– Нам, ведьмам, недомыслие – худшим проступком считается. Уж раз берёшься с великими силами управляться, то нужно быть осторожной. Соизмерять поступки свои с последствиями. Так что проклята я за свою глупость… Ни имени у меня нет, ни счастья… Никто не помнит, как меня звать. А посему и счастье моё в пути затерялось. Кликало по имени – никто ему не отозвался…Так и не нашло меня… Вон, старая я, а всё несчастная, одинокая… И проклятая. Где я, там и злобища всякая вокруг копится… Аж лес весь мороком наполнился – всё моя вина. На моё проклятие сбежались они сюда. Наказана я жить в страхе вечном, и видеть, как земляки мои страдают от лиха разного…
– Но раз я прощаю тебя, то и мироздание должно простить, – заспорила Морошка. – Твоя неосторожность меня на сто лет мучений обрекла. Целый век я грустила там, в проклятом лесу. Ни сердца своего ни чувствовала, ни памяти не имела… Но я прощаю тебя. И имя твоё возвращаю. Велесой тебя звать.
И где же это видано, чтобы жертва измученная своего насильника простила? Вздрогнула земля, зашипели меж собой опять Явь и Навь.
***
От их пересуд снова мироздание растревожилось. Поёжилось оно, пофыркало: «Кто там опять? Что, снова та же Морошка? Ох, и надоедливы эти люди бывают!». Отмахнулось мироздание от глупостей человеческих, а от взмаха того разогнался ветер. Задул ураган со всей мощью, нагнал в миг туч грозовых. Разразился дождь. Вздохнуло мироздание: «Пусть Всё станет в порядке». Сказано – сделано. Всё и стало упорядочиваться.
***
Смылось дождём проклятие, растворилось всякое зло в чистой водице. Очистился проклятый лес от всякого морока. Неуютно стало в нём чертям лохматым. Кто зарылся в землю поглубже и уснул крепким сном до следующего тёмного часа. Кто так и погиб в ловушках Чернобора. И будто бы задышалось всюду в округе как-то легче. Весы добра и зла, наконец, в равновесие пришли. Сразу эту перемену люди почувствовали. Как оно так вышло – и не поняли. Но все Чернобора помянули добрым словом. Не зря ведуна позвали! Угомонил он нечисть! Очистил местную землю.
А Морошка вернулась в свой дом. Сыграли они с Чернобором свадьбу. И стоило любовь такую ждать сто лет. Ибо были они друг другу верны и телом, и мыслью до самой глубокой старости.
***
Вздохнуло мироздание: «Эх, вот и славно! Вот и пусть Всё будет хорошо!». Сказано – сделано. Так и стало Всё хорошо.
Конец
Елена Чертилина
Сказ о том, как Любава с Зелёным Змием воевала
Быль сия или небыль (кто теперь скажет?) приключилась во времена далёкие, но не такие давние, когда богата была Русь, наша матушка, что светлым местом зовётся. Богата девицами добросердечными да богатырями славными. А уж светилася и сверкала Русь ярче злата-серебра. От высоких гор до глубоких рек сверкала жемчугами брежными и безбрежными.
В каждой реке и речечке, в каждом озерце и озере прекрасный жемчуг произрастал. А уж свойства его полезные да волшебные по всей Руси славились…
Во времена те в деревеньке не большой, не малой, где все друг друга знали, знали, да привечали, традиции чтили, старших уважали, младших не обижали, жила-поживала семья одна.
Мать Любава, что добротой своей на весь окрестный мир славилась. Отец Белогор, что велик был да справедлив. Да детишки малые, несмышлёные Варварушка и Миролюб. Семья известная была трудом своим по добыче жемчуга речного. И хоть труд сей был тяжёл и опасен, однако ж богата была Русь такими тружениками.
Любава с Белогором с младых ногтей обряд водоположения прошли, чтобы всеми силами родной деревне помогать, да жемчуга со дна Волги-матушки доставать. Знали хитрости, умели так чудодейственной мазью, что из яда жабы да травы челебухи изготовляли, тело намастить, что в водице речной студёной чувствовали себя, будто русалки. В глубины речные ныряли. Со зверьём дружбу водили. Моллюски перед ними раковины свои сами открывали, жемчугами похваляясь.
