И даже хвалили: «Видишь, не посмотрел, что старый друг! Режет правду-матку! Молодец!»
Правда, тут же ставили диагноз: «Идиот, мэр ему этого точно не простит».
Внезапно позвонил сам городской голова. Сергей схватил трубку и затараторил:
– Погоди, Валера, я сейчас все объясню!
– Ничего не надо объяснять. Просто сними пост. И дай опровержение!
– Но я не могу…
Мэр не стал дослушивать и бросил трубку.
До конца дня Сергей так и не смог до него дозвониться.
*
Вернувшись домой, он застал Надю в том же халате, который видел на ней еще утром. Видимо, даже в магазин не выходила. Надя сидела, уткнувшись в очередной Славкин фотоальбом. Еще штук двадцать альбомов лежало рядом на диване.
– Надь, – сказал Сергей предельно мягко, – ты бы себе работу нашла.
– Тебя что-то не устраивает? – поинтересовалась жена.
– Меня не устраивает то, как ты себя чувствуешь. – Сергей сел на подлокотник кресла и обнял Надю. – Ты же киснешь… протухаешь.
Жена вырвалась из-под руки.
– Раньше ты говорил, что я молодец, а ты в состоянии сам нас обеспечить.
– Не переводи в деньги, Надя! Раньше Славка… у Славки был тот диагноз. Теперь его нет. Да и вообще…
Надежда ощетинилась:
– Что вообще?
– Даже тогда, когда был диагноз… ты же думала о будущем? – тихо сказал Сергей. – Чем ты собиралась заняться потом?
– Когда потом? – спросила Надя.
Сергей понял, что хватит жевать сопли.
– Слушай, сейчас диагноз снят, можно назвать вещи своими именами. Мы знали, что Слава проживет еще год-два. Ты знала. Ты же думала о том, что ты будешь делать дальше?
– Как ты можешь так говорить, как ты вообще можешь об этом говорить? – закричала Надя и зажала уши руками.
– Но теперь-то… – Сергей снова попытался ее обнять, она снова вырвалась. – Слушай, нам нереально повезло, у нас здоровый сын. Вся жизнь впереди. А ты сидишь дома и перебираешь старые альбомы.
– Ты опять? Ты опять выгоняешь меня на работу? Я, между прочим, четырнадцать лет тебе сына растила, это я не спала ночами, это я от каждого его шороха просыпалась…
– Хватит, – не выдержал Сергей, – хватит истерить. Не хочешь работать – не работай. Но я тебя умоляю, займись чем-нибудь. С тобой в одной квартире находиться невозможно.
И он вышел из комнаты, с трудом удержавшись, чтобы со всей дури не врезать по стопке старых альбомов.
*
Слава довольно быстро понял, что если в школе не отсвечивать, то тебя не трогают. Он приходил, забивался в угол, третья парта у окна, и старался не шевелиться. На переменах выходил из класса последним, быстро переходил к новому кабинету и забивался в угол там.
Соседка по парте с редким именем Роза пыталась с ним разговаривать, но он так нахамил ей в ответ, что она после первого же урока пересела к подруге. Славик выдохнул с облегчением. Терпеть рядом девчонку он был не в состоянии. Их и так было слишком много. Невыносимо много. Он их не понимал и панически боялся. Когда Роза на самостоятельной работе по математике, проходя мимо, оставила на его парте листик с полностью решенным вариантом, он не знал, что делать. Догнать? Выкинуть? Швырнуть листок ей в спину? Но самостоялка была такая сложная, а математику Славка так не любил, что не удержался и списал. Но от Розы после этого стал шарахаться сильнее, чем от всех остальных.
После школы Слава приходил домой, там его ждала с обедом мама, он ел и шел лежать в свою комнату. Лежал там до прихода отца, тот, под причитания мамы, что «ты его переутомляешь, он и так еле живой», выгонял сына на тренировку или просто на прогулку. Слава не сопротивлялся.
Отвечать у доски по-прежнему было тяжело, но зато Славка отрывался на письменных работах. Он-то думал, что на своем индивидуальном плане обучения сильно отстал от остальных, а оказалось, что он, мягко говоря, не последний ученик в классе.
Однажды классная даже отдельно похвалила Славкино сочинение.
– Очень личная получилась работа, молодец! Такое чувство, что Слава сам на время превратился в главного героя.
Славка криво усмехнулся. Джека Лондона он вообще любил. А «Мексиканец», по которому писали сочинение, был, по мнению Славы, лучшей вещью писателя. После «Мартина Идена». Он часто перечитывал этот рассказ, представляя себя таинственным Риверой, который «работает на Революцию». Так что да, Татьяна Павловна угадала – Славка и сам немного превратился в мексиканца.
– Пятерка с плюсом, – объявила учительница. – Лучшая работа сегодня.
– Что?! Даже круче, чем у Виктуара? – удивилась худая чернявая девчонка на первой парте (Славка так и не запомнил имена одноклассниц).
– У Виктуара тоже достойное сочинение, – дипломатично ответила Татьяна Павловна. – Но слишком… академичное. Не хватило страсти и искренности.
– Умыли Виктуарчика, – кто-то сбоку произнес таким драматическим шепотом, что весь класс захихикал.
– Не отвлекаемся, – сказала учительница, – записываем тему урока…
Славка взялся за ручку и почувствовал на себе чей-то взгляд. Это Виктуар рассматривал его с брезгливым любопытством. Слава попытался улыбнуться, но, видимо, улыбка вышла не слишком дружелюбной – Виктуар зыркнул на него и отвернулся.
Славка забыл бы об этом эпизоде, если бы не события ближайших дней.
*
В среду шестой урок, который вела классная, получился скомканным: за пять минут до конца заглянула секретарша и страшным голосом передала приказ директора «быть немедленно».
Татьяна Павловна бросила на ходу:
– До звонка не выходим! Виктуар! Не забудь журнал!
Как только за ней закрылась дверь, народ потянулся к выходу. Сидеть даже пять минут в надоевшем классе не хотелось никому. Славик принципиально не стал толкаться и вышел последним. Он вообще предпочитал поменьше пересекаться с одноклассничками, поэтому спускался по лестнице нога за ногу.
И все равно натолкнулся на Виктуара и стайку девчонок, которые галдели возле раздевалки.
– Да ничего не станется с этим журналом, – уверял староста. – Полежит денек в кабинете. Завтра все равно у нас литература первая, чего его туда-сюда таскать.
– Имей совесть, – возражала Роза, – и вообще, это свинство по отношению к Татьяне. Скажи, Слава?