим. И сдержал ее. И эта клятва стала основой его могущества. Потому что клятва именем Аллаха священна. И тот, кто держит клятву – великий человек. Официально Аль-Ваффа всем рассказывал, что он поклялся не прикасаться к женщине, пока мир не будет очищен от скверны во имя Аллаха. Это звучало лучше, чем клятва верности женщине. Но неофициально, будучи цельной натурой, он продолжал любить свою эту девочку. Вообще-то клятвы безбрачия очень не поощряются в исламе, так как продолжение рода – священная обязанность каждого мусульманина. Но такая железная последовательность и верность клятве всегда вызывает глубочайшее уважение.

– Не понимаю, – нахмурился генерал Плетнёв. – Он дал клятву к женщинам не прикасаться, но при этом у него были любовницы. Это как?

– Хотите перенять опыт, чтобы обзавестись железной отмазкой для жены, генерал? – промурлыкала Рухама, накручивая прядь черных волос на палец.

Все рассмеялись.

– Он изобрел пару хитростей, – пояснил Стальной. – Об этом мы поговорим позже. С вашего позволения, я продолжу. После смерти своей любимой Аль-Ваффа ушел из семьи и полностью порвал отношения с родней. Он целиком посвятил себя тайной дипломатии. Так как Амин сам не смог породниться с европейским миром, он всю жизнь потратил на то, чтобы между Востоком и Западом был если не мир, то хотя бы равновесие. Это равновесие строится на грязных играх, отмытых деньгах и покореженных жизнях ни в чем не повинных людей. Главная миссия Аль- Ваффы заключается в том, что он – серый кардинал арабского мира. Связующее звено между непримиримыми врагами: Западом и Востоком, а также между официальными политиками и мировым террором. Всем им нужен кто-то очень надежный, чтобы выступал поручителем тайных сделок. Чтобы объединял тех, кто открыто объединиться не может. Для этого нужен неприметный человек, не пойманный на терроре официально и не осужденный за него, но знающий его изнутри. Чтобы за ним не гонялись спецслужбы и наркоконтроль. Человек абсолютно неподкупный. С огромным и незыблемым авторитетом. И вот этот авторитет и есть наша главная проблема. Абсолютно все мировые лидеры, и террористы, и политики, сотрудничают со спецслужбами. В основном, их шантажируют и берут за хвост. Мы находим слабое звено и давим, они соглашаются. Аль-Ваффа ни разу не слил ни грамма информации, потому что поймать его невозможно. Слабого звена нет – к такому выводу пришли все спецслужбы, которые искали к нему подход. Это нереально, такого не бывает, но факт остается фактом. Амин Аль-Ваффа дал клятву посвятить себя делу. И эта клятва дала ему такой авторитет, которого не было ни у кого и никогда, – Стальной разослал всем присутствующим досье Аль-Ваффы.

Участники совещания уткнулись в ноутбуки, внимательно читая документы. Стальной потянулся через стол, подцепил чашку кофе, которая стояла перед Рухамой, и глотнул остывший кофе. Рухама даже не взглянула на свой ноутбук. Она внимательно смотрела на Стального и якобы внимательно слушала. Но Стальной слишком хорошо ее знал. Мысли Рухамы были далеко. И ничего хорошего в них не было. Для него так точно. Видимо, перекусить парой мальчиков ей так и не удалось. Напряжённая поза, нервно сдвинутые колени, слишком прямая спина и застывшие мышцы лица – язык тела Рухамы выражал глубокую обиду и тоску по мужику. Вернее, по некоторым частям его тела. Она покусывала губы и нервно барабанила пальцами по конверту, лежащему перед ней на столе.

