В дверь постучали, и король с облегчением откликнулся:
– Входите.
Проблема была еще и в том, что у него из головы не шли перепуганные лица Совета. И он честно признался себе, что страшится оставаться наедине с собой. А уж что будет, когда он отправится спать…
Вошли Некс и Ферфакс, один бледнее другого. Уселись в кресла, напряженно молчали, пока Томас не сказал осторожно:
– Ваше Величество… это было неожиданно.
– Я знаю. Что ты заметил, пока наблюдал из потайной комнаты?
Томас глубоко вздохнул. И, судя по выражению лица, решился говорить прямо, несмотря на опасность попасть в немилость:
– Страх. Вы нагнали на них страху, Ваше Величество. И если это было вашей конечной целью, то все замечательно, но смысла ваших действий я не понял.
– А тебе и не надо. – Жестко ответил король. – Пока не надо. Потом… посмотрим. Что еще?
Томас понял, что профессиональный и четкий ответ сейчас будет кстати и ровно стал перечислять:
– Бароны, все кроме Уилсонсона, были ошеломлены. Он тоже удивился, но меньше, наверное, потому что не ждал никаких наград за служение.
«Если это шпилька, Томас, то она прошла мимо», – раздался голос Дориана у Гринера в голове. Он ничего не ответил королю, кивнул Ферфаксу: «Продолжай».
– Гордойс выглядел обозленным, но хорошо это скрывал. Морринт часто смотрел на Гордойса, словно в поисках поддержки. Ольдверг вообще мало что понял, а Смерриль и Падуа глубоко задумались. Лиц графов я не видел, они сидели спиной ко мне, но позы были настороженные.
– У дверей их комнат уже стоит стража?
– Конечно. Как только я услышал о вашем… решении, то сразу передал капитану соответствующие распоряжения.
По выражению лица капитана легко было догадаться, что его это решение изумило до глубины души и выбило из колеи. Он кашлянул.
– Кхм. Ваше Величество, что делать, если они попытаются покинуть замок и столицу?
– Объяснить, что король запретил уезжать. Если попробуют прорваться силой, схватить, заковать и поместить в темницу. В хорошие условия… насколько это возможно. Гонцов от них, если таковые будут, перехватывать, все письма приносить мне. Войскам графов и баронов, что стоят сейчас на том берегу, объявить, что их сюзерены остаются погостить у короля. Ведите себя с баронами и графами вежливо, но твердо.
– А если начнутся волнения? – спросил Некс.
– Вот если начнутся… а, впрочем… Томас, это по твоей части – подпусти в лагерь людей, чтобы они успокаивали людей, расхваливали мое гостеприимство, и все такое. Ты знаешь.
– И сколько… – капитан тщательно подбирал слова. – Сколько бароны и графы будут… гостить у Вас?
– Сколько понадобится. Не меньше недели, потом посмотрим, что они запоют. Завтра, на заседании Казначейства, я назначу управляющих их землями. Воинов баронов и графов отправим их сопровождать. Таким образом войско, стоящее у столицы, исчезнет само собой. Графам Хотстоуну и Мейрхольду надо послать гонцов с приглашением явиться в столицу – и позаботьтесь, чтобы гонцы к ним прибыли раньше слухов.
– А что с… королевой?
Лицо короля словно одеревенело. Он посмотрел на лист бумаги, лежащий перед ним, ноздри его гневно расширились… но он быстро взял себя в руки.
– Королева прибудет в столицу, как и собиралась.
– Чем вызвано такое решение, Ваше Величество?
«Троеклятым Кендриком», – подумал Гринер.
– Требованиями разума. Неужели вы думаете, что я оставлю королеву на попечительство Хотстоуна, после того как вызову его сюда, чтобы отобрать его земли? Вдруг он все же узнает о том, что произошло на Совете? Ее Величеству будет куда безопаснее здесь.
Капитан с помощником переглянулись. Гринер против воли принялся размышлять, кто из них может быть предателем. Некс – старый вояка, и вполне доволен службой в гвардии короля. В деньгах вроде недостатка не имеет. Томас в течение многих лет помогал Тео, она ему доверяла, вряд ли он мог бы ее обмануть… Но, возможно, их шантажируют, угрожают близким. Гринер едва удержался, чтобы не задать пару наводящих вопросов, поинтересоваться, все ли в порядке в их семьях… Незачем выдавать себя – вдруг страх перед Кендриком (или преданность ему) окажутся сильнее желания открыться королю? Проще не доверять им, скрывать часть информации, а разобраться в том, за кого они, можно будет потом. Когда все закончится.
