В эту же секунду Чавушкин коршуном налетел на парня, он выхватил чашу и, сбив с ног, попытался залить колдовское зелье в рот Диме: – Пей, щенок! Сдохни!
Шмелёв, возникший около дерущихся, будто джин из бутылки, точным движением в затылок обездвижил нападавшего и тот, обмякнув, рухнул наземь.
– Вот так сынок и живём. Постоянно руку на пульсе держим. Не ровен час, кто-то в предатели записался и пытается сократить количество преданных родине ведунов. Видишь, этого не досмотрели. А ты молодец, не стушевался. Хвалю, – нейтральным тоном проговорил полковник, побелевшими от недовольства губами.
– Заклинание так и не добыли, – огорчённо вздохнул Дима.
– Етить, колотить! Руки не опускать! Мы на месте. Медвежью голову нашли. Теперь сам подумай, что к чему, а я пока наших ребят на шоссе вызову, чтобы этого почтенного возраста охламона, куда надо сопроводили.
Неустанно повторяя четверостишие, которое, как Дима точно ощущал, передал ему Суммумессе из саркофага подо льдами Северного Ледовитого океана, он обошёл окрестности. И тут парень сообразил, что надо сделать. Юный волхв встал на одно колено перед меньшим холмом и словно кланяясь Медвежьей голове, обратился к Матушке-Земле за помощью. Едва он закончил произносить прошение, как затряслась, заходила ходуном земля, и вынырнул на поверхность почерневший камень.
– Как это всё запомнить?! Он же может сейчас уйти! – вскричал Дима, видя непонятные вырезанные на обтёсанном булыжнике многочисленные символы.
– Фото! Делай фото! – скомандовал подоспевший Сергей Юрьевич.
Поспешно вытащив мобильник, и радуясь тому, что телефон ещё не разрядился, юноша защёлкал камерой. Шмелёв тоже успел сделать несколько снимков, до того как камень заворочался и ушёл обратно в землю.
Поблагодарив Высшие силы, юный волхв с чувством выполненного долга произнёс: – Теперь нужен тот, кто может это прочесть правильно. Чтобы звучало как в исходнике. У вас же есть специалисты?
Шмелёв задумчиво угукнул: – Отыщем, – он кивнул на уже пришедшегося в себя Петра Игнатьевича, стоявшего с потухшим взглядом и со связанными за спиной руками: – Помоги отвести. Боюсь, что ребята могут тут заплутать, а тебе как я понял не в первой по лесу бродить.
Сориентировавшись по солнцу, юноша вывел группу к шоссе быстрее, чем они дошли до древних курганов. Переглянувшись, Дима и Сергей Юрьевич пришли к одному выводу – ведун намеренно повёл их через болото, вероятно предполагая по пути, избавится от юного волхва.
Вскоре, без лишних вопросов оперативники на патрульной машине забрали нахохлившегося старика, а тройка напарников помчалась в столицу под бравые песни и восторженные реплики радиоведущих, желавших здоровья и неизменной крепости духа голубым беретам – для всей страны наступил праздничный день.
Сергей Юрьевич заметив, что Дима приспосабливает рюкзак так, чтобы поспать на нём как на подушке, попросил Ивана сделать радио тише. Вскоре парень притаился. Шмелёв бросил контрольный взгляд и обнаружил подопечного бодрствующим.
– Чего не спишь? О чём задумался? – вполголоса спросил полковник.
И беспокойство юного волхва вырвалось наружу пронзительным возмущением: – Он же наверняка, изучая сакральные знания, постиг тайну того, что за предательство через семь поколений его ведический род угаснет. Он не сможет передать силу. Почему позволил себя завербовать? Пётр Игнатьевич понимал, что делает, это был ни какой-то гневный всплеск, а продуманный шаг!
Словно жуя фразу и клацая языком, Шмелёв растягивал слова: – А-а-а, вот оно что. Ты всё о Чавушкине размышляешь, – и тяжело вздохнув, он ответил: – У каждого своя цена, сынок. Вот свежий пример, недавно рассекретили дело времён Второй Мировой войны о паре агентов из наших соотечественников, промышлявших для немцев шпионажем. Одного фашисты завербовали, пообещав отпустить из тюрьмы мать и сестру, другой согласился сотрудничать, когда перед ним расстреляли одиннадцать его сослуживцев.
– Ответ один – трусость! – вспылил Дима, и продолжил горячо восклицать: – Оба всего лишь отсрочили смерть! Если бы я так попал, то притворился бы, что готов сотрудничать. Но потом, нашёл бы как к своим уйти. Или диверсии какие-нибудь осуществлял. Но ни за что на свете не стал бы работать на нацистов!
Испытывающий, внимательный взгляд полковника медленно бороздил разгорячившегося подростка. Тот вызывающе посмотрел в ответ. Как-то по-особому пробежавшая тень улыбки по строгому лицу мужчины, заставила юношу замолчать.
Парень поник головой, и осторожно спросил: – Я что-то не то сказал?
– Ты весьма проницателен, но пока юношеский максимализм, управляя твоими эмоциями, берёт верх над логикой, – тоном наставника проговорил Шмелёв, и бесцветным голосом продолжил: – Чтобы изучить поведение людей, освоить причинно-следственные связи их поступков, нужно начать с себя. Неужели тебе никогда не было страшно?
Пока не понимая, к чему клонит сотрудник ФСБ, Дима едва зримо кивнул и бесстрастно проронил: – Было.
– И что ты делал, чтобы избавиться от страха? – методично вещал полковник.
– Я думал, как решить проблему, – чётко произнёс юный волхв и вдруг он запнулся и, смутившись, почти прошептал: – Но вначале всегда хочется, чтобы то, что напугало – исчезло, испарилось. Хочется проснуться. Мозг отвергает, что происходящее реальность.
Шмелёв утвердительно затряс головой: – Вот так и у всех, именно в первые секунды опасного положения или напряжённой обстановки, когда проявляется присущая человеку слабость воли, страх может сковать разум и победить. Каждому присуще смятение, это заложено природой и способствует сохранению вида. Кто-то спасается бегством, а кто-то готов отказаться от привычных правил и приспособиться к выживанию в чуждой среде, приняв новые законы.
– Как же справиться с накрывшим волнением? Неужели это невозможно? Нет, я отказываюсь верить в то, что не существует тех, кто может такое преодолеть! – в приступе гнева выпучил глаза Дима.
– Конечно, существуют такие люди. А как ты сам справлялся с кризисом? – с хитринкой в уголках глаз спросил Сергей Юрьевич, он устремил на юношу взгляд сродни рентгеновскому лучу, и будто кодируя, дал установку: – Проговори то, что ты чувствуешь в моменты опасности.
Мысли юного волхва неожиданно затуманились, будто мозг отказывался сотрудничать и берёг Диму от попытки пережить былые потрясения снова. Интенсивно размышляя, пытаясь пробраться сквозь густую пелену неприятных воспоминаний, чтобы нащупать то, что им движет, парень впал в приторможенное состояние сродни шоку.
– Я… Мне кажется, что я перестаю думать о себе… Меня начинает пугать то, что может произойти с другими… Я кидаюсь искать выход… Ищу такой способ решить проблему, чтобы другим не сделать хуже…, – силился юный волхв распознать оттенки собственных помыслов.
– Как ты думаешь, откуда у тебя такие мысли? – новый вопрос окончательно выбил парня из колеи.
Уже ничего не соображая, спазматически пожимая плечами, Дима выпалил то, что первым пришло в голову: – Э-э-э, наверное, оттого, что я много читал про подвиги предков. Стараясь глубже понять, слушал истории проявления отваги, которые рассказывали отец и дед, учителя и наставники…
– Вот именно! Твой разум знает алгоритм действий для поведения в критической ситуации благодаря заблаговременной подготовке. Ты раз за разом закладываешь в мозг, словно в базу данных варианты решения проблем и когда происходит нечто страшное, на тебя не нападает паника, потому что ты видишь способы избавления. Твоя заминка происходит не от страха, а от того, что надо быстро успеть обдумать и скомбинировать наилучший, подходящий к данной конкретной ситуации вариант действий. Функция защитника, которую ты к себе примеряешь, заставляет через заботу о других найти выгодный для большинства путь.
– Ого! То есть смелость можно воспитать! – озарило юношу.
– Да. Можно и так сформулировать. Однако следует помнить, что если генетический код имеет след предателей…
Сложив руки на груди в замок, Дима с придыханием закончил за полковника: – Да, да, да то и потомкам сложнее будет стать честными людьми, но всё равно это возможно, потому что каждому даётся выбор.
– Молодец! – восхищённо отозвался Шмелёв и, хлопнув парня по плечу, спокойным тоном привнёс новую пищу для размышлений: – И ещё один момент. Есть такая мудрость. Каждый верит, что когда наступит час икс, он поведёт себя как храбрый тигр, но, к сожалению, вместо крепости духа может проявиться нутро испуганной лани.
