Она больше не пыталась бежать. Просто лежала и смотрела на собственную смерть, и её слёзы скатывались на снег.
– Зачем? – Слово, вырвавшееся из застуженного горла, было хриплым, едва слышным. – Зачем вы сняли чары… перед охотой?
– Это не моя воля. – Глаза наблюдателя светились, будто отражая лунное сияние; свет их был обволакивающим и мягким, как его голос. Снег не приминался под его ногами. – Но иначе вы бы не убегали, а это, согласись, было бы не так интересно.
– За что? Мама служила вам…
– Да, и служила верно, опасаясь за твою жизнь.
– Она погибла, выполняя ваше задание!
– И теперь держать тебя здесь нет никакого резона. – Наблюдатель опустился на колени, каким-то невероятным образом удерживаясь на поверхности рассыпчатой снежной пудры. – Жизнь шпионов коротка. Впрочем, на эту роль всегда выбирают слабейших: если что, потеря будет невелика.
Она смотрела будто бы сквозь него, и её посиневшие губы, казалось, шевелились сами собой:
– Зачем вы заставили меня вспомнить, зачем… почему не дали умереть не помня, почему не дали умереть спокойно, почему, почему…
Он обхватил её за плечи и приподнял, прижав к себе. Нежно отвёл волосы, липнущие к мокрым щекам. Девушка всхлипнула; тёмные глаза её подёрнулись странной туманной дымкой.
– Твоя мать была хорошим слугой. И хорошим человеком. – Наблюдатель смотрел на неё почти печально. Чёрные звёзды в его глазах поглощали любой посторонний свет. – Если тебя это утешит, она очень тебя любила.
– Я не хочу умирать, – прошептала она.
– Знаю. И ты удивишься, но в этом месте все почти столь же бесправны, как и ты. Просто кого-то назначают жертвой, а кого-то – охотником. Те, кто сегодня охотился за тобой, когда-нибудь могут оказаться на твоём месте.
Она явно не понимала смысла его слов.
Впрочем, не факт, что наблюдатель хотел, чтобы его понимали.
– Не хочу…
– Поверь, всё было бы куда хуже, если бы до тебя добрался кто-то другой. Не все из нас умеют быть милосердными, даже с теми, кто этого заслуживает.
Она вдруг улыбнулась, словно он сказал что-то необыкновенно приятное; впрочем, она могла услышать совсем другие слова, чем те, что были сказаны на самом деле. Потом закрыла глаза, и дыхание её выровнялось.
Наблюдатель склонил голову, крепче обнимая спящую беглянку. Коснулся губами её губ – долгим, деликатным поцелуем. Спустя какое-то время выпрямился, бережно опустил девушку на землю и, в последний раз посмотрев на её лицо, белизной сравнявшееся со снегом на поляне, поднялся на ноги.
Он сделал шаг вперёд одновременно с тем, как набежавшие тучи скрыли две луны на небосводе, и в тот же миг кое-кто шагнул ему навстречу.
– Так и знал, что ты первым её найдёшь. – Новое действующее лицо склонило набок седовласую голову. – Славная была девчушечка.
– Всё? – спросил наблюдатель; в его голосе крошились ледяные кристаллы.
– Всё, – подтвердила темноволосая девушка, появившаяся из темноты слева. – Мы можем вернуться в замок, Андукар-энтаро?
Лесной мрак вдруг обрёл глаза: десятки жёлтых, зелёных и красных огней, парными точками загоревшихся впереди.
Тот, кого называли Андукаром, замер, и его спутники замерли вместе с ним.
– Поймали кого-то, Кэйрмиль? – бросил он.
Девушка кивнула, глядя на Андукара со странной застенчивостью.
– Надеюсь, ты хоть немножко восстановила силы, – озабоченно вставил седовласый. Он был единственным из троих, в чьих глазах не светились чёрные звёзды. – Тебе в последнее время нелегко пришлось…
– Ничего, отец. Зато скоро, надеюсь, я смогу лицезреть всех троих Норманов на плахе. И моего муженька, и его племянничков, – заметила Кэйрмиль с улыбкой, лёгкой, как паутина. – Для меня честь быть полезной…
– Не ищите здесь чести. Мне стоило немалых трудов убедить её, что именно вы должны организовать покушение и этим хоть немного загладить свою вину. И я сделал это только из уважения к вашему отцу, – бесстрастно заметил Андукар. – Будь вы осторожнее, Клаусхебер оказался бы нашим без такого риска.
Кэйрмиль пригладила густую чёлку – точно боялась, что Андукар узрит на её лбу нечто, чего ему видеть не полагалось.
– С другой стороны, так быстрее, – возразил седовласый. – Иначе ещё пару лет ждать бы пришлось, а так… что ни делается, всё к лучшему.
Определить выражение лица Андукара было почти невыполнимой задачей.
– В любом случае, – произнёс он, – результат усердия Кэйрмиль-лиэн нам ещё только предстоит узнать.
– Всё пройдёт как должно. Я не подведу, поверьте, – с жаром заверила девушка. – Ни вас, ни нашу госпожу.
Звёздный свет замерцал на лоснящейся шерсти зверей, подкрадывавшихся из-за деревьев. Горящие глаза устремились в центр поляны, туда, где лежала девушка, всё ещё казавшаяся спящей.
Андукар улыбнулся голоду в этих глазах.
– Жаль всех тех прелестных дев, что сейчас примеряют наряды к Королевскому балу, не ведая, что в этом году ему не суждено состояться, – изрёк он. С тщательно дозированным презрением добавил: – Думаю, теперь нам действительно пора.
Все трое исчезли.
Звери двинулись вперёд.
Когда луна вернулась на небосвод, её голубые лучи облили обледенелые ели, пустую поляну и багровый снег.
Глава первая. Морли-малэн[1 - Приставка, употребляемая при обращении к знатной женщине (алл.).]
Представьте себе кабинет. Конечно, этот кабинет мало таковой напоминал – просторную комнату обставили лишь парой кресел, круглым столом да жёсткой кушеткой, – но тем не менее таковым являлся.
Кабинет занимала тьма. Во всех смыслах. Здесь редко гостил солнечный свет: бархатные гардины надёжно хранили тьму от покушений на её существование. Мрак рассеивало лишь пламя, плясавшее в камине.
А ещё тьма сидела в кресле у камина. Сидела, грея в ладонях хрустальный фужер с бренди. Хозяина кабинета не раз называли тьмой в человеческом облике – вполне заслуженно, надо признать.
Что поделаешь: в его случае тьма – не столько состояние души, сколько профессия.
Он лениво покачивал фужер, наблюдая, как янтарная жидкость лижет хрусталь, всплескиваясь почти до края и бессильно опускаясь обратно.
– Альдрем, – сказал он наконец.
Старик, стоявший за спинкой кресла, почтительно склонил голову:
– Хозяин?