Рухама перехватила взгляд Стального, хищно улыбнулась и погладила конверт холеной рукой с изысканным маникюром. На пальце зловеще блеснуло платиновое кольцо, украшенное россыпью черных бриллиантов. Словно невзначай Рухама натянула бумагу конверта, и Стальной понял, что внутри плотная и толстая пачка фотографий. Не к добру это. Нет, не к добру. Рухама всем видом говорила ему:

– Ты продолжай звонить, парниша, а я тебе потом выдам сюрприз.

Что-что, а удивлять Рухама умела. Стальной никак не мог забыть, как пятнадцать лет назад, в Париже, посреди такого же совещания перед совместной операцией нескольких спецслужб, Рухама сцепилась с министром обороны Франции. На свою беду, он усомнился в ее женских чарах. Тогда Рухама встала, при всех – а в кабинете было десять мужиков – сбросила роскошный деловой костюм от "Шанель", осталась в черном белье и черных чулках на широких кружевных резинках. Поднялась на стол, небрежно сбросив документы ногой в черных замшевых "лодочках" на "шпильках". Раздвинула колени на ширину плеч, села на корточки перед министром обороны, нежно взяла его за галстук и выдохнула со своим знаменитым, непонятного происхождения акцентом, от которого у большинства мужчин сразу начиналась Эпоха Возрождения в штанах:

– А так, милый?

Министр покраснел, как рак, одёрнул пиджак, пытаясь прикрыть бедра, и пулей вылетел из кабинета. Стальной тогда помчался за ним в туалет. Министр подставил голову под ледяную воду, шумно отдуваясь, взял протянутое Стальным полотенце, и прошептал:

– Вот дерьмо! Никогда в жизни не видел такую роскошную стерлядь! Почему ей все можно?

– Наверное, потому что она такая одна, – улыбнулся Стальной. – Настоящих стерлядей вообще мало. Их господь бог создаёт поштучно, чтобы в мире не случился преждевременный апокалипсис.

От воспоминаний Стального отвлек деликатный, но многоголосый кашель. Коллеги, видя, что он застыл, тактично намекали, что пора бы и продолжить. Ладно, Рухама, один ноль в твою пользу. Тебе удалось сбить меня с толку. Признаю. Намек понял. Я напряжен, взведён, как курок, и готов к твоим сюрпризам. Большая часть меня наказана за то, что малая часть меня же сегодня ночью не наказала тебя. Главное, чтобы ты не заигралась, милая. Иначе придется тебе показать, кто в доме хозяин. А война сейчас совсем ни к чему.

Стальной сильно разозлился, потому что Рухама поймала его на простенький прием отвлечения внимания собеседника. Как эта стерва умудрялась каждый раз сбивать его с толку Стальной не знал. Прием ведь детский: бросить многозначительный взгляд, отвлечь собеседника от его мыслей, привлечь внимание к себе, постучать пальцами по конверту – азы профессии. Тем не менее, он, как карась губешками – шлёп! И заглотил крючок. И глубоко заглотил.

– Мне просто показалось, что коллегам из "Моссада" есть что добавить, – Стальной натянуто улыбнулся. – Вы не стесняйтесь, Рухама.

– Что вы, Никита Ильич! – притворно ужаснулась она. – Как можно вас перебивать? Я лишь молча внимаю, – проворковала роскошная стерва, облокотилась на локоть, подперла подбородок рукой и посмотрела на него нежным взглядом.

Ах ты ж мой голубь сизокрылый! Придется ударить ниже пояса, по больному женскому месту – возрасту, иначе ее не унять.

– А я бы послушал старших коллег, – подбодрил ее Стальной. – У вас же, Рухама, опыта больше. Выслуга лет всё же немалая.

Крупнокалиберный снаряд попал в цель. В глазах Рухамы вспыхнули искры ярости. Она обворожительно улыбнулась и томно протянула:

– Поверьте, моя мысль не стоит внимания, – она поставила ударение на "и" вместо "о", и по кабинету поползли тихие смешки.

– Не стоит, Рухама, не стоит, ударение на "о", а не на "и", – поправил ее Стальной.