Двенадцать

– Зайдя в дом, я увидел, – уняв дрожь в голосе, продолжил мужчина. – Я увидел моих девочек, еще даже не обученных искусству боя, в лапах этих пришельцев, с приставленными к горлышкам ржавыми ножами.

Печальное развитие событий отозвалось пронесшимися вздохами в толпе. Все происходящее походило на сцену из пародийного фильма, и я уже начала искать персонажа который держит таблички с необходимыми реакциями массовки.

– Я успел просвистеть призыв своим собакам, которые за доли секунды схватили поганцев за руки, – мужчина резко дернул связывающие руки двух парней веревки, чем вызвал стоны боли, чтобы показать рваные раны от собачьих зубов. – Девочки выбрались из рук монстров и выбежали из дома вместе со мной. К сожалению, уродами были зарезаны обе мои собаки и пришедший на помощь Шир Кохлеа, сын вам известного рыбака Анно Кохлеа, проживающего в доме на площади.

Его рассказ прервался рыданиями женщины, выбежавшей из дома, на котором мы с Моэром устроили себе зрительный зал.

– Оп, спрячь голову, – скомандовал Моэр. – Достаточно неловко, что мы с тобой в качестве обзорной площадки выбрали дом, полный траура. Лучше не показываться.

Мы отползли ближе к середине дома, чтобы снизу не было видно голов зевак, пришедших поглазеть на чужое горе. Через пару минут рассказ продолжился, а мы смогли продолжить наблюдения.

– Шир Кохлеа был смелым молодым юношей, не оставившим в беде семью с маленькими детьми, – рассказ повара прерывался всхлипами, а вокруг выбежавшей из дома женщины в длинном черном саване собрались люди, передававшие ей различные мешочки. – Но он пал в неравном бою с одичавшими чужестранцами, желающими уничтожить ту жизнь, которая у нас с вами есть. Нарушить тот баланс, который существует между нами и природой.

Мужчина еще раз отпил из бурдюка, и у меня оставалось все меньше уверенности, что там была вода. С каждым глотком из глаз мужчины пропадал страх, и появлялась ярость.

– Они принесли смерть и украли кров… и они должны отдать свои жизни ради спасения всех нас!

Тишину прервали крики одного из стоящих на помосте связанных парней, менее всего покалеченного.

– СЖАЛЬТЕСЬ! Мои братья не слушали меня и решили зайти в дом. НО Я НЕ ЗАХОДИЛ!! – парень упал на колени. – Мы уйдем, и вы больше никогда не услышите о нас. Смерть парня, это случайность! Мы не хотели.

От произнесенных слов другой связанный парень отошел от него, не желая мараться его унижением и предательством, и сплюнул кровь на помост перед его ногами, не добавив ни слова.

– Обычно обвиняемые все отрицают и тоже начинают перечислять, кто они и почему правы, – снова шепотом пояснил Моэр. – В этом и состоит смысл концепции последствий, по которой мы живем. Побеждает тот, кто своей жизнью заработал авторитет, и смог его защитит. А так, сегодня даже не интересно.

Далее повар Гор достал из кармана своего халата окровавленные кривые ножи и бросил в песок перед помостом, тем самым заставив отступить ближайших зрителей, и сказал:

– Это оружие, с которым они пришли. Ни моя семья, и ни одна семья в этом городе не сможет спать спокойно, зная, что рядом ходят те, кто уже однажды отнял этим оружием жизнь. Прошу проголосовать.

В толпе начали зажигаться огни, будто кто-то исполнял грустную песню о любви на концерте. В одной руке у людей были вещицы, похожие на лампочки, наполненные густым мутноватым газом, а в другой рукой горожане совершали те же действия, что накануне выполнял Моэр для выработки электричества. От этого «лампочки» начинали светиться тусклым сероватым свечением.

– Они зажигают лампы, наполненные ксеноном из минерального источника неподалеку. Поднятая лампочка это голос за рассказчика, за инициатора разбирательства, – и после моего недоуменного выражения лица Моэр добавил. – Электрический разряд в одной руке, проходя через мозг, в случае согласия с рассказчиком, зажигает лампочку во второй руке. То есть, убиваются сразу два зайца, голос виден, и точно знаешь, что он тебе верит. Соврать нельзя.

Еще и лампочки зажигают. Под таким тусклым светом даже ключом в замочную скважину не попасть, больше всего напоминает свет часов микроволновки, но мир становился все удивительнее для меня. У меня буквально уже руки чесались попробовать, не зажгут ли свет мои руки. Телефон бы заряжала.

