Ничего не бойся

– Не подходи, – вопила Костина подружка. – Чокнутая!

– Это кто еще чокнутая! – издалека крикнул Артем. – Это твой ненормальный мужик ее преследует!

– Отойди, Марин, – вдруг сказал Костя. Надо же, чем-то разбитым вместо рта еще и говорить умудряется.

Белесая Марина сморщилась, но отошла. Видимо, сочла, что мое тщедушное тельце не представляет для ее любимого угрозы.

– Зачем ты это делаешь? – тихо спросил Костя. – Сообщения с угрозами – везде, даже рабочее «мыло» пронюхала, ну надо же… Этого своего натравила. Зачем?

– Не понимаю, о чем ты.

– Я знаю, что это ты. Зачем?

Завыли сирены. Полиция приехала по Артемкину душу.

– Понятия не имею, что ты имеешь в виду. И уж точно ты ничего не докажешь, – я наклонилась, заглянув в распухшие щелки, временно заменяющие Косте глаза. Но тут меня оттеснил дюжий парень в форме.

Костю увезли в больницу. Артема – в отделение. Меня коротко опросили и отпустили домой. Конечно, я ведь пострадавшая сторона, измученная преследованиями бывшего мужа.

Мне не жаль. Ни Костю, на Артема, ни себя. Костя ушел – он не смог жить со мной, потому что «невозможно оставаться с человеком, который каждый день проверяет твой телефон и устраивает дикие скандалы, если я взял трубку не через пять секунд, а через десять».

И он от меня отказался. А моя любовь осталась со мной. И моя боль осталась со мной. И они нашли выход.

Ах да. Изобразить, что бывший муж засыпает тебя сообщениями с левых номеров – проще простого. Как и заранее подсунуть розы. С рисунком, правда, пришлось рисковать. Хорошо, что Артемка все же уснул той ночью и спал крепко. А я когда-то давно окончила художественную школу под маминым давлением. Спасибо, мама.

Ну а машина… Да мало ли стареньких черных тойот в городе?

«Когда уже нельзя помочь»

– Не переживай, – мать перебирала волнистые волосы Марка одной рукой, другой поглаживая его спину. Точно так она делала, когда сын был маленький и нужно было срочно его утешить. – Не переживай. Мало ли что он говорит. Возьмет с собой – вот увидишь!

Марк засопел, мягко освободился от материнских объятий и выпрямился в полный рост. Этим летом ему исполнилось тринадцать лет, он как-то неожиданно вырос, и теперь нелепо возвышался над утешающей его мамой на целых полголовы.

Глубоко вздохнув, Марк открыл было рот, чтобы что-то сказать, но глянул за спину матери и поспешно рот закрыл. Так резко, что верхние зубы с неприятным скрежетом проехались по нижним. Марк сглотнул, пытаясь проглотить колючий ком в горле. И еще раз сглотнул. И еще.

– Что ты с ним сюсюкаешься, как с маленьким? – в дверях гостиной стоял отец. В одних трико, без майки, он лениво почесывал обильно покрытую растительностью грудь и зевал, демонстрируя желтые зубы.

«Интересно, – подумал Марк, – у меня такая же волосатая грудь будет, когда я вырасту? А у этого не будет. Скоро не будет».

«Этот» – отец – проснулся не в духе. Послеобеденный сон не улучшил его настроения, он не стал вдруг добряком-папочкой, который нежно целует жену и обожает сына. Марк видел в кино, что такие любящие отцы где-то существуют.

– Алик, —вдруг стала защищаться мама и даже голос повысила, что было уж совсем для нее нехарактерно, – собрался на рыбалку – так уж возьми мальчишку с собой! Ну что ему летом дома торчать?

– А пусть поторчит, – отец с наслаждением растягивал звуки, наблюдая за тревожной реакцией двух одинаковых, светло-серых, пар глаз.

Эти светло-серые глаза раздражали Алика тоже одинаково. «Вот не они бы, —думал он, искоса поглядывая на жену и сына, – глядишь, и жизнь по-другому бы пошла! Да. По-другому. Женился бы на какой-нибудь богатенькой дурочке и ни в чем бы себе не отказывал. И никаких детей! Это главное. Да, все из-за них».

Тупая злоба неспешно растекалась по телу Алика, пульсируя где-то в затылке и, постепенно разрастаясь, превратилась в гнев. Гнев Алика неспешным уже не был – он резво бежал по венам, доставляя хозяину удовольствие, сравнимое только с тем, какое испытывает после первой рюмки завязавший алкоголик.

– Бесполезный пацан, – Алик завел привычный скандал. – Учится как попало. Чуть ли не двойку по истории получил, и обещал, между прочим, всю эту историю выучить за лето от корки до корки! Ну и как, выучил?

Отец переводил взгляд глубоко посаженных, какого-то мутного цвета, глаз с сына на мать и обратно. Медленно изучал то одно, то другое лицо, наслаждаясь эмоциями, которые появлялись в одинаковых широко распахнутых глазах. В этих глазах была покорность. Был страх. И готовность бежать.

