Индейское лето (сборник)
Евгения Георгиевна Перова
Она протянула ему ладонь – Леонид взял ее как-то странно, двумя руками, и легонько потряс, потом поцеловал. Они посмотрели друг другу в глаза – обоим вдруг стало ясно, что все не так просто: не зря они разговоры разговаривают, не зря смущаются. Лёня и Лёля… Мягкое, ласковое «л», навязчиво повторяющееся в именах, сплетающее их между собой в замысловатый узор, казалось Лёле знаком судьбы…
В сборник Евгении Перовой вошло семь новелл, в которых, как и в новелле «Царь Леонид», герои пытаются найти формулу любви.
Евгения Перова
Индейское лето (сборник)
© Перова Е., текст, 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018
* * *
Царь Леонид
Положи меня, как печать, на сердце твое,
как перстень, на руку твою…
Песнь Песней царя Соломона
Мне всегда трудно дается первая фраза. Она появляется не сразу – прячется за частоколом образов, теряется в паутине слов, и часто только подойдя к концу повествования, я нахожу ту первую, единственную и неповторимую. А ведь это очень важно – первое слово! Первый вздох, первый шаг, первый взгляд…
Точно так же, только дописав текст до конца, я понимаю, о чем он.
Хотя, наверно, лукавлю: ведь все, что я пишу, об одном – о Любви.
Так как же мне начать эту историю?
Может быть, так: «Алла Львовна умерла в понедельник…»
Нет, мрачно.
А может быть, просто с начала: с первого взгляда и первого слова?
С полуслова…
* * *
…а потом появился Царь Леонид – так прозвала его острая на язык Маруся, соседка и подруга Аллы Львовны. Лёля и раньше его встречала: пару раз он приходил к Алле Львовне с женой – шумной и громогласной Сонечкой, Софьей Сергеевной. Она преподавала литературу в школе, обо всем говорила резко и безапелляционно, а Леонид только морщился и лишь иногда тихонько ей бормотал:
– Ну что ты такое говоришь, Сонечка…
– Я знаю, что говорю!
Лёля видела – ему неудобно. Леонид ей нравился – высокий, крупный, слегка похожий на Шаляпина, он носил очки и курил трубку, что очень ему шло. Преподавал на филфаке МГУ, знал несколько языков, много читал, и Лёля как-то раз поспорила с ним о романе Лилиан Войнич «Овод», который он называл «садистской книгой», а Лёля возмущалась. Однажды Леонид пришел один, без Сонечки, и случайно оказался за столом рядом с Лёлей. Они вдруг заговорили о Вирджинии Вульф – Лёля никак не могла достать прошлогодний номер «Иностранки», где была опубликована ее «Миссис Дэллоуэй», а Леонид читал этот роман по-английски. Оба увлеклись и проговорили весь вечер. «Какой он милый! – думала Лёля, потихоньку разглядывая Леонида. – Царь, конечно, но Царь сказочный, игрушечный – плюшевый такой, уютный! И кажется, что не очень уверен в себе…» А Леонид вдруг замолчал, снял очки и, протирая привычным движением стекла, сказал:
– Зря вы мне это позволяете…
– Что позволяю?!
– Говорить. Я же заговорю вас насмерть!
Они ушли вместе и всю дорогу разговаривали, и никак не могли расстаться, все провожали друг друга: то Леонид Лёлю до подъезда, то Лёля его до метро. Наконец, в очередной раз дойдя до крыльца, Лёля сказала:
– А пойдемте ко мне! Что мы все ходим туда-сюда? Я вас кофе угощу! Готовлю я плохо, но кофе делаю хороший!
Леонид снял очки – Лёля уже заметила: он так делал всегда, смущаясь – и тихо произнес:
– Боюсь, что уже поздно… Жена, наверно, волнуется.
Лёля страшно покраснела – она только сейчас сообразила, как двусмысленно прозвучало ее приглашение: какой ужас, теперь он бог весть что обо мне подумает…
– Да-да, конечно, я не сообразила… Ну, прощайте!
Она протянула ему ладонь – Леонид взял ее как-то странно, двумя руками и легонько потряс, потом поцеловал. Они посмотрели друг другу в глаза – обоим вдруг стало ясно, что все не так просто: не зря они разговоры разговаривают, не зря ходят туда-сюда и никак не могут расстаться, не зря смущаются. В эту ночь Лёля долго маялась без сна – все перебирала в памяти сказанные слова, взгляды, улыбки. И улыбалась сама: Лёня и Лёля – это же нарочно не придумаешь! Лёня и Лёля, Леонид и Елена, Леонид Павлович и Елена Михайловна, Леонид Павлович Полторацкий и Елена Михайловна Лебедева… Эта невольная аллитерация – мягкое, ласковое «л», навязчиво повторяющееся в именах, сплетающее их между собой лиловой синелькой, – казалась Лёле знаком судьбы. И встретились у Аллы Львовны!
Он позвонил через три дня, позвал на выставку, потом Лёля его пригласила в театр, так это и тянулось до самой зимы – встречались, бродили по Москве, пили кофе в Филипповской булочной на улице Горького, кормили воробьев на бульварах. А на зимних каникулах все и случилось: они праздновали Рождество у Аллы Львовны, потом долго гуляли под медленно падающим снегом, а когда прощались у дверей, Леонид ее поцеловал, она ответила, привстав на цыпочки, и поцелуй получился таким серьезным, что после него надо было либо сразу расставаться, либо… Они попытались сделать вид, что ничего такого не произошло, и Леонид пошел было к метро, а Лёля вошла в подъезд, ощущая неимоверную печаль – физически ощущая, как тяжкий груз на плечах, но не успела закрыть дверь лифта, как Лёня вернулся. Они целовались в лифте, целовались перед дверью квартиры, которую она с трудом открыла, целовались в коридорчике… А потом ничего не вышло. Совсем.
– Да, не гожусь я, видно, в герои-любовники…
– Лёнечка, ну что ты! Просто мы оба переволновались! И я плохо старалась, наверно. У меня очень давно ничего такого не было…
Он хмыкнул:
– Знаешь, у меня тоже. Наверно, мне лучше уйти…
– А ты не можешь остаться?
– Вообще-то могу.
– А как же?
– Она с классом в Ленинград уехала и детей взяла. Так что остаться могу, да что толку…
– Не уходи, пожалуйста! Давай просто полежим рядышком. Обними меня…
Он вздохнул – и остался на ночь. Горела елочная гирлянда, лениво мигали разноцветные лампочки, поблескивали стеклянные шары и серебряная мишура, а старый Дед Мороз улыбался им из-под еловой лапы – елка была живая.
– Мне нравится, как ты пахнешь! – сказала Лёля и потерлась носом о его плечо.
– Табаком…
– А мне нравится! Давно ты трубку куришь?
– Давно, лет… лет пятнадцать уже. У меня борода была под папу Хэма и вот – трубка.