Вся площадь наполнилась светом и плачем парнишки на помосте от осознания бесповоротного проигрыша в этой войне.

Гор лично всадил парням по ржавому ножу в бедра ног, развязал руки и ноги и приказал бежать в лес. Через пару минут в ту же сторону следом по тропинке из кровавых капель отправились, по меньшей мере, двадцать мужчин и женщин с луками, ножами, мечами.

– Что сейчас происходит? – спросила я.

– Правосудие свершилось, и город решил избавить мир от этих ребят, – спокойным тоном сказал Моэр. – А нам пора уходить.

– Подожди. У вас что, это такая казнь? А что это за мужчины пошли в лес?

– Тихо-тихо. Это же преступники. И они заслуживают наказания. Все должны нести последствия своих действий. По сути, они еще утром решили все для себя, и оттягивали неизбежное, – Моэр посмотрел мне в глаза и добавил. – Каждый, принимая сегодня решение, добавил еще одну страницу к своей истории. В будущем, когда любой из них окажется на месте Гора или этих парней, все вспомнят, что он делал раньше и какие решения принимал. Так обеспечивается спокойствие и стабильность жизнь. Как иначе защитить свой дом?

– А если эти парни невиновны? Если Гор просто возненавидел их и подстроил все? – я не могла понять такого спокойного отношения к суду без доказательств.

– Тише-тише, – Моэр помог мне спуститься и мы под рыдания матери бедного рыбацкого сына ушли на берег реки. – Тогда Гора можно похвалить за детально спланированное преступление. И ты слышала рыдания Миссе, матери погибшего Шира. Классный парень, кстати, был. У Гора были свидетели.

– Не понимаю. Как все может решать толпа. А если толпа просто вся сошла с ума, и теперь будет убивать людей, не знаю, за то, что они одеваются не так, как им нравится?

– Хах, – усмехнулся Моэр, – ну это бред. На любую компанию тех, кто хочет устанавливать свои порядки, найдется еще большая компания тех, кто просто хочет жить дальше, никого не трогая. А чтобы твоя группа была больше, приходится каждый день кому-то ходить помогать. Поэтому я до сих пор живу с родителями. За меня никто не вступится.

– Почему?

– Да я как-то не ходил никому помогать. Только учу детей музыке, но за это никто блоки каменные вместе таскать не хочет.

– Но, подожди, не понимаю все равно.

– Что?

– Как в вашей системе спасаются от плохих людей, которые стараются всем помогать, а на самом деле совершают жуткие вещи? У нас, например, было столько историй жестоких убийц, умело скрывавшихся за маской соседа.

– И что, в вашей системе их находили в первый день?

– Нет, но…

– Ну и вот. Нигде не идеально. Но работает, – Моэр посмотрел на небо и сказал. – Уже совсем поздно. Не думаю, что за один вечер ты все поймешь. Кроме того, они, эти парни, еще могут уйти.

– Но не уйдут? – уточнила я.

– Чтобы, в том числе, и ты сегодня спокойно спала, они не уйдут.

Глава 6. Таша. День 2

Мне предоставили спальное место в доме бабушки Нани, на втором этаже в конусовидной комнате-чердаке, точной копии спальни, в которой я проснулась вчера, только намного меньше и заваленной рулонами ткани, разной утварью и сушеными растениями. Полумрак, витающие в воздухе и видимые в свете ламп пылинки, духота и немного затхлый запах создавали ощущение, что меня сюда спрятали, как подаренного на день рождения хомячка, с которым пока не знают, что делать.

Хотя мне и пояснили, что других спальных мест просто нет, и мы болтали с доктором Уррсим до глубокой ночи на кухне, все равно последним, что я ощущала перед тем, как упасть в сон, было съедающее одиночество. Большую спальню заняла сама доктор из-за большей освещенности комнаты. Наверное, все дело в том, что в нижней комнате свет лил из двух огромных окон с самого раннего утра, а верхняя комнатка была оборудована лишь крошечным круглым стеклом на самой вершине крыши конуса.

Как рассказала бабушка Нани, в ходе эволюции, еще пару миллионов лет назад, на коже людей этой Вселенной стал появляться слой бархатистых биохлоропластов. Они усиливают защитные свойства кожи, делая ее более стройкой к внешним повреждениям, проникновению жгучих веществ, и одновременно, при условии обеспечения тела солнечным светом, дают организму энергию, позволяя дольше обходиться без пищи.