Жила так деревенька, горя не знала. Жемчугами, со дна речного добытыми, красны девицы ушки свои бархатные да шеи атласные украшали. А уж если хворь какая с кем приключалася али немочь, так ценнее жемчужной пыли не сыскать было. Так и повелось, что и деревня, и сёла окрестные знатным здоровьем жителей своих славились.
Но беда пришла, откуда не ждали.
Не уберёгся Белогор от напасти страшной. Укусил его Змий Зелёный, что под водой водился, да честных тружеников поджидал. И хоть ведал Белогор все премудрости, ан не смог себя уберечь… Весь болотной жижей покрылся и внутри, и снаружи. Боль да отчаяние стали верными спутниками добра молодца, и только горячая вода могла те боль и отчаяние унять…
Приходил Белогор в избу свою ни жив, ни мёртв. Глаза его, прежде ясные, на глазищи водяного стали похожи. Стал Белогор жену родную, прежде такую любимую, обижать, словами бранными ругать, косу русу на кулак богатырский мотать. Не мила стала жёнка ему, всё больше к русалкам да к водяным тело тянулося в надежде покой найти и успокоение…
Превратилася жизнь Любавы в Ад кромешный. И хоть сильна была девица и телом, и душой, а всё ж не знала, как с бедой, семью постигшей, справиться. Как мужа, что раньше добротой своей да справедливостью на всю деревню славен был, а уж её с детишками малыми на руках носил, плечом богатырским от напастей закрывал, от болезни исцелить.
Сколько слёз Любава пролила, сколько заговоров прочла, ничего не помогало. Всё ниже и ниже опускалась головушка мужа раньше любимого, а теперь ненавистного… Всё больше мутная вода заливала очи ясные. Душа чернела, сердце застывало…
Знали все в деревне, что после укуса страшного человек либо меру меняет, либо водяным становится, али к русалкам жить уходит… Так и Белогор, не мог больше сопротивляться зову вод чёрных, так и ушёл не попрощавшись в водное царство к Змию Зелёному проклятущему…
Тут уж в деревне совсем плохо стало… Собрались тогда поселяне и стар и млад, чтобы всем вместе решить, как Белогора спасать. Ибо нет на землице нашей одиноких сердец. Каждый друг другу брат или сестра. Каждый в ответе и за себя, и за сородичей. Земля-матушка весь люд, как сынов своих и дочерей взращивает. А уж если беда страшная с кем приключилась, так не могут другие ни пить, ни есть – болит Душа общая, думы горькие думает…
Так и собрались односельчане на поляне большой, где праздники справляли да богов славили.
Речь взял староста.
– Спасать надо Белогора, люди добрые! Всю свою жизнь он нам помогал, никого из нас в беде не бросал. Мир налаживал, рассорившихся братьёв да сватьёв примирял, жемчуг добывал, землицу родную славил. Не можем бросить мы его в беде, отдать душу его на растерзание Змию Зелёному да водяным! После сами себе не простим, что брата сваго в беде бросили! – сказал староста, как отрезал.
Тут шум да гвалт поднялся вокруг. Согласны были односельчане со старостой. Да кто пойдёт Белогора спасать? Зелёный Змий из лап своих длиннющих да когтистых никого просто так не отпустит. Кровушки свежей, богатырской напившись вдоволь, чудище подводное таким сильным становится, что только хитростью да смекалкой и можно его одолеть. Ну ещё, конечно, узы кровные нужны. Ничто так не помогает в битве с напастями всяческими, как кровь родимая.
Но батька у Белогора совсем уж в годах был, послать его сына спасать значило на смерть верную отправить.
Вот и вызвались спасителями быть брат Белогоров, Всеволод, что силищей своей молодецкой славен был, да деверь евонный – Даромысл, умом светлым да сноровкой немалой всем известный.
