Путешествие длиной в три века…

Шедший впереди евнух открыл одну из многочисленных дверей в круглом зале и подтолкнул внутрь комнаты Елизавету, а второй распахнул дверь, что была рядом и жестом предложил войти Лине. Но обе девушки схватили друг друг за руки, обнялись так крепко, что евнухам надо было применять силу. Эти многострадальные евнухи остановились в растерянности, глядя на госпожу. И только в этот момент она сказала свои первые слова. Ее голос оказался на редкость мелодичным и певучим. Но еще более неожиданным оказался язык, на котором она произнесла несколько слов:

– Девочки, перестаньте плакать! – Фраза была произнесена на чисто русском языке.

Лиза встрепенулась и повернулась к Фатиме. И госпожа вдруг неожиданно показала себя не с самой плохой стороны. Она подошла к девушкам и обняла обеих сразу.

– Ну, девчонки, хватит реветь! Никто не собирается вас убивать!

Фатима спросила Лизу:

– Ты же русская? Как тебя зовут?

Девушка произнесла, заикаясь. Она еще всхлипывала и вытирала кулачками глаза:

– Лиза, Елизавета Скороходова.

– Не плачь, дитя мое! Ничего плохого не случится.

Теперь она пристально посмотрела на Лину и также мелодично заговорила, но уже на английском языке:

– А как тебя зовут, красавица?

Лина была настолько удивлена, она смотрела во все глаза на госпожу и вместо ответа задала свой вопрос:

– Госпожа! Откуда вы знаете несколько языков? Это так неожиданно!

Фатима теперь уже сняла свою накидку с головы и осталась в красивом расшитом платке, повязанном необычным способом. Для европейских женщин непривычно вообще носить платки, они обожают шляпки. Но Фатиме удивительно подходил ее платок. Он был исполнен в нескольких цветах, и все тона были не яркие, пастельные.

Обе пленницы во все глаза рассматривали госпожу. Красивое лицо, живые черные глаза, красиво оттененные длинными густыми ресницами. Черты лица тонкие, интеллигентная женщина, вполне вероятно хорошо образованная, если показала знание уже двух языков.

Госпожа не оставила вопрос Лины без ответа и улыбнувшись, коротко сказала:

– Жизнь, девочки, хороший учитель. Она научит не только языкам.

– Госпожа, вы жили в Англии?

– Жила, моя хорошая, жила в Англии!

Лицо ее омрачилось, тень грусти легла на лицо, видно, вопрос оказался больным для ее памяти. Она вздохнула, и несколько минут ни с кем не разговаривала. Как показалось Лине, госпожа боролась со своим большим желанием поплакать также эмоционально, как только что проливали слезы девчонки.

– Вот тебе и на! – подумала Лина. – Госпожа тоже не лишена чувств. Это надо запомнить и использовать. Это может нам с Лизой пригодиться в организации побега.

Госпожа сказала обеим девушкам на русском:

– Ну, хорошо, вы сегодня можете спать в одной комнате, может, еще две-три ночи, а потом у каждой будет своя комната. Входите, девочки. Здесь все для вас готово. Слуги принесут горячей воды, вот в этой ванне помоетесь с дороги. На столе еда для вас. И отдыхайте. Вас никто не потревожит. Когда выспитесь, и будете бодро себя чувствовать, позвоните в колокольчик, слуги придут. Один из них, что повыше ростом, знает русский. Он поможет вам начать изучать турецкий. Перед слугами можете лица не закрывать, они не мужчины-евнухи.

Лину раздирало любопытство. И она спросила госпожу:

– А где он изучал русский язык, госпожа?

Фатима так отреагировала, что Лина быстро усвоила что язык надо держать за зубами и не задавать глупых вопросов. Ответ госпожи был краток и ужасен:

– Ты знаешь что человек может говорить только тогда когда у него есть язык во рту?

Лина попыталась про себя произнести хотя бы два слова не используя язык. Но ничего не получилось. И она со страхом посмотрела на госпожу. А та добавила еще несколько слов, которые прозвучали еще ужаснее:

– Попробовала говорить без языка? Не получилось, верно? Вот и постарайся его иметь во рту всю жизнь. Здесь за лишние разговоры языка лишают в один момент. Второго шанса не дадут. А пока отдыхайте, девочки. Завтра встретимся.

Фатима вышла, закрыв за собой дверь. Девушки остались в глубоком испуге. Они были уставшие, напуганные и уже основательно проголодались. Горели свечи, комната была хорошо освещена. Не такая уж и маленькая комната. Совершенно не похожая на европейское жилье. Стены обтянуты шелковой тканью, которая искрилась и переливалась. Полы устланы мягкими пушистыми коврами, невероятно красивых цветов. Там вытканы дивные цветы, и при таинственном освещении свечами казалось, что девушки попали в сказочную пещеру, где все переливается и заставляет рассматривать каждый лучик. Столик низкий, полностью заставлен фруктами. В центре на подносе располагалась серебряная супница или сосуд, похожий по форме на европейскую супницу, с закрытой сверху крышкой. Лина приподняла крышку, в комнате моментально распространился умопомрачительный запах жареного на огне мяса. Рядом с мясом стоял графин с вином.

Постучал евнух, вошел и внес горячую воду и небольшую круглую ванну. Девушки должны были прежде помыться. Грязь впиталась в волосы, кожу, одежду. Они пропахли верблюдами, пустыней и песком. В волосы и то набился песок. Слуга налил горячей воды и добавил прохладной в небольшую ванну, которая располагалась за шелковой ширмой. Там же он поставил вторую ванну и тоже приготовил все для второй девушки. Положил на небольшом подносике несколько сортов мыла, которое издавало аромат цветов и черемухи, и роз… Пожелал им спокойной ночи и ушел.

