Причина оставаться /шорт-лист конкурса «Книготерапия» апрель, 2023/

В дверь позвонили. Ребята переглянулись. В их семье не было принято звонить, каждый пользовался ключом.

– Наверное, руки заняты подарками, – заулыбался Костя.

– Размечтался! – осадил его старший брат и первый бросился открывать дверь. – Баб Маш? Что с вами? Куда? Костян, бегом! Баб Маша зовёт. Чёт случилось.

На ходу накидывая куртки и впрыгивая в ботинки, ребята выбежали на улицу. На повороте во двор толпились люди. Баба Маша семенила туда же. Протиснувшись сквозь толпу, братья остолбенели. Костик засунул руки в карманы, втянул голову в плечи и скрючился. Вова медленно, как по минному полю, шёл вперёд.

Костя видел маму, уставшую, случайно уснувшую в машине. Она немного неудобно прислонилась к пассажирскому окну. Грязному и треснувшему. А папа будто прилёг на руль и отвернулся. Костя знал, какое лицо у папы, когда он спит. В детстве часто приходил в родительскую спальню и смотрел, как спит папа-пират, папа-космонавт, папа-волшебник, папа-дрессировщик львов. Он знал, что папа за ним наблюдает и ждёт, когда напугать тихим «бу». И всё равно всегда пугался, вскакивал и с визгом и смехом убегал.

Но сейчас папа отвернулся. Костя понял, что навсегда, но не хотел в это верить. Вова больно ткнул ему в грудь коробкой, завёрнутой в синюю бумагу с ракетами, с блестящим колючим бантом.

– Пошли домой.

– А как же…?

– Пошли, говорю. Надо подарки под ёлку положить. Родители привезли, – Вова указал на коробку. – И приготовить салаты. Давай. Скоро Новый год.

Хорошо, что брат был совершеннолетним, и можно было остаться жить дома под его опекой. После новогодних праздников Костя вышел в школу. Ему было решительно всё равно, что делать. Вова велел, Костя пошёл. А кто сказал Вове, как поступать, Костя не спрашивал.

Подарки родителей братья каждый год клали под украшенную шарами ёлку.

В тот первый школьный день после Нового года он впервые разглядел Марину, точнее, впервые её почувствовал. Он и раньше замечал её в параллельном классе. Обычная, ничем не примечательная. Хихикает, как все девчонки, шепчется с подружками, такими же отличницами, строит глазки парням, но стесняется с ними разговаривать.

Костя забрёл на третий этаж, в началку. Там редко кого из старших классов можно было встретить. Потом долго, бездумно смотрел в окно. Рядом носились дети, что-то выкрикивали, играли во вкладыши, а Косте казалось, что он под водой – звуки почти не доходили. Внезапно он почувствовал сильную усталость и просто сел на пол. Не думал, не вспоминал, не чувствовал. Один посреди серой бескрайней пустыни, в которой нет горизонта, нет теней.

Из этой привычной туманности его внезапно выдернуло электрическим разрядом. Словно мгновенно прозрев, он обнаружил себя сидящим на полу рядом с неизвестно откуда взявшейся Мариной. Она молча взяла его за руку. Вот, что выдернуло его тогда из пустоты боли – это прикосновение. По её щекам текли слёзы, повисая на подбородке. Нос покраснел, но лицо оставалось спокойным, добрым и светлым.  Костя как-то легко и обыкновенно принял тепло и заботу, почувствовал, как боль утихает, пусть на мгновение.

– Ха-ха! Вы чего это тут пристроились, голубки?

Максим ржал на весь этаж, малыши уже столпились вокруг и потихоньку начинали своё детское «тили-тили-тесто». Резкая ярость всколыхнула, в мгновение подняв Костю на ноги. Он толкнул друга с такой силой, что тот плюхнулся на спину и странно крякнул – то ли от боли, то ли от обиды.

Костя убежал.  Марина же встала и спокойно прошла мимо растерянного задиры.

***

Всё глубже втягивая голову в плечи, Костя шёл и шёл. Домой?

Глава 2. Слабых можно обижать?

Разогнавшись на первом, Костя, не снижая скорости, влетел на четвёртый этаж. Одноклассники толпились перед кабинетом английского. Равномерный гул наполнял коридор.

Взгляд привычно выхватил Марину – та стояла в стороне, безучастная к общему веселью.  «Что-то с ней не так». Сознание отмечало едва уловимые изменения: одежда немного темнее, чуть ярче макияж, волосы собраны в хвост. Внезапно и остро Костя осознал, что Марина изменила своё качество, как английский звук [L], о котором Ольга Олеговна любила напоминать на уроках. Светлый, лёгкий, но не мягкий light L в одних условиях становился тёмным, приземлённым, погашенным dark L в других. Она стала dark [L]. Всё ещё [L], но уже другой. Парадокс. Мысли пронеслись мгновенно, как точки и тире в морзянке. «Желание, желание! Что загадать? О, пусть Оленька не сильно на нас орёт и быстро простит».

У Кости и Марины с той встречи на полу в коридоре была секретная игра. Всякий раз, когда они видели друг друга, загадывали желания. Каждый считал другого своим талисманом. Но они не предполагали, что играют вдвоём. Каждый думал, что талисман – это его личная выдумка и тайна.

Марина посмотрела на Костю и моментально загадала: «Только бы Оленька не сильно ругалась».