А решивши, пошли добры молодцы к Любаве на поклон. Без неё Белогора из сетей вражеских не вытащишь. Это всем известно. Только жёнка родимая могла в подводном царстве мужа морока лишить, да путь к дому родимому указать.
Однако-ж сдвинула Любава чёрны брови, сверкнула глазами на посланников. Не хотела идти мужа дорогого спасать, детушек малых, Варварушку и Миролюба, сиротами оставлять. Обида горькая в сердце девицы поселилась. Не могла простить мужу, что не уберёгся, её и деток своих на горячую воду, на водяных с русалками променял.
– Не пойду, пускай сгинет, коль сам так решил! – глазами, как молниями, сверкнула, руки белые на груди сложила и отвернулася…
И хоть понимали все, отчего Любава глазами зыркает да упрямится, а всё ж не могли без неё в царство подводное отправиться. Пришлось на помощь бабку Ведару звать. Бабка много тайн и заговоров разных ведала. Мудрая была, смекалистая.
Поведала Ведара Любаве, в кого муж ейный превратится, коль в подводах останется. Сжалось сердце Любавино от горя-тоски. Вспомнила, как жили с супружником благоверным душа в душу, как деток растили, друг друга холили, лелеяли… И хоть много горестей узнала девица от мужа дорогого в недавние дни, а всё ж решила – надо муженька родимого спасать, себе да детушкам папку возвращать.
Подпоясалася, детушек расцеловала перед дорогой дальней и вышла к воротам…
Долго ли, коротко ли шли добры молодцы и супружница, а добрались до входа в царство болотное Змия окаянного. Но в царство простым смертным было не попасть без выкупа. Душа на душу, тело на тело. Коль мерность не поменяешь, к царю болотному не покажешься. Ведали то добры молодцы и Любавушка, ведали, ан не испужалися. Трубки волшебные за пазуху опустили, чтоб из царства болотного выход найти, и пошли в болото чёрное, смрадное, в воды студёные....
Так и очутилися прямо перед Змием клыкастым, смердящим, премерзким. Огромным царь болотный пред путниками предстал. Показались они себе тотчас козявочками малюсенькими. Уж скольких человеков Змий на дно утащил! Сколько мужиков из-за него окаянного упилося! Сколько душ заграбастал, чтоб таким огромным, сильнющим стать!
Как увидала Любава муженька родного в гробу лежащего – в жиже зеленой, водорослями обвитого – так и ахнула. Сложила руки на груди девичьей, упала ниц пред владыкой царства водяного. Заголосила, завыла, заплакала.
– Отпусти Змий, муженька маго, любимаго! Отпусти на Землицу-матушку, в семью любящую, к детушкам маленьким. Что попросишь, для тебя сделаю! Любую цену заплачу!
– Отпусти брата родимаго, деверя славного, – в один голос вскричали Всеволод с Даромыслом. – Не уйдём без него, с места не сдвинемся!
Подплыл Змий к Любаве, к добрым молодцам. Смрадом и нечистью окутало их, еле на ноженьках удержались от вонищи такой. Осмотрел, обнюхал, заклокотал пастью своей премерзкой да смрадной:
– Так не держу я муженька тваго, братца вашего, хоть сейчас может вставать да идти с миром. Ан сам не желает. Хорошо ему со мной, – и захохотал так, что воды вокруг взбушевалися…
Побежала тогда Любава к мужу родимому. Страшно смотреть на прежде статного молодца стало. Лежал ни жив, ни мёртв. Жижа зелёная обволокла всего, водоросли руки-ноги опутали, изо рта жижа сочилась. А вокруг Белогора тьма-тьмущая таких же, как он. Кто на цепях подвешен, кто в тине колыхается, кто в гробы положен… Настоящее трупное царство…
Горько было Любаве видеть того, в кого муж превратился. Однако ж надежда в сердце любящем ещё теплилася.
– Вставай, родимый, пойдём домой, – стала просить Любава мужа.
Не пошевелился Белогор. Еле-еле слышно промолвил булькающим ртом:
– Зачем мне туда идти? Что хорошего там? Обижал я тебя, ты на меня злиться будешь…