Лиза в ссылке

Лиза, не снимая рюкзак, послушно села за уличный стол. Ночью прошёл сильный дождь, пахло червяками и лягушками. Тяжёлое, хмурое небо будто собиралось с силами для очередного полива.

– Зонтик взяла? – в десятый раз спросила бабушка.

– У меня капюшон, – в десятый раз ответила Лиза.

– Какая ж ты красавица выросла, – покачала головой бабушка. – А я с самого начала знала, как тебя, вот такую, на руки взяла, так и поняла, что красавица вырастит.

Лиза вздохнула. И бабушка тоже.

– Как я о девочке мечтала, как мечтала… Ты не представляешь. Но мы из деревни-то уехали, а в коммуналке что? Родила мальчика, а потом Витенька сказал: всё, баста. Квартиру последние получили, выпросила ребёночка, а выносить уже не смогла.

– Почему?

– Потому что аборты делала. Не один раз. Знаешь, что это такое?

Лиза кивнула.

– Грех великий. Вот за него, видать, единственного сыночка похоронила. Я уж и не чаяла прощения вымолить, а потом ты на свет появилась, радость моя единственная. Как мы с тобой на этой дачке дружили, помнишь? Маленькая была – ты ко мне в кровать приходила, ухо к животу приложишь и слушаешь, как там ужин ворочается. По грибы ходили, по землянику, ты мне букетики собирала и открыточки со стихами подписывала. Храню все твои открыточки. Какое же хорошее время было. Помнишь, как мы за фильмишками семечки лузгали? В карты резались. Сухари с сахаром грызли. А как ты в больницу загремела, помнишь?

Лиза кивнула.

– Как это называлось-то?

– Пневмония.

– Да-да. Страху натерпелись. Куда, к кому бежать, всех на уши поставили, а толку ноль. Я вспомнила, что маменька моя, когда я родилась, роды-то тяжёлые были, я сразу при смерти оказалась, так вот маменька дала обет мясо не есть, и я сразу на поправку пошла. Я тоже решила так. Только к мясу-то я не очень, решила от сладкого отказаться. Я ж какая сластёна была, все зубы растеряла. И как только я это придумала, звонит твоя мамочка: температура снизилась! Представляешь, чудеса какие!

– А диабет?

– Про диабет я придумала, да, – бабушка явно гордилась своей находчивостью. – И снова мы с тобой славно зажили. А сладкого мне совсем не хотелось, только сон этот проклятый замучил.

Бабушка погрустнела.

– А потом ты выросла и забыла бабку. Папочка твой за вареньями и соленьями заедет – и на том спасибо. Стала я потихоньку на тот свет собираться. Уж и сердце шалит, и то, и сё, в поликлинику ходить забросила. «Господи, – говорю, – дай мне мою деточку напоследок повидать. А то ж нам на том свете не свидеться». И тут папочка твой звонит. Я, как услышала, что ты ко мне на месяц едешь, чуть голову не потеряла. Такая милость, такая милость… Ну беги, родненькая, а то опоздаешь.

Лиза поднялась. Она бы обняла бабушку, но та не двигалась с места. Лицо её вдруг показалось Лизе каким-то необычным, будто в маске.

– Я ещё приеду, – сказала Лиза, – обещаю.

Бабушкины глаза загорелись, и маска пропала.

– Ну, пока, – Лиза ещё помедлила.

– С Богом, родненькая, – улыбнулась бабушка. – Позвони, как доберёшься.

Лиза помахала рукой, по пути заглянула в будку к Урфину, у калитки на секунду замялась – обернуться или нет, почему-то не обернулась.

Обнявшись с родителями, Лиза поспешила набрать бабушке. Ответил незнакомый мужской голос, представился врачом скорой помощи и сообщил, что бабушка только что найдена без сознания на могиле Ивана Копанина.

– Без сознания? – переспросила Лиза.

– Она умерла, – уточнил доктор.

Родители не взяли Лизу с собой. Она позвонила Ване, и он тут же приехал. Они шли по беззаботной летней Москве, и Лиза не могла поверить, что ещё утром она была в деревне и разговаривала с бабушкой. Она рассказала Ване обо всём. За исключением того, что бабушка считала её особенной.

На отпевании она показалась Лизе мирной и даже радостной. «Видимо, на сей раз страх не успел накрыть», – предположила Лиза. Ей же становилось страшно при мысли о том, что летней ссылки могло и не случиться.