Дело было в том, что, сговорившись всем классом, ребята прогуляли целый учебный день. Выходка казалась весьма выдающейся, но на деле абсолютно скучной. На всех давил груз обмана, в парке Горького была тоска – в будни почти ни один аттракцион не работал. Похоже, самое веселье – торжественный нагоняй – ждало ребят именно сегодня. Сейчас начнётся: «Что вы за люди? Вы не достойны уважения! Вам бы только улицы мести. Ничего не добьётесь в жизни. Олухи. Серость. Дурилки картонные», – перебирал Костя стандартные учительские слова, подходя к толпе одноклассников. Народ болтал, хихикал. Но у самой двери оживление было особенно сильным. Костя подошёл ближе: «Ясно. Макс опять клоунаду затеял».

– Ну, чего, очкарик, выучил глаголы? Тебе сегодня диктант писать за всю группу! – развлекался Максим, наступая на щуплого Павлика. Тот даже не пытался отвечать, уткнувшись в учебник.

– Давай, покажи нам, что у тебя на пятой странице, а на двадцать пятой? Весёлые картинки для взрослых? Ты поэтому такой тихий и красный? Эй, Павлушенька, очнись. Давай так: я диктую слова, ты их аккуратненько, чистенько, по буквочкам произносишь, чтобы я знал, что у меня будет твёрдая пятёрка за диктант. А то вдруг ты чего-то не доучил? Подведёшь товарища. Плохо получится.

Ребята вокруг гоготали, девчонки хихикали. Только Костя не смеялся.

– Ты чё, сдурел? – Максим схватился за голову и уставился на друга, который внезапно и резко отвесил ему подзатыльник.

– Чего-то я тебя сейчас не понял. Кто из нас сдурел?

– Сколько будешь это барахло оберегать? Лучшему другу, значит, по тыкве, а этот стоит себе нетронутый?

– Я давно всех предупредил, ещё раз повторить? Павлика не трогать!

– Павлика не трогать, Павлика не трогать! Задолбал командовать уже. Хоть бы сказал, что это за драгоценное яйцо такое, которое не разбить, не сожрать, только любоваться?

И Костя бы сказал, он всему миру рассказал бы, если бы не боль, которая каждый раз перехватывала горло.

Зимой, ещё в пятом классе, Костя с мамой готовились к школьному концерту. Получить роль фокусника задача не из простых, а ему удалось. Мама сшила волшебный плащ из бабушкиной шторы. Конечно, Костя хотел бы синий или чёрный, ну, на худой конец, красный. Ему же достался не то жёлтый, не то линялый оранжевый. Зато блестящий и до самого пола. На голову мама соорудила огромную чалму – обшила той же шторой папину меховую шапку. В чалме было ужасно жарко, но она была самая настоящая – «фокусницкая».

Когда Костя с папой придумывали фокусы, прилаживали палочки к ниточкам, ниточки к рукавам, рукава к плащу, пришли тётя Таня с Павликом. Им нужен был костюм льва, а ничего путного мама Пашки придумать не могла. А Костина – смогла, притом легко и ловко: остатки бабушкиной шторы стали воротником-гривой и шортами с хвостом. Павлик нелепо крутился перед зеркалом в своём костюме, пытаясь рычать. Тётя Таня довольно улыбалась и щебетала. Но самым ужасным было то, что плащ Костика теперь совсем перестал ему нравиться – льву линялый оранжевый подходил всё же больше.

Мама позвала Костика на кухню и ласково зашептала, разливая чай в чашки:

– Сынок, ты Павлика не бросай. Вы ж с колясок вместе, такой дружбой надо дорожить.

– Ма, ты шутишь? Он мне не друг. Где я и где он, он меня даже не догонит.

– А не только в скорости и ловкости дело. Человеком надо быть, сынок. С большим сердцем.

– Ну, фу, мам, что за нюни? Я сильный и смелый, а Павлик – как зефир вот этот. Мямля, – и Костя ткнул пальцем в клюквенную сладость.

– Все мы разные, а он просто ранимый мальчик. Да что я говорю, ты у меня и сам всё знаешь. Твоё сердце правду почувствует, а остальное пустое.

Она протянула руки, наклонила любимую макушку. Костя замер под поцелуем, гонор как рукой сняло. Легко и просто, и даже Павлик больше не бесил.

А потом мамы не стало, и остался только «её» Павлик.

– Максимушка, ты меня понял. Я знаю, – хлопнув его по плечу, Костя подошёл к раскрасневшемуся от внезапного освобождения Павлику.

Максима затрясло от ярости: как же он ненавидел это ехидное «Максимушка»! Молча показал другу средний палец.

– Эх, Максимушка, – не оборачиваясь, вздохнул Костя, и весь класс разразился гоготом.

В кабинет вошла Ольга Олеговна. Положила журнал. Встала у торца учительского стола и, как обычно, театрально оперлась рукой.

Класс приготовился к нагоняю за прогул. Притих, но не без удовольствия.

– Вы когда-нибудь задумывались о таком понятии как «дружба»? – она вглядывалась в лица. Свободная рука немного подрагивала. – А знакомо вам слово «честь»? Знаете, я думала, что мои ученики самые порядочные в школе. Они могут и должны хулиганить, нарушать правила и получать двойки. Растут же, им надо многое попробовать. Но мой класс не мог устроить подлый, трусливый прогул. Я верила и доверяла вам, а лидерам особенно.