«Эта фраза скоро будет светиться у меня перед глазами», – горько подумал Гринер. – «Когда все закончится… а когда?»
– Вы свободны.
Гринер, как и предполагал, долго ворочался, прежде чем заснул. Мысленно он спорил с Дорианом, убеждая того рассказать все Дереку.
«Он единственный, кому я точно могу доверять!», – с горячностью подумал он. – «И он куда лучше меня разбирается в… Кендрике».
«Я чувствую, ты преувеличиваешь. К тому же, и я уже не раз тебе это говорил – обращаться к Дереку опасно. Он согласится исполнять все приказы Кендрика до того времени, пока мы не разгадаем его намерения?»
«Возможно, согласится».
«Ты сомневаешься. А он сможет защитить Шезару?»
«Да!»
«Опять сомнение. И еще я чувствую, что ты и сам… на самом деле ты не хочешь разговора с Дереком».
«Хочу… но боюсь».
«Почему?»
Гринер с силой взбил подушку и ответил:
«Спокойной ночи».
Дориан замолк. А Гринер натянул до подбородка меховое одеяло и уставился широко открытыми глазами в окно, где светила на черном небе яркая звезда, Глаз Дракона.
Он боялся. Сначала, после всего, что произошло, он чуть не рассказал Дереку правду. Но тогда он был в панике. Не знал, что делать, ужас от содеянного накрыл его с головой, и поэтому он, как утопающий за соломинку, ухватился за спокойный, уравновешенный голос Дориана, который советовал не спешить. Он чувствовал себя, как ребенок, потерявшийся в бурю, и Дориан был для него маяком. Потом… Гринер раз за разом порывался сказать Дереку, но не находил слов. «Дерек, слушай, я на самом деле Гринер, и Тео погибла из-за меня»? Дальше открыть истину становилось все труднее. Потому что, если б Дерек спросил: «Почему же ты сразу мне не сказал?», Гринер не знал бы, что ответить. Значило бы это, что он больше не доверяет наставнику? Но самым большим страхом Гринера было то, что Дерек не смог бы его простить. Юноша даже почти убедил себя в том, что так и случится – то, что он совершил, не прощается. Он втихую от наставников общался с предателем и убийцей, учился у него, позволил ему убить короля и заманить Тео в ловушку… По глупости своей, самонадеянности. Гринер боялся, что Дерек плюнет ему в лицо и уйдет, не оборачиваясь, навсегда. И будет прав. И тогда останется только утопиться, а после смерти вечность висеть на Древе вниз головой, как и все предатели.
Звезду закрыло легкое облачко. Гринер сглотнул, почувствовал, что во рту пересохло. Сел в кровати, чтобы дотянуться до кубка с водой, что стоял рядом на столике, и вдруг ощутил, что по щеке стекает капля. Он машинально слизнул ее. Соленая.
Капитан Некс и Томас, выйдя из покоев короля, не сговариваясь, избегали обсуждения состоявшегося разговора до тех пор, пока Некс не закрыл за ними дверь в своем кабинете. Он перебрался в общие казармы, поближе к своим гвардейцам, сразу после того, как получил «нагоняй» от Тео. И ни разу об этом не пожалел. Во-первых, сразу стало куда легче следить за подчиненными и быть в курсе всех дел. Гвардейцы, относившиеся к нему с опаской, а некоторые так и вовсе без уважения, уже через месяц души в нем не чаяли и перестали постоянно сравнивать с предыдущим префектом, капитаном Догайном. Частично заслуга такого «вливания» в службу принадлежала Томасу. Он охотно помог Нексу разобраться, какие у того обязанности как у капитана, и как у префекта, разъяснил, почему одно следует отделять от другого и рассказал, как завоевать доверие гвардейцев. Они быстро подружились, хотя различались почти во всем, разве что оба были женаты на работе, и все свое свободное время отдавали ей. Джером научился у Томаса многому, и в первую очередь тому, что, как бы ни были преданны гвардейцы королю, некоторые вещи лучше обсуждать наедине.
Теперь, усевшись в старое, «догайновское» кресло, Некс тихо произнес, побарабанив пальцами по столу:
– И как тебе… все это?
Томас остался стоять, рассеянно рассматривая коллекцию оружия, висевшую на стене, также оставшуюся от прошлого префекта.
– В целом я одобряю позицию короля. Давно следовало прижать баронов. Но не так резко. А теперь даже графы имеют полное право восстать, требуя возврата земель.