Непростые истории 5. Тайны ночных улиц

Девушка осмотрелась. Удивительно – старый дом выглядел вполне ухоженным. Ни покосившихся ставень, ни падающего забора. Ни травы с человеческий рост… Ай да бабуля! Как же одна справлялась? Ей же чуть ли не под сто лет. Или помогал кто?

В траве под деревьями запищало. Рита удивленно оглянулась, сделала пару шагов и наклонилась. Маленький птенчик, голенький, дрожащий, вытягивал тонкую шейку и разевал на удивление большой для такого тщедушного создания клюв. На голове и тельце топорщились в разные стороны одинокие пушинки. Девушка осторожно взяла птенца в ладошку – он вполне уместился – и поднесла ближе к глазам, рассматривая. Какой-то гадкий. Весь в пупырышках, глаза словно затянуты плёнкой, кожица бледная. Верещит мерзко. По Ритиным детским воспоминаниям, жёлтенькие соседские цыплята выглядели гораздо симпатичнее. Наверное, они были постарше, а этот совсем… Ай!

Птенец заворочался, засучил лапками и острыми коготками вцепился девушке в ладонь. Рита вскрикнула и невольно сжала пальцы. Хрустнуло. Писк прекратился. Сквозь пальцы просочилась и закапала в траву бурая жижа. Уже догадываясь, что произошло, дрожа от отвращения и гадливости, девушка разжала кулак. Лысая головка птенца соскользнула и свесилась на изогнутой под странным углом шейке. Одна лапка дёрнулась, медленно распрямилась и замерла, растопырив полупрозрачные пальцы. Из раздавленного брюшка выдавились синевато-красные глянцевые внутренности.

Риту едва не стошнило. Взмахом руки она стряхнула всю эту мерзость в траву и судорожно схватилась за огромный лопух – вытереть, вытереть, вытереть скорее, фу-у-у! Держа на отлёте испачканную руку, другой неловко достала из сумочки влажную салфетку. Обтёрла ею ладонь, бросила, достала вторую. Господи, а вдруг он орнитозный какой…

– Приехала. В кои-то веки, – проскрипело сзади. Девушка подпрыгнула.

Красавицей бабушку и раньше вряд ли бы кто назвал, только если в шутку. Годы скрутили её почти в колесо. Лицо как печёное яблоко. Из-под тёмного платка выпала и покачивалась у длинного носа седая неопрятная прядь. Пальцы с распухшими артритными суставами крепко сжимали устрашающую на вид клюку. Где она такую нашла? Сейчас перехватит дубину за конец, да ка-а-ак треснет… Рита заулыбалась насколько смогла радостно.

– Привет, бабулечка! Столько лет тебя не видела! Соскучилась! Я тебе вкусненького привезла. Родители собрали…

Потянулась было поцеловать морщинистую щёку и не смогла – от старухи пахло кошками и затхлой плесенью.

– Ещё бы позже приехала-то, уж скоро темнеть начнёт, – буркнула бабушка. Нежностью и приветливостью она никогда не отличалась. Её выцветшие неопределённого цвета глаза посмотрели вдруг пристально и зорко. – Вижу, выросла совсем. Хорошей ли ты девочкой стала, внучка?

– Ну-у-у… – неопределенно протянула Рита.

Когда-то бабушка спрашивала так каждый вечер. Девочка, не сомневаясь ни минуты, отвечала «да, бабуль!» и скорее бежала в постель. Бабушка тогда садилась у её кровати на мягкий малиновый пуфик и рассказывала странные сказки, которые никогда не повторялись. Про королеву старого дома и морщинистых карликов, её верных слуг. Про падших ангелов и заблудившиеся души. Про то, что со смертью заканчивается далеко не всё.

Рита поморщилась. Нет, серьёзно, как отвечать на дурацкий вопрос? Хорошая девочка… Не хуже многих, между прочим.

– Бабуль, как ты тут? Может помочь чем? – увильнула она от ответа. – Я ведь на пару дней только. Дела, понимаешь…

– Городские живут для дел, будто и не живут вовсе, – непонятно согласилась старуха. – Идём, накормлю сначала, а потом поглядим, к чему тебя можно приспособить.

***

Маникюр к чёрту, и стразик с ногтя потерялся. Гадские мозоли…

Рита обессиленно упала в траву. Светлые модно-рваные джинсы всё равно не спасти, как и милые белые кедики. Месить тяжёлой тяпкой комки серо-жёлтой земли – менее интеллектуального занятия и придумать сложно! Двадцать первый век на дворе… И деваться-то некуда, сама вызвалась помогать. Загорать на лужайке под взглядом бледно-голубых бабушкиных глаз было решительно невозможно. А в детстве Риту все эти сельхозработы почему-то не угнетали. Ничего удивительного, чем же ещё заниматься в деревне ребёнку без интернета?