Девушкам так хотелось есть, но еще больше хотелось смыть с себя всю грязь многодневного путешествия, и они быстро сняли с себя свое грязное тряпье, собрали его и положили у порога. Каждая уселась в свою ванночку, и обе с усердием начали тереть тело мочалками, поливая на себя уже чистой водой из кувшинов. Банная процедура продолжалась не менее часа. Была уже глубокая ночь, когда обе девушки закутались в мохнатые большие простыни и побежали к столу. В этот момент даже все беды и страхи отступили, потому что на голодный желудок и побег не организуешь.

Красное ароматное вино подействовало на обеих так расслабляюще, что они уже совсем перестали бояться страшного слова «гарем». Вернее, боялась-то одна Лина, Елизавета еще не поняла, что над ней нависла ужасная опасность стать рабыней в гареме султана. Лина решила не травмировать подругу по несчастью. Она лишь знаками объяснила Лизе, что она может говорить, Лина все понимает, только сказать не может. Лиза показала жестами, что будет говорить, а Лина будет повторять и учить русский язык.

Кровать оказалась огромной, там могло спокойно разместиться еще несколько таких девушек, она была низкой, очень мягкой и круглой. Над ней к потолку комнаты был прикреплен балдахин, прозрачный, нежного бело-розового цвета. Девчонки упали в мягкие подушки и в ту же секунду отключились.

Лина увидела сон, что она видит пустыню сверху, как будто она смотрит с высокого балкона, а под ней кто-то двигает пустыню, и меняются очертания барханов, идут верблюды… Вскоре исчезла и пустыня, и барханы, а она уже мчится в какой-то карете, но карета не запряжена в лошадей, а несется сама по себе. Лина очень испугалась, но увидела сидящую рядом с собой белокурую женщину, которая взяла ее за руку и прошептала: Доча, какие мы молодцы, что отправились в путешествие!

Потом картины сменились, она увидела море и высокие-высокие дома. Она таких никогда не видела прежде. Стало страшно… Ведь она смотрит на все снизу, а эти громадины могут упасть и раздавить и Лину, и женщину, которая стояла с ней рядом.

Девушка в страхе открыла глаза и увидела рядом с собой снова ту же белокурую женщину, которая лежала на соседней кровати, женщина была красивая, ее лицо светилось добротой и лаской.

Она смотрела на Лину с такой нежностью и любовью, что у девушки прямо сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Эта женщина, наверное, любит Лину и никогда не вырвет ей язык за неудобный и нежеланный вопрос. Но вопрос сам собой выпрыгнул из ее рта наружу и она спсросила женщину:

– Ты кто? И я тебе кто? Где мы с тобой?

– Дочка, ты меня пугаешь! Я – твоя мама, и мы с тобой прилетели в Тель-Авив. Тель-Авив – самый большой город в Израиле.

– А госпожа, а гарем султана, они где?

Оксана Николаевна, бедная, побежала в ванную комнату, набрала воды в рот и брызнула на дочку. Лина только сейчас открыла глаза до конца и посмотрела на мать осмысленным взглядом. Минутки две-три сидела молча, видно, внутри у нее шла напряженная аналитическая работа мозга: где все-таки реальность? Там, где султан с его проклятым гаремом и госпожой или где мама Оксана Николаевна.

В этот момент постучала горничная и на чисто русском языке сказала из-а двери:

– Это Катя, горничная. У вас сегодня экскурсия на Мертвое море. Вы не раздумали ехать? Тогда быстро в ресторан на завтрак, через полчаса внизу ждет автобус номер 721 с надписью Рубин Тур.

Девушка ушла. А мама с нажимом произнесла:

– Линка, где тут султан, где госпожа и гарем? Мы с тобой в Израиле. Давай быстро на завтрак! Купальники не забудем, будем купаться в Мертвом море!

Лина быстро отправилась в душ, и, стоя под струями горячей воды, смывая с себя ароматную пену абрикосового геля, невольно подумала:

– Можно было и не принимать душ, я же недавно, еще ночью, купалась в ванночке и поливала на себя из кувшина теплую воду, с ароматом роз.

И снова подумала, что начала она сходить с ума. Но мама накинула на нее огромную махровую простынку, Лина вышла на балкон и увидела в ярких ослепительных лучах солнца ласковое море, на пляже сотни людей, играют в песочек дети… А море… мечта… штиль полнейший. И вот она, мама, и экскурсия. И все женщины ходят с открытыми лицами, она же собственными глазами видит прохожих. И нет никаких евнухов в темных балахонах. А сама Лина, оказывается, русская девушка и говорит на русском, но и английским владеет отлично…

Лина сидела в кресле минут пятнадцать, балкон выходил на пляж и на оживленную улицу Бен Йегуда, где сновали люди, машины, слышалась восточная музыка. Лина пропускала весь поток информации через свои участки мозга, отвечающие за реальный анализ действительности, и вдруг поняла очень важную вещь: в ее жизни происходили все эти вещи. Израиль-здесь и сейчас, а вот пустыня, гарем и госпожа – это где-то давно в прошлом. Неужели такое возможно? И сама себе ответила: видимо, возможно, если я реально видела Саида, Лизу, гарем и евнухов. Выходя из одной реальности, я вхожу тут же в другую. И все это происходит во сне.