Особые любители изысков приезжали испробовать разнообразного ароматного сыра – настолько ароматного, что иногда думали, что где-то рядом прорвало канализацию.
Некоторые стремились прийти пораньше, чтобы застать еще спящими свежих устриц, проведших ночь во льду и слегка примерзших. Их приходилось будить капелькой лимонного сока, и в ответ проснувшиеся сопливые создания начинали истошно пищать. Правда, обычно их никто не слышал.
Наконец, все-все ожидали появления гвоздя программы, коим являлся огромный, дышащий теплом древесной печи бутерброд из хлеба желудевой муки (который совсем не полнил фигуру, в отличие от любого другого сорта муки – так, по крайней мере, судачили в городе, хотя это были непроверенные слухи), намазанный сверху идеальным слоем желтого мягкого душистого козьего сыра, припущенного щепоткой морской соли среднего помола и веточкой петрушки.
Какое же это было объедение! Вздыхали о нем и стар и млад, особенно девицы от шестнадцати лет, у которых, начиная с четырнадцати, мысли кружились лишь вокруг духаов, чулок, фигур и женихов. Но и они не сдерживали порыв откусить своими белыми зубками и алыми губками кусочек неземного кушанья!
Козье масло так художественно таяло на теплом желудевом хлебе, будто невидимый художник живыми жирными мазками рисовал картину. И все до единого прикрывали глаза от блаженства, смакуя моменты счастья.
Глядя на эти искренние эмоции, становилась удивительно очевидной истина: в большинстве своем людям очень мало нужно для счастья… Согласны? Особенно если все живы и находятся в добром здравии. Наверное, поэтому бутерброд имел такой успех.
К слову, многие пытались сами печь желудевый хлеб, благо дубовых рощ в округе хватало, и взбивать из козьего молока волшебное масло. Но в конце концов бросали это дело, списывая волшебство вкуса бутерброда на то, что художники, то есть пекарь Эндрю и молочница Мэри, так любят друг друга, что эта их любовь творит настоящие чудеса с мукой, дрожжами, козой Фионой и видом этого чудесного творенья рук человеческих.
Они полюбили друг друга с самого детства и сразу же решили быть вместе. Повзрослев, они не изменили своего решения, хотя умные люди, прожившие в браке немало лет, знали, что подобные отношения, на первый взгляд кажущиеся легкими и гармоничными, таят множество подводных камней. Нужно иметь огромную смелость для подобных поступков.
Просто с самого начала Эндрю и Мари договорились во что бы то ни стало бороться за сохранение любви: потратить все силы на мир, а не на поиск нового жениха или невесты. Этому правилу их научили родители, прожившие вместе ни много-ни мало сто лет, а тех, в свою очередь, их родители… Но это совсем другая история.
***
Вернемся же к мадам Фуфу, которая, кстати, тоже позволяла себе бутерброд с маслом из молока козы Фионы, но исключительно по понедельникам, вторникам и средам – дням, когда неделя только начиналась и нужно было подбодрять себя маленькими подарочками и премиями. К счастью, пекарь и молочница, а также задиристая коза Фиона, жили по соседству и являлись хорошими приятелями мадам, поэтому не было необходимости запасаться «премиальным» провиантом с субботы или воскресенья. Масло и хлеб доставляли по первому дружескому зову.
Так вот именно по этой причине, – неземного вкуса бутерброда, рожденного любовью двух молодых и верных сердец, – жители, с неприязнью относившиеся к магазину, недоумевали, зачем тот сдался Фуфу, за счет каких продаж живет и кому интересны эти глазастые антикварные ужастики.
Антикварные куклы и в самом деле находились в плачевном состоянии и порой наводили ужас, напоминая монстриков с облупившимися глазками, свалявшимися от времени волосиками и в старой оборванной одежде.
– Какая мерзость! – кричала мадмуазель Зизи, отличавшаяся очень тонкими губами на фоне желтого цвета лица.
– Она злее дьявола, – возмущалась пухлая мадам Додо, еле протискиваясь в дверь антикварной лавки, чтобы выйти.
– Она несет беду, – каркала вдова Лими, находя в образе куклы черные знаки будущих несчастий.
