– Не могу сказать. Я не использую этих ваших новомодных штучек.
Она вышла из-за стойки с подносом в руках, и аккуратно поставила его на крохотный столик возле моего кресла. Тонкая, несомненно – фарфоровая чашка, чайник, вазочка с вареньем и плетеная корзиночка с подогретым хлебом – я попал в рай! Поблагодарив миссис Чандлер энергичным кивком – говорить мешали голодные слюни – я принялся за еду, попутно пытаясь осмотреться. Старушка не соврала – там не было ничего «новомодного», даже телевизор отсутствовал, и вообще – ничто не напоминало о том, что я всего-то в полутора часах езды от сумасшедшего Лондона. И что на дворе двадцать первый век.
Потемневшие от времени фотографии в разнокалиберных рамках теснились над тканевой обивкой стен, тяжёлая мебель явно пережила пару поколений владельцев, пол был деревянный, крашеный. Половина бра не горела, и выглядели они закопчёнными, словно под плафонами не лампочки были, а свечи. Вот за такой колорит я и люблю глубинку! Я согрелся и расслабился. Подсыхала у огня, повешенная на спинку стула куртка, я отодвинул кресло подальше от камина, чувствуя жар на коленях и лодыжках.
За окном всё не унимался дождь, размывая по стеклу наступающие сумерки. Как ни жаль, а пора было отсюда выбираться. Завтра мне предстояло выступить с докладом в Лондонском королевском обществе.
Миссис Чандлер стояла возле стойки и смотрела на часы – чудовищного монстра в простенке между окнами. Маятник размером с блюдо для плова ритмично мотался в тёмном деревянном коробе, похожем на вертикально поставленный гроб. Стрелки показывали четверть восьмого вечера.
– Миссис Чандлер! – оторвал я её от этого увлекательного занятия, – скажите, когда идёт ближайший автобус до Лондона?
– Завтра, в половине восьмого утра, сэр.
– Чёрт! – я выругался по-русски, и миссис Чандлер удивленно вскинула ровненькие седые брови.
– Простите! Я немного заплутал, а потом этот ливень… Придётся вызвать такси.
Эта мысль меня не радовала. Стоимость поездки могла сравняться с билетом на самолёт до Москвы…
– Боюсь, у вас ничего не получится, – она всё так же смотрела на часы, поза и голос были напряжёнными, – но вы можете попытаться.
Поджав губы, и без того узкие, старуха указала на телефонный аппарат, которого я не заметил раньше. В такой кричали когда-то «Барышня! Дайте Смольный!». У меня появилось ощущение, что Миссис Чандлер знает что-то, чего не знаю я. И это «что-то» ей не по нраву.
Быть чужаком, и ощущать себя чужаком – совершенно разные вещи. Уютное тепло и очарование старинного паба куда-то исчезли. Я остро почувствовал холод сырых джинсов и футболки, словно по маленькому залу пролетел сквознячок. Но он обернулся ледяным сквозняком, когда из допотопной трубки прозвучало:
– Телефонная компания округа приносит свои извинения за временный сбой в работе…
Я растерянно понажимал на «рожки» аппарата, но это, конечно, ничего не изменило.
Из оцепенения меня вывел голос старухи:
– Вы можете переночевать здесь. У меня есть комната для гостей.
Она предлагала помощь! Но делала это странно – процеживая слова сквозь аккуратные мелкие зубы (протезы, не иначе), с превеликим неудовольствием.
«Да, бабуля, – подумал я, – ты мне тоже как-то не очень симпатична, но ни за что не откажусь!» А вслух сказал: «Огромное вам спасибо!», – продемонстрировав всю искренность, на которую был способен в тот момент.
– Имейте в виду – я ложусь рано, и терпеть не могу, когда кто-то шастает по дому! – отрезала старуха.
– Конечно. Не беспокойтесь!
Внезапно за окном сверкнуло, а следом жахнул такой раскат грома, что задребезжали стёкла.
– Бом-м-м! – ответили грому часы. Я почувствовал себя неудачливым звонарём, оглохшим под куполом самого большого колокола.
Старуха вздрогнула, ухватилась бледными пальцами за брошь на воротнике своего серого платья и застыла, напряжённо уставившись на дверь.
Я не знал, что она ожидала там увидеть, но от какого-то тоскливого предчувствия волосы зашевелились у меня на голове. Казалось, дверь медленно открывается… Я перестал дышать. Моргнул. Убедился, что с дверью все в порядке, а не в порядке – со мной, и кашлянул, привлекая старухино внимание.
– Мне бы выпить чего-нибудь покрепче, – и добавил на родном языке,– бабуля.
«Бабуля» медленно повернулась в мою сторону. Её глаза превратились в мутные стекляшки, челюсть расслабленно отвисла, и выглядела миссис Чандлер жутковато. Секунд через тридцать жизнь вернулась на её лицо, она пришла в себя и растянула губы в неживой улыбке.