Девушка раздражённо отогнала от лица назойливую муху. Кстати, о мухах. Что-то их много. Если учесть, что из возможных водных процедур в перспективе намечается только обливание из лейки… Да что ж такое-то! Рита повернулась на зудящий звук и заглянула под куст. Лучше бы она этого не делала.

При жизни пёс был обыкновенной жёлто-бурой дворнягой. Пока его практически не разорвали на две половинки… Кто мог проделать с собакой такое? Монстр из зарослей борщевика? Саблезубый тигр на просторах Ленобласти? По оскаленной перекошенной морде медленно ползла зелёная муха. В тусклых вывернутых наружу потрохах копошились белёсые черви. Обглоданная до кости, вывернутая из сустава, передняя лапа торчала из травы как палка. С порывом ветра волной накатил отвратительный запах.

До Риты дошло, наконец, осознание увиденного. Взвизгнув, она перекатилась на четвереньки и вскочила. Так, хватит с неё деревни.

Девушка успела сделать всего несколько шагов, когда над её головой пронеслась огромная крылатая тень. Рита инстинктивно пригнулась, закрываясь руками, и ошеломлённо выглядывая из-под локтя. Крупная чёрно-серая ворона разворачивалась на правое крыло, заходя в вираж для следующей атаки. Птица пикировала молча и сосредоточенно. Девушка бросилась к дому со всех ног. Так это воронёнка она случайно… Как шквальным ветром рвануло сверху. Вороньи когти чиркнули по вскинутой руке, запутались в растрепавшихся волосах и вырвали приличный клок. Рита ввалилась на веранду и захлопнула дверь. Тоненько звякнули разноцветные стёклышки в ромбовидных оконных сотах.

В кресле-качалке сидела окровавленная старуха. На неё будто целое ведро сверху выплеснули. Девушка вцепилась рукой в косяк и тоненько заскулила, не в силах отвести взгляда от неподвижной фигуры.

– Что это ты? Перетрудилась? Быстро, – холодно молвила бабушка и оттолкнулась ногой. Кресло-качалка скрипнула, и старуху залило синеватыми отблесками, превратив на миг в ожившего зомби. Цветные стёкла! Рита задышала как рыба, вытащенная из воды.

– Я вспомнила! Мне срочно надо домой! Когда маршрутка в город идёт?

– Когда идёт не знаю, а по расписанию завтра утром. Только она о том расписании не догадывается, живёт себе как хочет. Ты дома, внучка, – бабушка снова качнулась. Окровавленная-зомби-окровавленная-зомби. – Куда ты на ночь глядя собралась? Темнеет уже. Сейчас гроза начнётся.

Рита быстро глянула сквозь единственное обыкновенное стекло. И верно – тяжёлая чёрно-синяя туча наползала на крышу дома, подминая клубящимся брюхом вечернее небо. Ветер рвал кусты. Мимо веранды пролетел пакет, сушившийся на заборе. Хлопнул, будто крыльями, и сгинул в темноте. Делать нечего, придётся ночевать.

В старом доме существовало много-много правил. Нельзя бегать по длинному коридору. Нельзя скакать и топать. Нельзя кататься по перилам лестницы со второго этажа, залезать на чердак и – ни в коем случае! – в подвал. Хорошие девочки ничего такого не делают. Они моют руки и ужинают, постелив на колени салфетку. Не следует при этом, захлебываясь от впечатлений, кричать: «На лопухе такой жук огромный сидел, бабуль!». Послушные девочки молчат за ужином. Соблюдают правила старого дома. И тогда их никто не тронет.

Оказывается, Рита всё это помнила. А ей казалось, что забыла. Она не любила ездить к бабушке в деревню. Но кто всерьёз воспринимает желания и россказни маленьких детей?

***

Рита проснулась от того, что очень хотелось пить. И в туалет. Вот – одновременно.

Она спустила ноги с кровати, но тут же втянула обратно. Кровать – это домик. Такое правило – в домике не трогать. Хорошие девочки ночью спят. Поэтому ничего плохого с ними не случится. А если ты ноешь и шляешься по дому то попить, то пописать, то «бабулечка, ну очень кушать хочется, а можно мне печеньку»… Тогда извини. Ты не хорошая. Ты – добыча.