Правда, на эти еженедельные причитания (а тетушки и вдовы городка не забывали навещать магазин каждую неделю, следя за новинками и распродажами) мадам Фуфу лишь пожимала плечами и, вновь погружаясь в свои облачные раздумья розового оттенка, с улыбкой уносилась в мечты.
– Как вам не обидно, мадам? – удивлялась за хозяйку соратница по кукольному делу мадмуазель Мими.
– Фу, Мими, – отмахивалась мадам Фуфу, – если обижаться на всех зевак и бездельников, то терпения жить не хватит, и будешь молить небеса о прекращении жизненного пути в этом тленном теле, – с этими словами она отряхнула рюшки на юбке от несуществующей пыли.
– Ох, небеса! Только не это, – взмолилась Мими, которая планировала в следующем году выйти замуж. Подготовка уже шла полным ходом, и смерть была бы сейчас ой как некстати.
– К тому же, дорогуша, мне некуда деваться из этого городишки, вы же знаете магические оковы, сдерживающие мое существование. И если я стану на всех обижаться или кого-то недолюбливать, наш милый райок превратится в адок, – хитро улыбнулась мадам Фуфу, сверкнув глазами, из которых посыпались мелкие искорки. А потом посерьезнела. – Знаю, что над мадмуазель Зизи все посмеиваются из-за ее тонких губ и огромного самомнения, вот она и злится, что не имеет веса в обществе. А ведь это совершенно лишено правды: если бы она перестала столько думать о смешках, своих тонких губах и уязвленной гордости, то обязательно бы обратила внимание на ухаживания Виктора, сына печника.
– Здоровяка с очень пухлыми губами, – захихикала компаньонка, выпятив нижнюю губу.
– Да-да! Шутка природы, моя милая. Она, выдумщица, всегда нам придумает особые забавы… или капканы, – и мадам опустила глаза, вспомнив нечто личное. – У мадам Додо из-за лишнего веса проблемы с селезенкой, которая ежечасно болит, и поэтому она не может позволить себе больше ни утиного паштета, ни гусиного фуа, ни бутерброда с козьим желтым маслом… И оттого стала злее собаки.
– И толще слона. Ай-ай-ай, – жалела бедную женщину Мими.
– А вдова Лими мается тем, что из-за мрачного характера ее недолюбливают родственники и не приглашают на веселые праздники, где она обычно сидит, похожая на грозовую тучу.
Мими поддакнула, вспомнив одну такую свадьбу, на которой присутствовала с кислым, как квашенная капуста, выражением лица гостья в черном.
– Зато как красиво поет мадмуазель Зизи, особенно на своих именинах, когда у нее хорошее настроение от полученных подарков, – похвалила мадам Фуфу.
– А какие пироги с кленовым сиропом печет мадам Додо, – мечтательно вздохнула Мими.
– И нет никого лучше, чем вдова Лими, в вопросах выведения папиллом и бородавок! – вспомнила хозяйка.
– Это точно! – подтвердила девушка, как вдруг в магазин зашел посетитель.
А точнее, посетительница. Милая дама в фиолетовом шелке и кружевах, держащая в руках старую красивую коробку для кукол фабрики Грандидофф.
– Приветствую, вас. Чем могу помочь? – обратилась мадам Фуфу к посетительнице, а Мими поспешила внутрь, чтобы продолжить реставраторские дела, которые были отложены на некоторое время ради дружеской беседы.
– Мне ваш салон посоветовала мадмуазель Ваниль из городка за рекой. Она была крайне довольна и реставрацией, и тем, как точно вы передали послание ее дедушки.
Мадам Фуфу кивнула, вспомнив немецкую куклу мальчика-моряка. На реставрацию ушло почти три месяца ежедневного кропотливого труда, зато результаты превзошли все ожидания. Были разгаданы секреты старого адмирала, который попрятал сокровища, сам не помня где, и внезапно отправился на тот свет, чем лишил бы семью крова и дохода если бы не мадам Фуфу и ее знания в области контакта с духами.
Вы, читатель, в этот момент, конечно же, воскликните:
– Мой бог, постойте-постойте! Чем-чем занималась мадам Фуфу?! В каком колледже училась? Что за профессию получила?
Все очень просто, друзья. Эжени Фуфу работала медиумом.
– Фу! – воскликнете вы, и мурашки враздробь, разноголосым стадом с воплями ужаса разбегутся по вашему телу. Но прежде чем захлопнуть это повествование, прочтите историю сосуществования видимых и невидимых миров, про которые знали и до сих пор знают посвященные. А потом будете ужасаться… или, может быть, история расставит кое-что по полочкам и в вашей жизни.
***
После того как бессмертные придумали смерть, передав законы перерождения в руки самых мудрых членов семьи, чтобы те следили за правилами перехода, боги удалились на заслуженный отдых. И все шло как по маслу – может быть, тому самому козьему маслу, взбитому нежными, но твердыми ручками молочницы Мари… Ведь никогда наверняка не знаешь что было изначально: масло или Вселенная? Вселенная или масло? Масло может закончиться, а Вселенная? Вряд ли, ведь она бесконечная и безначальная, поэтому вполне может статься, что происходит из божественного масла и похоже на него по структуре и форме завитка, срезанного специальным ножом для бутербродов… Но масло само часть Вселенной, а значит, и оно не закончится никогда. То есть коза Фиона будет щипать трын-траву и давать самое жирное в городе молоко всегда, а из него Мари, даже если пройдут миллионы миллиардов секстиллионов трындвациклов лет, не перестанет делать своего волшебного масла, вкус которого раскрывается только на теплом багете из желудевой муки пекаря Эндрю. И стоит только знать координаты этой невидимой, но существующей реальности, чтобы спокойненько с утра понедельника отправиться отведать самого прекрасного во Вселенной бутерброда… На чем? Да хоть на воздушном шарике, он тоже является частью Вселенной.
Но вот случилась одна неприятность, и все пошло кувырком. Люди стали забывать не только законы перерождения, но даже свои корни и связи. Целую планету – а некоторые поговаривают, что и всю галактику – охватил невиданный доселе вирус.
«Вирус единоличный эгоистичный обыкновенный» – так его называли специалисты, прописывая отвар чая из ста горьких растений, в числе которых значилась кора дуба, из желудей которого Эндрю пек свой хлеб. Похоже, именно по этой причине вкусившие прекрасный бутерброд становились более дружелюбными, добродушными, внимательными друг к другу, за светскими разговорами делясь ценной для каждого человека информацией о своих корнях и традициях, находя их похожими и даже родственными.
Однако угасание глобальной памяти и, по этой причине, разложение общества приводили к неумолимому результату. К наступившему веку многие не знали ни своих истинных фамилий, ни имен духовных, ни сакральных, не говоря уже о вечных, которые запрещено было произносить вслух… позабыли отчества и обережечества, откуда кто родом и кто кому кем приходится, теряя при этом цели и смысл жизни. Ведь все взаимосвязано! И эта прерванная цепь связей приводила к раздору, расколу, непониманию и, что хуже всего, затяжным войнам, порой между родными друг другу людьми.
Усложнял задачу разрекламированный газетами и журналами туризм и легкий образ жизни, приводящие к перемешиванию родов и падению нравов… до такой неузнаваемости, что отправляясь в мир иной, люди, пронзенные целительными белым светом, должны были очищать от ненужных, налипших желаний счастливую бессмертную сущность и попадали на прием к богам, составляющих суть света, неподготовленными. Не знали ни славы, ни молитв, ни приветствий. А самое главное, были не в силах членораздельно объяснить: кто они?
Самые частые ответы, вводившие в ступор даже бессмертных богов, давно вернувшихся с отдыха и узревших невиданную картину хаоса у себя во владениях, являлись следующими:
– Я Баси, всегда хотела быть счастливой…
– Почему не стала? – с пристрастием просматривали боги хронику жизни Баси и видели, что девушка потратила силу дарованного отростка жизни в этом прекрасном теле на уныние и жалобы, прикрываясь разными мелкими ошибками других людей и обстоятельствами, допуская свои промахи, потворствуя лени и страху.
– Хорошо, но кто ты? – не унимались дотошные боги, желая найти для Баси подходящий уголок во Вселенной, где бы она наконец обрела искомое счастье.
– Я… девушка… – неуверенно отвечала та.
– Это мы видим, – начинали сердиться боги. – Но кто ты?