– Не люблю грозу, – хрипло прокаркала старуха. – Что именно вы желаете выпить?
– Виски. Двойной.
Я много чего мог рассказать ей о грозах, ведь физика процесса хорошо изучена, но вряд ли дело было в этом. Старуху испугала вовсе не молния – её испугали часы. Впрочем, и меня тоже. Надеясь, что они не трезвонят таким образом каждые полчаса, я поглядел на огонь в камине через золото напитка, и залпом выпил содержимое стакана. Мне становилось всё больше не по себе в «Тихом углу».
Комната для гостей оказалась мансардной каморкой с узким окном. Дождь приглушённо барабанил по черепичной крыше, гроза утихла и молнии перестали заливать комнату льдисто-голубым светом. Я лежал на высокой кровати, с наслаждением утопая в мягкой перине. Чистое бельё приятно пахло, глаза слипались от тепла и виски. «Да не такая уж она и противная, для английской старушки», – подумал я, засыпая.
– Тиш-ше, разбудиш-шь! – прошипел кто-то прямо над моей головой.
– Нет. А если и – да, какая разница? – ответил ему другой, более чистый голос.
Я попытался открыть глаза и не смог. Веки словно срослись. Руки, ноги, всё тело были окутаны вялым оцепенением.
– Ты ч-что? Нельзя! – прошипел первый.
– Пахнет вкусно. Смотри, какой симпатичный! Хочу! – капризно отозвался второй, женский, голос.
– А ну, вон отсюда!
Мисс Чандлер умудрилась кричать шёпотом. От этого её ледяной тон стал ещё более грозным. Я ощутил два лёгких дуновения воздуха возле самого изголовья, а потом тихо скрипнула, закрываясь, дверь.
Оцепенение исчезло, я рывком сел, спустив ноги на пол и уставился в темноту широко открытыми глазами. Сплю или нет? Холодный пол убедил меня в том, что я всё-таки бодрствую. Торопливо натянув футболку и джинсы, я тихо, на цыпочках, отправился к двери.
Не скажу, что обычная ироничность могла помочь мне в тот момент – взрослый мужик, доктор физико-математических наук, испуганно замирая, крадётся по чужому дому. Мне было настолько не по себе от того, что я не мог найти никакого рационального объяснения своему страху, что желания иронизировать не возникало. Стараясь не обращать внимания на громко стучащее сердце, я наполнялся решимостью спуститься вниз, и выяснить, в чём дело.
Никогда не понимал, что за глупцы эти герои ужастиков – всегда лезут на рожон! Теперь понимаю. Лежать и вздрагивать в неизвестности, поверьте, куда страшнее, чем столкнуться с угрозой лицом к лицу.
– Б-о-м-м-м! – приглушённо отбили часы в пабе.
Я включил телефон. На дисплее горели цифры – 12-00. Слабый свет выхватил из темноты кусочек узкого коридора и чёрный провал ещё более узкой, и крутой, к тому же, лестницы. Я расслышал голоса – внизу явно что-то происходило.
Напомнив себе, что ступени скрипят, я начал осторожный спуск, ставя босые ноги у самой стены – там, где доски входят в камень. Старое дерево молчало. Чтобы увидеть что-либо в пабе, мне пришлось присесть на корточки перед последним пролётом лестницы.
Зал освещали все до единого бра и люстра в центре. Пять столов были заняты посетителями, а старуха миссис Чандлер сновала между ними со сноровкой юной официантки. На её лице цвела улыбка, даже щёки, казалось, порозовели. Бант белого фартука развевался за спиной. Ночные посетители паба вели негромкие беседы, время от времени поднося к губам бокалы с вином… все они были молоды. Необычно молоды для этого времени суток, непривычно тихи для своего возраста и неприлично красивы для всего, что я когда-либо видел. И чудовищно бледны в ярком свете ламп…
Да-да. Можете начинать кривиться. Я тоже был закоренелым скептиком, и как раз раздумывал над тем, чтобы вернуться в мансарду за ботинками и спуститься вниз незваным гостем – какой уж тут сон – когда моего уха коснулось чьё-то прохладное дыхание.
– Подсматриваешь?
Шёпот и острое прикосновение холодка к шее заставили меня дёрнуться, я отшатнулся и, не удержав равновесия, кубарем полетел вниз, считая ступени всеми выпирающими частями тела. Сверху мне вслед летел переливчатый, задорный смех.
Моё приземление произвело фурор. Все разговоры смолкли, некоторые из гостей миссис Чандлер вскочили, другие вытягивали шеи со своих мест, стараясь меня разглядеть. Я расплёл руки-ноги, которые отдавались болью во всех местах сразу, и медленно поднялся, оказавшись нос к носу со старухой, хозяйкой «Тихого угла». Она закаменела лицом, губы превратились в едва заметную полоску между носом и подбородком, глаза прожигали меня насквозь.
– Уже выспались, сэр?