– Получается, что Чавушкин уже имел в роду предателей, поэтому и оступился? Хотя причина могла быть и иной…
– Вот-вот. Ещё только предстоит изучить истинные мотивы, раскрыть заговор, но на лицо одно – он ждал своего часа навредить и так рвался отличиться, что не смог управлять эмоциями и выдал себя. А ведь даже я понял, что ты блефуешь со своим пластиковым бокалом…
Юноша покраснел: – Не убедительно получилось?
– Для обывателя вполне достоверно. Но я заметил, как замедлились твои движения, спокойнее стала речь. Так бывает, когда человек начинает действовать по фантазийному, то есть придуманному сценарию, хочет сделать нечто, что претит его естеству. Ложь всегда выдаёт того, кто хочет ввести окружающих в заблуждение. Это всё можно прочитать по лицу, по позе, разговорной манере и так далее.
Дима воспылал жадностью заполучить секретные знания, и тесно прижавшись к полковнику, заглядывая ему в лицо, словно молодой пёс, выпрашивающий лакомство, томно вымолвил: – Как интересно. А вы меня научите читать людей?
– Посмотрим. Я подумаю, – насмешливо ухмыльнулся Сергей Юрьевич и с заботой в голосе произнёс: – Ты поспи, милок. Пока наши спецы с текстом работать будут, погулять с Ваней по Москве сможешь.
Внезапно с некоторыми нотами гордости молодцевато отозвался капитан: – Пацан заработал. Товарищ полковник, я подыщу ему что-нибудь этакое?
– Разрешаю, – хмыкнул Шмелёв, и прикрыл глаза, давая понять, что и ему нужен отдых.
Получив ответ на мучивший вопрос, Дима теперь не мог заснуть от другого, втихомолку улыбаясь, он мечтательно вздыхал: «Что же такое мне покажет Иван? Что может быть круче бункера?».
После сытного обеда в столовой ФСБ, приведя себя в порядок с помощью капитана, Дима в начищенной обуви и свежем камуфляже под льющим светом солнце задумчиво поправляя кубанку, разглядывал ничем не приметное многоэтажное здание, на котором на скромной табличке у входа значилось «Паломнический центр Московского Патриархата».
Иван, закончив беседу, убрал мобильник: – Договорился. Нас ждут.
Заинтригованный парень, не проронив ни слова, поспешил за капитаном, устремившимся скоростной полуспортивной походкой внутрь.
«Вот это сюрприз!» – ахнул про себя юноша, прочитав название фотовыставки в художественной галерее, куда их впустил усатый экскурсовод в строгом костюме.
Худощавый гид, прохаживаясь в просторном зале, пахнувшем типографскими красками и музейными пыльными древностями, указывая на старинные фотографии, развешенные в объёмных рамках на холщовых стендах, начал вещать голосом схожим с легендарным Левитаном: – Собственный Его Императорского Величества Конвой берёт своё начало от судьбоносного момента, произошедшего во время Заграничного похода Русской армии, целью которого ставился окончательный разгром войск Наполеона. 17 октября 1813 года в ходе одной из крупнейших битв при Лейпциге, именуемой также «Битва народов», лейб-гвардии Казачий полк полковника Ивана Ефремова в жёсткой сече малым количеством заставил отступить значительно превосходящих числом тяжёлых кирасиров, тем самым защитив императора и самодержца Всероссийского Александра I от неминуемой гибели. После это случая проявления невероятной доблести и мужества император больше не расставался с данным Казачьим полком, они сопровождали его повсюду до самого конца похода. Надо заметить, что Александр I и ранее имел при себе лейб-гвардии Черноморскую казачью сотню. Но после этого боя стало очевидно, что одной сотни для охраны царской особы в военное время, недостаточно. Вернувшись после похода, император несколько понизил важность личной безопасности. И только Николай I в 1828 году создал полноценный Собственный Его Императорского Величества Конвой для охраны представителей императорского дома, костяком которого стали терские и кубанские сотни, из них же отбирались «личники» – личные телохранители членов царской семьи. Были в этом подразделении и особые части. Такая, как лейб-гвардии Кавказко-Горский полуэскадрон, которым командовал полковник Султан Азамат-Гирей, наследник крымских ханов. Отбор в ряды Конвоя шёл жесточайший. Только лучшие из лучших, одобренные советом стариков имеющие природную смекалку кандидатуры гвардейского роста могли претендовать на то, чтобы удостоится такой чести, как охрана самого государя и его близких. Камер-казаки будто неприметные тени, но производящие должное впечатление грозной охраны, были неотъемлемой частью любого приёма. Они караулили покои императора, сопровождали и на прогулках. Службу несли три года. Этот Конвой в алых черкесках расшитых золотом и серебреным галуном не был церемониальным отделением. Казаки Конвоя отличились и в Русско-турецкой войне и в Первой мировой.