– Он учит, – внятно сказала мать. Она упрямо смотрела Алику в лицо и выдержала, не отвела глаз.

Марк удивлялся маминому бунту: обычно во время семейных сцен, где режиссером и звездным актером всегда был отец, тихая мама отмалчивалась. Иногда пыталась извиняться или перевести тему, но уже даже Марк понял, что такое поведение ничем не помогает – отец измывался над своими близкими вовсе не потому, что они, близкие, были такими ужасными. А потому, что хотел измываться.

– Лиза! – отец обращался к матери всегда только по имени – никаких там тебе «дорогая» или «любимая». – Ты скажи, учит-то учит, а хоть что-то выучил? Ты проверяла? Или как обычно не делаешь ни черта, угораздило ж меня жениться на лентяйке!

Мама дернула головой. Марк сглотнул. От несправедливых обвинений ему хотелось броситься на отца и молотить его куда попало: по лицу, по рукам и ногам, по груди, покрытой густыми завитушками. Мама не спит днем. Мама работает. Мама обслуживает этого скандалиста, который все равно всегда и всем недоволен. Марк помнил – хотя, может, ему только казалось, что помнит, а видел он только на старых фотографиях – какая мама была: с рассыпавшимися ниже пояса кудрями, в обнимку с байком и, главное, с такой ослепительной улыбкой, глядя на которую и самому хотелось улыбаться.

Женщину, которая сейчас сидела рядом с Марком, с той девушкой с фотографий не роднило ничего. У этой женщины была невнятная короткая стрижка, потухшие глаза и всегда сжатые в нитку губы. И главное – в женщине, которой стала мама, не было жизни. Всю жизнь из нее высосал отец.

– Беги, Марик, собирайся, – вдруг сказала мать, легонько подталкивая сына в спину. – Папа тебя возьмет.

Марк не стал дожидаться реакции отца на мамин бунт и побежал к себе. Собственно, собираться ему было и не нужно: все вещи уже были упакованы в две спортивные сумки. Марк открыл сумку – ту, что была поменьше, проверил содержимое внутреннего кармана, и застегнул замок. Остро наточенный нож был на месте. «Хотя вряд ли пригодится, – подумал Марк. – Обойдусь и так. Обойдусь».

Алик не стал выяснять отношения с женой. Пока не стал. Решил заняться дрессировкой осмелевшей жертвы, как только вернется домой. А пока можно будет оттянуться на сыне. Ну то есть, конечно, наставить его на путь истинный.

По дороге к местной речушке Алик и Марк молчали. Правда, молчали по разным причинам. Алик хотел запугать сына: чтобы тот гадал, во что же это грозовое молчание выльется. Марик ни о чем таком не гадал. Не в этот раз. Он прогонял в голове уже сотни раз продуманный план, сидя на заднем сидении отцовской, повидавшей виды, машине.

Доехав до «своего», как называл его отец, места, они вытащили из багажника вещи, даже не глядя друг на друга. Оба по-прежнему молчали. Алика кольнула легкая тревога: обычно его чувствительный сын бросался сразу же выяснять причины плохого настроения отца. А сейчас – нет. Длинный тощий мальчишка молчал, перебирая вещи в сумке и сжав губы так, что стал еще больше похож на мать. «Взрослеет, что ли», – испытывая смесь уважения и отвращения, подумал Алик.

Марик, ощутив макушкой тяжелый взгляд отца, вскинул голову и сказал:

–Пойдем искупаемся?

–Здесь? Ты шутишь, что ли?

Удивление Алика было вполне логичным. В местной безымянной речушке купались редкие страстные любители водных процедур. Да и то спьяну. Река была мелкой, и к тому же отчаянно воняла рыбой.

– Не, – мотнул головой Марк. – Я ж плавать не умею, ты меня в прошлом году за это ругал, забыл? А здесь не стыдно хоть – никто не увидит, что такой здоровый лоб, а плавать не умеет.

Алику польстило, что сын процитировал его дословно – словами про здорового лба. «Уважает, значит. Ценит мои слова», – самодовольно подумал он.

– Ладно. Пойдем, – коротко бросил Алик, подчеркивая тоном, что делает сыну огромное одолжение, глянул на часы и закончил: – сейчас половина двенадцатого. Полчасика нам на купание.

Раздевшись до трусов, отец с сыном зашли в реку. Немного не дошли до середины, и вода здесь едва доходила Алику до груди. Оба чувствовали, как в ноздрях все плотнее сгущается гнилой запах этой мелкой речушки.

– Присели, – скомандовал отец и ушел под воду с головой. Марик последовал его примеру, неловко зажав нос рукой, но почти сразу же вынырнул, хватая воздух ртом. Алик появился следом и насмешливо спросил:

– Боишься?

– Наверное, да, – признался Марк.

– Будем страх лечить, – прищурился отец, перехватил легкого гибкого мальчишку за талию, раскрутил и запустил на середину реки. Марик побарахтался на поверхности, ушел под воду, вынырнул, булькнул и пропал, скрывшись под водой.

Алик скрестил руки на груди и ждал появления сына. Но того все не было. Выждав с полминуты, Алик громко сказал: