Лиза в ссылке

Бабушка за обедом полюбопытствовала, с кем она разговаривала.

– С Лёшкой, – ответила Лиза. Самолюбие её ликовало.

Бабушка всплеснула руками.

– Ну его, не нужен он тебе! Послушай бабку, бабка на свете пожила.

– Да я же не замуж за него собираюсь, мы просто поговорили, – пожала плечами Лиза.

– Просто да не просто. Я вот так жениха профукала. На красавчика променяла.

– Это который посол или генерал? – усмехнулась Лиза.

– Не посол и не генерал, простой паренёк, из этой деревни.

Бабушка села за стол и принялась соскребать с белой скатерти какие-то присохшие к ней крошки. Серьёзный тон её голоса заставил Лизу остаться и послушать.

– Лет с трёх мы с Ванюшей дружили. Оккупацию бок о бок пережили, он меня от фашистов берёг. Однажды в лесу прятались, мёрзли, он мне руки отогревал. Благодаря ему, они только к старости скрючились, а то бы наверняка о?тняли. А после войны братишка мой на мине подорвался. И вскоре узнали, что отца нам не дождаться. Мамочке невмоготу стало в деревне, в город собралась, а этот дом своей сестре оставила. Это мне четырнадцать было. И с Ванюшей договорились, что, как восемнадцать стукнет, приеду и свадебку сыграем. К шестнадцати я расцвела, и женихи повадились. Но твой прадед всех перещеголял. Москвич, красавец, книжек гору прочёл и в институте выучился. Ещё и стихи писал. За ним девки так и увивались, а он на мою красоту позарился.

Бабушка резко погрустнела.

– Ну, думаю, кто ж от таких отказывается. Глупенькая была, а подсказать некому было. Мамочке он так нравился, так нравился…

Бабушка примолкла.

– Ты его не любила? – тихо спросила Лиза.

– Любила, наверное… Когда о ком-то заботишься, хочешь – не хочешь, полюбишь. Сыночка хотела Ваней назвать, но дед сказал, что будет Владимир, в честь Ленина. Он всё о социализме мечтал. Да и не просто мечтал, а строил его. Квартиру мы последние получили, хотя он уже начальником был. Тяжко было в коммуналке, соседки завидовали, что муж у меня такой видный, всё чего-то пытались подсуропить. Слава Богу, в детсад устроилась: и Володя рядом, и деток много.

Бабушка снова замолчала.

Лиза знала, что в детском саду бабушку очень любили, и некоторые воспитанники до сих пор поддерживали с ней связь и даже приезжали поздравить с днём рожденья. Лизу это смешило, она называла их «детсадовские деды и бабули».

– Но сыночка я, конечно, больше любила, – продолжила бабушка. – И сама же его в могилу свела.

– Он же от инфаркта умер, – напомнила Лиза.

– Да, от инфаркта. Но это я его с детства закармливала. Кашу не осиливает, я ему туда варенья… И пихаю. Вот желудок ему испортила.

– Желудок с сердцем не связаны, – возразила Лиза.

– Всё в организме связано, – вздохнула бабушка.

– А мамочка-то, Царство небесное, Володеньку почти и не видела. Она после свадебки в деревню вернулась, меня звала погостить, а я отговаривалась, боялась с Ванюшей встретиться. Уж когда Витенька преставился, тогда приехала. От соседки узнала, что Ванюша меня долго ждал, да и потом, когда всё узнал, не женился. Я его уже на полвека пережила. Полвека. Хожу на его могилку, здесь, недалеко… Сяду рядышком, глаза закрою и мечтаю, будто мне восемнадцать и я еду к нему на поезде. В своём синем платье, ветер из причёски кудри выбивает, а он на платформе ждёт – в белой рубахе. И волосы назад поправляет. Он, знаешь, на Есенина похож. По правде, я уж и лицо его не вспомню, Есенин перед глазами встаёт. И вот, бывает, замечтаюсь, сплю почти, а потом очнусь, а передо мной могила и руки мои скрюченные, в пятнах. И сердце будто останавливается.

Бабушка сделала глубокий вдох.

– И думаю: «Может, шут с ним, пусть и не заводится». Но потом страх накрывает, и оно в груди подпрыгивает. Сколько раз в голове вертела, как бы всё сложилось… Детишек бы нарожала, у него ведь братья старшие на фронте погибли, он хозяином дома остался. Видела на углу большой дом с самыми красивыми наличниками? Там племянница его теперича…

– Ты же говоришь: всё к лучшему? – перебила Лиза дрожащим голосом.

– Ну, это я потом поняла, – снова вздохнула бабушка. – Когда ты родилась.

– А что случилось, когда я родилась?

Бабушка сощурилась с непониманием.

– Почему ты решила, что всё к лучшему? – уточнила Лиза.

– Ну как же. Взяла тебя на ручки, ты глазки в кучку собрала и так улыбнулась!

Бабушкины глаза засияли.

– А что, дед и папа не улыбались? – спросила Лиза.

– Улыбались. Но ты-то особенная.

С одной стороны, Лизе не хотелось разочаровывать бабушку, а с другой – вот так запросто согласиться с ней казалось нескромным и даже нечестным.

– Чем я особенная?

Бабушка с досадой махнула на неё рукой.

– Ну, ты видишь Наташку, Ленку?

– Вижу.

– Ты же не такая, не обычная!

– Ну, все разные. А для их бабушек они наверняка особенные.

– Не особенная так не особенная, – рассердилась бабушка. – Зачем мне тебя уговаривать?

И она ушла.

Лиза осталась на террасе одна. Бабушкина история произвела сильное впечатление. «Как же так? Почему?» – вопрошала она красавицу Гончарову, которой тоже наверняка было что поведать о непростой женской доле. Расцветший за окном жасмин наполнял комнату сладчайшим ароматом, а у Лизы на душе было горько-горько.

Месяц пролетел гораздо быстрее, чем Лиза ожидала. Но она устала от бабушки и её неуёмной любви. Ей хотелось на волю, к предателям Лёшке и Наташке и, конечно, к Ване, в чувствах к которому пока было трудно разобраться.

В день отъезда сразу заметила, что у бабушки глаза заплаканы. Да, надо было встать пораньше и уехать до перерыва. Но уже поздно.

Бабушка собирала бесконечные кульки с пирожками и шмыгала носом.

– Разреши проводить, – в который раз попросила она.

– Да не надо, ба, говорю же. Я быстро хожу, не умею медленно.

– Ладно, – сдалась бабушка. – Ну, хоть посидим на дорожку.