По стеклу что-то длинно царапнуло с мерзким звуком. Рита подскочила, оглянулась на окно. Ветер мотал сломанную ветку старого клёна. Нечего сочинять ерунды, за окном никого нет! Уж если они спрятались, то под кроватью, конечно… В черном провале между кроватью и дощатым полом. Стоит опустить ногу, как сухонькая ручка с кривыми пальцами тут же схватит за голую щиколотку и потащит в темноту. Вырваться невозможно.

По стенам и потолку плыли размытые тени. Девушка знала – они сливаются со сгустками темноты и ждут. Терпеливо ждут. Потом набрасываются все вместе, и спасения нет. Ты станешь одной из них – морщинистым карликом, хранителем старого дома. Рабом их королевы.

Смерть – вовсе не самое страшное, что может случиться, говорила когда-то бабушка.

Да что такое в самом деле! Какие карлики?! Ей, студентке второго курса, это… просто смешно. Стоит включить свет… Точно, здесь же нет бра над кроватью!

Странно. Девушка прислушалась. Полночи не могла заснуть из-за храпа старухи, а теперь совсем тихо. Даже рыжая бабушкина кошка не скреблась в дверь, требуя пустить на подушку.

Надо идти. Уже очень надо.

Рита в два прыжка оказалась у стены и с размаху шлёпнула по клавише выключателя. Ничего не изменилось. Света не было. Электричество часто выключали в деревне – из-за ветра, из-за грозы, из-за срезанных селянами проводов.

Девушка включила фонарик на телефоне и шагнула через порог комнаты. Туалет в конце коридора. Семнадцать шагов. Доска под ногой застонала, будто с кого-то потянули лоскут кожи. А если они на потолке?! Прыгнут сверху, со стены… Коготки вонзятся в шею, вот в это место над ключицей, где оглушительно бьется пульс… Белый луч заметался по сторонам, выхватывая из темноты стены, закрытые двери, какой-то сундук, а над ним старое пальто, свисающее боком, как висельник. Рита рванулась, влетела в туалет и захлопнула за собой дверь. Прижалась лопатками и, бурно дыша, нашарила рукой выключатель. Но света не было! Луч фонарика скользнул к унитазу.

Большие влажные глаза смотрели на нее с внимательным ожиданием.

Рита дёрнулась и стукнулась затылком о дверь.

Карлик спрыгнул на пол. Ростом он едва доставал девушке до пояса, но кожи на нём было как на двоих карликов. Она свисала морщинистыми неровными складками, и бурая шерсть покрывала её редкими клочьями. Складки колыхались, перетекали одна в другую, как будто жили собственной жизнью. Уродливый нос клювом нависал над губами, вымазанными красным. Карлик отбросил обглоданную кошачью лапку с клочком рыжей шерсти. Тонкие руки с многосуставными подвижными пальчиками потянулись к Рите. Они шевелились как пауки. Кривые тени делали пальцы огромными, живыми существами.

Девушка почувствовала, что воздух вокруг неё сжимается, давит всё сильнее и сильнее. Пахнуло сыростью и затхлой плесенью. От прикосновения холодной скользкой кожи гигантских пальцев Рита отшатнулась. Взвизгнула, уронила телефон и, срывая ногти, вцепилась в дверь, не в силах сообразить, в какую сторону она открывается.

Скрежетнул, поворачиваясь, ключ в замке. По коридору удалялись шаркающие шаги, почти заглушившие дребезжащий старческий голос:

– Непослушная девочка. Плохая девочка…

Когтистые морщинистые ноги в затухающем на полу луче фонарика сделали первый медленный шаг.

Собиратель

В последний миг осознание предстоящего ужаса ослепило его. Кир отшатнулся было назад, в тёплый сумрак комнаты. Но не успел.

Нога скользнула по заледеневшей жести подоконника, брызнуло крошево старой краски. Рука описала судорожный полукруг и не встретила опоры. Пальцы другой с визгом проехались по стеклу. Доля секунды, четверть стука сердца – вечность, в которой кожа пальцев миллиметр за миллиметром отрывалась от оконного стекла – отделила Кира ещё живого от него – уже мёртвого.

Сорвавшись в восьмиэтажную пропасть, он закричал, но не услышал себя – звук унесло вверх. Холод залепил нос и рот, перекрыл дыхание. Ветром рвало кожу и волосы, резало глаза. Брызнувшие слёзы превратили бездну под ним в расплывающееся пятно. В заложенных ушах грохотала кровь.