Перед сном, отход к которому у таких зависимых от солнца людей, не оборудовавших дома электричеством, происходит достаточно рано, мне предложили принять душ, существующий здесь только благодаря глубоким знаниям местных жителей в области физики. Поскольку и гидростанций здесь нет.

Душ был общий и холодный, освещающийся свечами, что принесли с собой желающие освежиться горожане, благодаря чему неровные стены общественной купальни принимали еще более причудливые очертания и, казалось, дышали. Вода текла из металлических кранов без остановки, и меня преследовало ощущение запретности, будто приходилось принимать душ в фонтане. Но, обрадованная тем, что вода здесь вообще есть, и мне не пришлось плавать голышом в реке, я быстро и воодушевленно ополоснулась под нагретой летним солнцем водой. С непривычки залила водой несколько свечей и убежала в дом, где меня уже ждала необъятная постель. Уснула я почти моментально, едва голова коснулась подушки, раза в два больше той, на которой я спала обычно.

Разбудили меня очень рано. Доктор Уррсим, шумно поднявшаяся в бывшую моей на одну ночь комнату, ловким движением в прыжке ухватилась за свисавшую с потолка веревку и раскрыла крышу своего дома, как цветок. Составлявшие купол над головой части здания разошлись на восемь лепестков и запустили утреннее жаркое, но еще не такое опасное солнце в дом. Тут же стало видно, что это не просто способ шокировать человека, что мог остаться здесь ночевать и решить спать обнаженным, но еще и хитрая инженерная задумка. На стенах комнаты были развешаны зеркала, передававшие лучи солнца друг другу, и дальше, в комнаты первого этажа. У основания противоположной от лестницы стены в полу оказалось отверстие, небольшое для хозяйки дома, но достаточное для того, чтобы я ночью аккурат провалилась и улетела вниз. Через это отверстие направленный зеркалами свет доходил до того самого кухонного стола, за которым вчера состоялось вечернее семейное собрание, и создавал непередаваемое ощущение освещенности столбом света, подсвечивающим каждую витающую пылинку. Я была одновременно впечатлена и увиденным, и тем, что меня никто не предупредил о перспективе сломать шею, рухнув со второго этажа в предназначенное для света отверстие.

После, по словам бабушки Нани, быстрого и простого завтрака, состоявшего из оладий с медом, заправленной йогуртом овсяной каши с клубникой и жаренных куриных крылышек с воздушных свежим хлебом, благодаря своей долгожданности казавшимся самым вкусным за всю мою жизнь, у меня была пара минут, чтобы привести себя в порядок перед дорогой.

Я умылась прохладной водой из таза, в котором плавали цветы лилии и были намешаны эфирные масла. Любезно предоставленной плоской деревянной расческой, которые я всегда ненавидела, я с большим трудом распутала волосы на голове и завязала их лентой в высокий хвост. Лишенное косметики и от того казавшееся мне несуразным и простоватым лицо грустно смотрело на меня из зеркала, но тушь и тональный крем мне никто не предложил, да я не уверена, что зеленый оттенок, которым в нашем мире скрывают красные пятна, достаточно скрыл бы мою чуждость этой Вселенной. В любом случае, я буду казаться всем странной, нелепой и некрасивой, так что черные глаза и чуть более ровные щеки ситуацию не спасут.

Первый раз я не просто не знала, что мне взять с собой, у меня попросту ничего не было, кроме того голубого платья, любезно надетого на мое бесчувственное тело и слегка загрязнившееся от вчерашнего карабканья на крышу. Нет даже обуви. Я с ужасом представила, как буду задерживать всю группу своими страдания по поводу того, что ногам колется, и, собрав волю в кулак, решила попросить какую-нибудь ткань покрепче, чтобы обернуть ноги, с обещанием обязательно ткань вернуть. Обещанием, которое исполнить я не в силах.

Я вышла из дома и прошлась по мягкой траве, устилавшей все пространство вокруг. Не прошло и пары минут, как подошли Моэр и Лист и, о чудо, протянули мне пару сапог из мягкой кожи, искусно сшитую крупными нитками. На носках были выжжены пятна, как у жирафа. Также я получила широкополую шляпу с завязками и огромную сумку, полную разных вещей и, по ощущениям, желающую, чтобы с места я никуда не сдвинулась.

– Добх'ого солнца, Таша, – первый раз улыбнулась мне Лист.